Дворец для сероглазого принца - Татьяна Тронина

«А может быть, Нелли с Германом вовсе и не собираются убивать моего сына! – пришла ей в голову другая мысль. – А что, если они только хотят напугать меня? Просто заставить поволноваться... Фаина сказала – не всякий отважится отнять у другого человека жизнь. Тем более – у ребенка! Нелли с Германом не могут быть такими извергами, они просто хотят меня напугать!»

Катя тихо засмеялась.

А потом, совсем некстати, вспомнила, как они зимой были с Алексеем в квартире у Петренко, что на Рождественском бульваре. Петренко дал им ключи. Они с Алешей пили вино, смеялись. Теперь то далекое свидание показалось Кате сном! Она еще тогда пролила немного вина на ковер.

– Как кровь... – прошептала Катя, сжимая ледяные руки. – Вино на ковре было похоже на кровь! Именно тогда у меня возникло странное предчувствие... Это был знак!

Она заплакала, но быстро взяла себя в руки.

Села с ногами в широкое кожаное кресло. Рядом, на изящном журнальном столике, стоял городской телефон. Возле него – Катин сотовый. Она обещала Ганину быть на связи. Гриша Ганин поможет. Гриша Ганин тоже любит своего сына и не хочет, чтобы с ним что-то случилось...

Катя закрыла глаза, и перед ее глазами возник сын.

Он такой светлый! Он весь точно из света, как ангел, – глаза, волосы, кожа. Помнится, первое время его в школе даже дразнили «альбиносом»! Но он был просто светловолосый и светлоглазый мальчишка – весь в отца.

Давным-давно, около двенадцати лет назад, Катя узнала, что ждет ребенка. Как она тогда перепугалась! У нее даже возникла мысль – избавиться от него, избавиться от всякого напоминания о Григории Ганине...

Но она не стала этого делать. По одной простой причине – едва только закончился приступ панического страха, она поняла, что уже любит своего ребенка. И потому сразу же, легко и радостно, смирилась с тем, что он будет! Алевтина Викторовна была в ужасе: «Как же так – одна, без мужа, без денег, безо всего!» Тетки тоже пророчили всякие беды. Баба Лиза сочувственно поджимала губы. Но Кате было уже все равно.

А потом родился ее мальчик.

Первое время, когда он был маленьким, она часто вспоминала Ганина. Как жаль, что они оказались такими разными людьми! В народе это называется – не сошлись характерами... Иногда она представляла, что было бы, если бы Ганин никуда не уезжал. Жили бы они тогда вместе? Раньше Катя была абсолютно и стопроцентно уверена – нет, никогда. А теперь, когда узнала, что Григорий Ганин не такой уж черствый сухарь и сын ему все-таки нужен, она начала сомневаться. Интересно, почему Ганин так изменился? Или он не менялся, а дело было в том, что Катя недостаточно хорошо знала его... И он сам себя тоже не знал!

«Надо было оставить ему Мику! – с запоздалым раскаянием решила она. – Я – плохая мать. Да, плохая. Я кругом виновата. Бедная девочка Поля, зачем ты решила уйти из жизни? Пожалуйста, прости меня!»

Катя была уже в каком-то исступлении, близком к помешательству.

В этот момент раздался звонок в дверь. Точно вихрь, она сорвалась с места, побежала открывать.

Пришел человек от Ганина, из милиции. Катя даже не услышала его имени, когда он представился. Он задал ей еще несколько вопросов и ушел. На ее вопросы отвечать не стал, только бросил коротко: «Мы ищем вашего мальчика».

Потом позвонил сам Ганин и сказал, что машина Нелли в гараже.

– Нашли? – закричала Катя.

– Нет! – с раздражением сказал он. – Это значит, что они уехали на какой-то другой машине.

– Ганин, не кричи на меня! – задыхаясь, прошептала она.

– Я не кричу, а просто громко говорю... – ответил он более спокойно. – Ты, пожалуйста, не волнуйся – все будет хорошо!

Прошел еще час мучительного ожидания. Снова раздался звонок в дверь: вернулся Ганин. Катя ахнула, когда увидела его, – кажется, он постарел лет на десять.

– Ну! – нетерпеливо воскликнула она.

– Пока ищут...

Он коротко рассказал ей, как обстоят дела, в какой стадии находится расследование.

– Алексея нашли? Что он сказал?

– Еле нашли... Он, оказывается, жил не дома.

– Да? А где же?

– У товарища своего, где-то в центре...

– Наверное, у Петренко, – догадалась Катя.

– Да... Он находился практически в невменяемом состоянии.

– Кто, Петренко?..

– Да нет же, Алексей Караваев твой, вот кто! Пил, не просыхая, целый месяц – с тех самых пор, как похоронил дочь. Ничего не знает, ничего не видел, толку от него никакого...

– А я думала... – прошептала Катя. – Послушай, Ганин...

– Что?

– Если с Микой что-то случится, я не знаю... я тогда умру.

– Перестань! – со злостью воскликнул он и затряс ее за плечи. – Немедленно прекрати, слышишь!

Она заплакала. Даже не заплакала – а тихонько заскулила, как побитая собака.

– Катя, не надо!

Он обнял ее, тесно прижал к себе.

В последний раз он обнимал ее двенадцать лет назад.

Он обнял ее.

Ну надо же было ее как-то утешить! Хотя Ганин прекрасно понимал, что ее сейчас никак не утешить.

– Ганин, мне так страшно... – тоскливо пожаловалась она и положила ему голову на плечо.

– Все будет хорошо, – бормотал он, укачивая ее, точно ребенка. – Катя, Катя, Катенька...

Она плакала. Она так плакала, что покрылась легкой испариной – ладони Ганина, лежавшие на ее спине, почувствовали теплоту и горячую влажность ее тела, пробивавшуюся сквозь тонкий свитер.

Он уткнулся носом в ее шею... и тут с ним произошло нечто странное, сродни тому откровению, которое случилось с ним, когда он впервые понял, что Мика – его сын.

Он вдруг уловил и вспомнил тот тонкий и нежный запах, который шел от Катиного плеча – там, где оно переходило в шею. Тонкий и нежный, не похожий ни на что на свете. Он пробивался сквозь плотную броню лосьонов, кремов, дезодорантов, духов, которыми так любят пользоваться женщины. Запах неведомых цветов? Земли и травы? Далекого леса, облаков? Снега на горных вершинах?..

Ганин снова попытался классифицировать его, этот слабый и тонкий аромат Катиной кожи, но так и не смог. Как и тогда, много лет назад, когда они были вместе и встречали рассвет в объятиях друг друга...

Это воспоминание, узнавание было как удар молнии.

Столько лет он прожил без этой женщины, почти забыв о ней, а теперь она вдруг пришла и заставила думать о себе.

Он и ненавидел ее так потому, что она забирала его всего, целиком, и не давала вырваться. Любовь к ней – как кандалы. В одно мгновение все чувства, давние и свежие, сиюминутные, промелькнули в нем, и Ганин не выдержал – короткий стон вырвался из его груди. Неожиданное открытие никакой радости в нем не вызвало. Тем более – в свете происходящего.

– Ну же, держись! – он встряхнул Катю. Отстранился. Посмотрел ей в лицо.