Стрелы Перуна - Пономарев Станислав Александрович

— Почему ты думаешь, что Ингвард не добьется славы и богатства?

— Честь воина он уже потерял. Разве умный стал бы связываться с этим исполином Святичем — телохранителем самого короля россов?

— Но он же оскорбил Ингварда!

— Ну и что? Умный всегда найдет способ помириться со своим врагом, не теряя чести. А по истечении времени можно заколоть обидчика кинжалом или угостить ядом. Вот путь, достойный настоящего конунга! Вот путь к богатству!

— Что-о?! — изумился Ольгерд. — Да тебе надо было родиться мужчиной! Я верю, тогда ты скоро сумела бы достичь желаемого.

— Ты угадал, отец. Если бы я была мужчиной, то стала бы достойной тебя. Но и как женщина я сумею достигнуть многого.

Я не был тогда в Киев-бурге. Что произошло на судном поединке между Ингвардом и телохранителем Святослава?

— Ничего не произошло. Росс даже не острием, а древком копья как дубиной ударил несчастного ярла. Тот вылетел из седла и упал на землю с двумя сломанными ребрами. Ну не дурак ли? И ты, отец, прочишь его мне в мужья. Да он через год оставит меня вдовой в последнем прохудившемся платье.

— Я не неволю тебя. Поступай, как знаешь. Но верен ли твой выбор?

— Посмотри, отец. — Альбида развела пальцы левой руки: на каждом сверкали золотые или серебряные перстни с крупными самоцветами. — За каждый из них можно купить от трех до десяти боевых коней. Вот за это кольцо купец из Царьграда предлагал мне двадцать локтей парчи. А за это русский ярл Ядрей давал дракар. Все это богатство подарил мне Летко, и казна его не иссякла. Разве конь твой, отец, не подарок Летки? И этот чудо-конь не последний в его табуне. Кто ведет сейчас войско на булгар? Летко! Что привезет себе из этого похода Ингвард, я не знаю. Но слава моего избранника удвоится вместе с его богатствами, в этом я не сомневаюсь.

— Может быть, ты и права, — согласился Ольгерд, поражаясь острому уму своей дочери. — Я не буду возражать, если ты примешь предложение Летки и станешь его женой.

— Я сегодня же, как только дружина высадится на берег, скажу ему об этом.

— Но нельзя же играть свадьбу в походе!

— С этим успеется. Мы просто при всех обменяемся кольцами и свяжем друг друга клятвой...

Перед заходом солнца флотилия из полутора сотен легких боевых ладей-однодеревок пристала к левому берегу Сейма на виду небольшой крепости Путищи: твердыня издревле прикрывала Русь от набегов кочевых племен — кара-алан, баяндеров и буртасов. Но самым опасным врагом всегда были хазары!

Застава из двухсот богатырей с семьями и поселянами встретила киевлян приветственными кликами. Чуть ли не половина воинов и сторонников сразу стали проситься в поход.

— Лодии у нас свои есть, — говорил воеводе-тысяцкому кряжистый беловолосый богатырь. — Возьми нас! Мы весь путь аж до Булгар-града проведали и переволок в реку Оку покажем. Опять же, там тебе с вятичами говорить надобно, а они данники хакана козарского. С нами сподручнее будет. В Вятической земле много наших родичей живет.

— А как же дозор чуть ли не вдвое ослабить? А ежели...

— Да на нас, окромя воев князя Харука, никто не налезал. И те уж два лета смирно сидят. Заколодели мы тута без доброго дела ратного. И то сказано, нонче князь Харук миром с нами на Булгар-град поспешает.

— Откуда весть? — встревожился Летко Волчий Хвост.

— Да не бойсь. У нас и средь козар родичи есть. Ведь рядом живем: то мечами бренчим, то бражничаем вместе.

— Ну коли так, соберите мне дружину из сотни воев. Да штоб покрепше робята были!

— Ай спасибо, воевода! Удружил! Не бойсь, жалеть о сем не будешь!

— Как звать-величать тебя? —спросил Летко ходатая.

— Чага Сыч. А ча?

— Вот ты и будешь, Чага Сыч, сотским дружины охочей.

— Што ты, воевода! У нас, чать, и постарше меня пасынки найдутся. Из сотских...

— Яз слова своего не меняю! Собирай воев, и штоб к утру все оружные при лодиях были!

— Дай тебе Перун чести и славы! Все сполню, как велишь. И воев нонче ж исполчу.

— Пойдешь со своими в передовой стороже. Все! Покличь мне старшого вашего...

