Аниото. Проклятие луны (СИ) - Дронова Анастасия

Открыла рот, чтобы напомнить свое имя, но она меня опередила.

— Николь… — спокойным, чуть усталым голосом произнесла она. — Пришла вернуть книгу?

Наталья Александровна потянулась к нижнему ящику и принялась пальцами перебирать карточки посетителей, в поисках моей.

— Нет, что Вы! — замахала руками, содрогаясь при мысли сколько я бы сейчас была должна, если бы не вернула «Вредные Советы», учитывая повышение тарифов за прошедшие годы.

— Хочешь взять что-то почитать? — не отрываясь от своего занятия осведомилась старушка.

— Ну… — обвела взглядом каталог, выстроившиеся у левой стены. Я не шла сюда с какой-то целью, но… — А есть ли что-нибудь про… Марену?

— Про Славянскую Богиню Зимы и Смерти? — на стол шлепнулась библиотечная карточка с моим именем. В глазах пожилой женщины мелькнул интерес. — Я думала, ваше поколение интересуют Моргенштерн, Бузова и прочие тунеядцы…

В удивление открыла рот. Не думала, что она знает хоть кого-то из популярных селебрити…

— Погоди-ка… Была у меня одна книга… — проигнорировав ламповый компьютер, вряд ли вообще работающий, Наталья Александровна прошла вглубь длинных стеллажей книг.

Казалось, прошло минут 15 не меньше, как передо мной оказалась книга «Женские Божества Славян». Потертая, невзрачная, в зеленой обложке, с вдавленными вокруг истертого названия символами.

Энтузиазм, всколыхнувшийся во мне, почти погас, пока я не выхватила взглядом знакомый знак — крест, лежащий на боку, с перечеркнутыми лучами. В голове вспыхнул смазанный образ — защитный амулет, покачивающийся на весу в окружении снежинок. Его тут же сменил другой обрывок из воспоминания: закрученные в спираль символы, а в центре багрянцем выведенный знак Мары на истертом камне.

Резко распахнула глаза.

А что, если…? Я знаю, где искать!

Правило 22. Прежде чем навестить бабушку, позвони. Вдруг в засаде засел волк в чепчике?

— Ника, зачем тебе к бабушке? — мама обеспокоенно наблюдала за тем, как я поспешно скидывала вещи в сумку, чтобы успеть на пятичасовой рейс до Бронзовска. — Уже суббота, а в Понедельник тебе на учебу.

Семь дней.

Семь дней Влад не брал трубку и не появлялся в университете.

А я за эти семь дней так и не смогла ему сообщить, что, кажется, нащупала что-то важное.

Поэтому я решила взять все в свои руки. Сама все сделаю — и тогда точно успокоюсь.

Фырк недовольного носорога послышался позади меня, справа от полки, что украшала стену над компьютерным столом. Папа молчал, сложив руку на груди. Едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Все знают, что не стоит дразнить разъяренного быка красной тряпкой.

Мама все-таки смогла его уговорить не промывать мне мозг ненужными нравоучениями. Мне далеко не 11 лет, да и с Владом у нас ничего не было. От осознания последнего неприятно защемило в груди. Ничего не было — а я как дура мечусь в поисках призрачного шанса на избавление его от проклятия. Нет ведь никаких гарантий, что в той ловушке, в которую мы по глупости с Файтовым угодили, я смогу, если не найти таинственный амулет из сна, то хотя бы обнаружить подсказку, где его искать. Я была твердо уверена лишь в одном — этот амулет поможет. Должен. Иначе никак. Других вариантов просто нет.

Мама рядом тяжело вздохнула, продолжая крутить в руках мою голубую свинью-копилку. Она все еще ждала ответа, пока я вихрем носилась по комнате, параллельно обдумывая план действий.

Повернулась к маме, забирая из напряженных пальцев керамическую статуэтку — специально покупала без откручивающейся пробки: жалко разбить и деньги просто так не вынуть. Поставила свинью обратно на тумбочку около дивана, и, улыбнувшись, посмотрела прямо в обеспокоенные глаза мамы.

— Мам, я забыла у нее конспект с моим летним заданием по «Психодиагностике». Я физически не смогу его сделать за полтора дня. Проще съездить и забрать. Завтра к обеду вернусь, — ободряюще стиснула ее пальцы в своих ладонях.

— А с интернета скачать? — в голосе мамы почти слышалась надежда. Она не хотела меня отпускать, словно на каком-то другом уровне чувствовала мою ложь.

— Василия Исааковича не проведешь, — снова улыбнулась я. Мне даже не пришлось выдавливать из себя улыбку: предвкушение близости к развязке все этой истории будоражило чувства. Если я смогу отыскать амулет — все будет кончено.

И с Владом меня больше ничего не будет связывать…

Улыбка тут же потухла.

— Что такое? — встревожилась мама, вглядываясь в мое лицо.

— Ничего, — уголки губ слабо дернулись. Теперь я совсем не рада была тому, что, возможно, скоро все закончится… — Просто вы только приехали, а я…

Нет, я не буду скучать по превращениям Влада, ведь знаю, как его все это гнетет… и пугает. Только вот… Как только его жизнь придет в норму — необходимость в моей помощи отпадет. Файтову больше не нужно будет строить из себя друга и…

«Ты кажешься мне особенной. Не такой, как остальные…»

«Чем больше я в тебя влюбляюсь…»

Потерла щеки, сгоняя нахлынувший жар и тряхнула головой. Правда, этого и не нужно было делать. Конец прозвучавшей вчера фразы и без этого успешно отрезвил.

«… тем сильнее зверь внутри меня хочет разорвать тебя…»

Нет. Я должна помочь ему, даже если это снова выроет канаву между нами шириной в несколько километров. Не только ради него, но и ради себя.

Сжав губы, решительно кивнула.

Мама, наблюдая мою внутреннюю борьбу, но не зная конкретной причины, логично решила, что несуществующая забытая в Бронзовске работа для меня сейчас просто жизненно необходима.

— Езжай, если нужно, — мама легонько коснулась моей щеки, заставляя поднять на нее взгляд. В ее чистых голубых глазах плескалась тревога — едва уловимая, будто сердце подсказывало ей нечто такое, чего не мог разглядеть разум. Но все же она улыбнулась — неумело маскируя свои чувства — тоненькая складка между темных аккуратных бровей никуда не делась.

Кивнула — ком, застрявший в горле помешал сказать что-нибудь внятное и вразумительное — подхватила сумку и повернулась к папе. Он выглядел как жертва Медузы Горгоны — лицо каменное, с застывшим выражением недовольства и глухого протеста. Не понятно, на что был направлен его гнев — на мой такой нелепый и поспешный отъезд или он все еще злился из-за ситуации с Владом и то, что его поучительную праведную лекцию задушили в зародыше.

— Пап… — осторожно протянула я, внимательно следя за его реакцией, буквально прощупывая воздух вокруг него, словно солдат, неуверенно трогающий землю носком сапога, в страхе наступить на мину. А ведь так и было. Одно неправильно подобранное слово — и «БА-БАХ!». Взрыва не избежать.

Папа посмотрел на меня все так же хмуро, только челюсть с тяжелым подбородком стала мягче и желваки потеряли свой жесткий абрис. Решила, что это хороший знак, и продолжила:

— Пап, у меня с Файтовым ничего не было. Клянусь. Он… — «тараканов травил» — хотела ляпнуть уже знакомую отговорку, но запнулась. Надо что-то посущественнее. Чтобы даже заледеневшее в суровой военной атмосфере папино сердце растаяло — нас с мамой он, конечно, любил и показывал это, но к другим часто относился с агрессивной настороженностью. Особенно если это были мужчины, не состоявшие с нами в родстве. — Его ограбили, — Мама охнула, папа округлил глаза. А я лишь пожала плечами.

А что? Почти и не ложь… Ян ведь и правда вломился к Владу домой…

— Я приютила его всего на один… — внутри аж екнуло от такой жирной и толстой неправды, поэтому немножко исправилась: — На три дня. Пока он разбирался с последствиями. Менял замки, писал заявления, чинил окна…

Бегала глазами по корешкам книг на полке, пока папа внимательно слушал придуманный в процессе разговора рассказ. Я могла себя утешить в одном. О главном я не соврала — Влад со мной не жил. По крайней мере, не в том смысле, о котором подумал папа.

— Ладно, — ответил он, с каким-то странным полувздохом-полурыком. Как будто мама, оставшаяся стоять позади меня, посылала ему невербальные сигналы не усугублять ситуацию.