Вскоре к Летке подошел угрюмый косолапый воин. Всей статью своей богатырь походил на лешего вперемешку с медведем. И голос у него был низкий, утробный.

— Пошто звал? — обратился он к тысяцкому без всякого почтения.

— Ты кто таков? — изумился киевский витязь.

— Дак-ка... воевода тутошный. Сохотой кличут. — Нечто отдаленно похожее на улыбку проступило на волосатом лице начальника сторожи.

Летко протянул ему руку для приветствия и охнул от могучего пожатия.

— Ну и силен же ты, брат Сохота, — покачал он головой. — Как живешь во славу Руси?

— Здрав буди, болярин. Живем, —   неопределенно пояснил зверовидный богатырь.

«Таков, видать, и Соловей-разбойник!» — невольно пришло в голову Летке. Вслух же он спросил:

— А не найдется ли у тебя, Сохота, добрая горница для князя варяжского и дочери его?

— Отчего ж не найтись. Найдется. У нас избы просторные, из ели рубленные. А тесно будет, дак в амбаре можно постелить. Он нонче пустой, а дух в нем легкий, хлебный остался.

— Ну веди куда-нито.

— Пошли...

Помещения Летке понравились. Варяги заняли горницу Сохоты. Воевода с сотским Миной, Чернем и Бряз-гой — ближайшими своими помощниками — решили ночевать в амбаре. Сюда же Летко пригласил отужинать Ольгерда, его дочь и ярла Олава. Колеблющийся свет масляных плошек отбрасывал огромные тени на бревенчатые стены, и пирующие были похожи на заговорщиков. Сохота на славу угостил киевлян и варягов. Летко, в еде и питье воздержанный, в присутствии Альбиды робел и почти не прикоснулся к лесным яствам.

Недавно на привале он отозвал красавицу на пустынный берег и смятенно признался ей в любви. Альбида сразу перестала смеяться, что она делала всегда в присутствии Летки, и непривычно серьезно обещала подумать. Прошло три дня, но княжна так ничего и не ответила влюбленному руссу. Теперь при встрече она уже не шутила над ним. Альбида вдруг стала строгой и задумчивой. Витязь старался не попадаться ей на глаза, однако сердце его горело огнем, а мысль летела к ней и не давала ни сна ни покоя.

Сегодня, во время трапезы, он несколько раз украдкой ловил ее робкий взгляд и краснел чаще, чем от некогда беспечно звенящего смеха.

После трапезы варяги ушли к себе. За ними вышел и веселый сотский Мина.

— Пойду, дозор проверю, — сказал он, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Што-то сон нейдет.

— Иди, —  откликнулся мрачный Летко. —  Отыщи там Чагу Сыча и скажи ему, пускай он свой конный дозор спошлет в сторону Дикого Поля. Они тутошные и дело свое знают.

— Добро. Передам...

Летко Волчий Хвост, подавленный тяжкими мыслями и томлением по прекрасной Альбиде, лежал в темноте с открытыми глазами, а сон его витал где-то за тридевять земель.

Сотский Мина вернулся неожиданно скоро, прошелестел соломой в сторону начальника. Летко чертыхнулся про себя, но промолчал: говорить ни с кем не хотелось. Мина пододвинулся и шепотом, чтобы не разбудить Череня и Брязгу, сказал весело, со смешком:

— Иди. Зовет.

— Кто? — встрепенулся Летко.

— Тише ты! Кто, кто? Она. Альбида то есть.

Влюбленный витязь стрелой вылетел в звездную ночь.

Он сразу увидел ее. Он шагнул к ней и встал, не в силах от волнения вымолвить хоть одно слово.

— Что ж ты молчишь, храбрый и мужественный воин? — спросила Альбида грустно.

— Яз все сказал тебе в прошлый раз. — Голос Летки пресекался от волнения.

— Женщины хотят, чтобы им всегда говорили о любви. Нежное повторение никогда не надоедает нам.

— О-о Перун! Как яз могу говорить о сем, ежели мои горячие слова не доходят до твоего северного сердца? Яз ли не люблю тебя! Да яз готов все плоды земные сложить к твоим ногам! Прикажи, и яз сброшу месяц с небес и сделаю из него для тебя царскую корону! — Летко на миг захлебнулся кипящим чувством, потом продолжил с безнадежной грустью: — Но што ты можешь ответить мне? Наверное, пожелаешь в угоду холодному сердцу своему, штоб яз на меч бросился и тем только избавил себя от страданий!