Разум и чувство - Джейн Остен

Сестры Дэшвуд провели в Лондоне уже больше двух месяцев, и Марианна с нетерпением ждала возвращения домой. Она тосковала по чистому воздуху, деревенской тишине и свободе. Она вбила себе в голову, что если и сможет найти желанный покой, то в единственном месте на земле – в Бартоне. Элинор стремилась домой ничуть не меньше сестры и отказывалась назначить отъезд на завтра только потому, что помнила о тяготах долгого пути, о которых Марианна не желала и думать. Однако она начала серьезно обдумывать возможность отъезда и даже однажды завела об этом разговор с миссис Дженнингс, которая употребила все свое красноречие, чтобы заставить Элинор отказаться от этой мысли. Вскоре после этого у Элинор возник план, который показался ей достаточно разумным, хотя и означал, что домой сестры попадут не сразу, а лишь спустя несколько недель. В конце марта Палмеры отправлялись в Кливленд, чтобы провести там Пасхальную неделю. Шарлотта настойчиво приглашала миссис Дженнингс и сестер Дэшвуд поехать с ними. Элинор наверняка сочла бы неприличным принять ее приглашение, если бы к нему также не присоединился и мистер Палмер, который, после того как стало известно о горестях Марианны, стал проявлять значительно больше внимания к обеим сестрам, чем прежде. Поэтому Элинор с благодарностью согласилась.

Когда же она сообщила о своих планах Марианне, та категорически отказалась ехать.

– Кливленд! – вскричала она, моментально придя в неописуемое волнение. – Нет, нет и еще раз нет. В Кливленд я не могу ехать.

– Не забывай, – мягко улыбнулась Элинор, – что Кливленд расположен вовсе не там… Ну, я имею в виду, он довольно далеко от…

– Однако он в Сомерсетшире! Я не в силах поехать туда… И ты не можешь требовать от меня такой жертвы.

Элинор не стала настаивать и уже в который раз объяснять, что эмоции все-таки следует в конце концов побороть. Она лишь попыталась возбудить другие, которые оказались бы сильнее первых. Поэтому она спокойно изложила свой план, представив его как самый удобный и надежный способ осуществить ее желание вернуться домой к маме, причем даже без особой задержки. От Кливленда, расположенного в нескольких милях от Бристоля, до Бартона был всего лишь день пути, хотя и полный день. Мать вполне могла отправить за ними слугу, который мог бы сопровождать их оттуда домой. А поскольку больше чем на неделю им в Кливленде задерживаться незачем, они попадут домой не более чем через три недели с небольшим. А поскольку чувства Марианны к матери всегда отличались искренностью и пылкостью, они без особого труда возобладали над воображаемыми страхами.

Миссис Дженнингс еще не успели надоесть ее молодые гостьи, поэтому она постоянно и настойчиво уговаривала их вернуться вместе с ней из Кливленда в Лондон. Элинор, хотя и была ей искренне признательна за доброе отношение, не изменила своих намерений. Вскоре сестры получили согласие матери на это путешествие, и таким образом все затруднения, связанные с их возвращением домой, оказались улаженными. Марианна успокоилась и начала подсчитывать часы, отделявшие ее от Бартона.

– Ах, полковник! Даже не знаю, что мы с вами будем делать без милых сестричек Дэшвуд! – воскликнула миссис Дженнингс, едва завидев его на пороге своего дома, когда он пришел с очередным визитом. – Как я их ни уговаривала, но они решили от Палмеров ехать домой. Когда я вернусь, мы с вами окажемся в одиночестве. Будем сидеть и смотреть друг на друга, как две сонные кошки.

Судя по всему, миссис Дженнингс, рисуя столь безотрадную картину грядущего, надеялась подтолкнуть полковника к решительному объяснению, которое избавило бы его от не слишком радостной судьбы. Если это было так, вскоре у нее могла появиться вполне обоснованная уверенность, что она добилась своей цели. Как только Элинор отошла к окну, где ей было удобно снять размеры гравюры, которую она собиралась скопировать, полковник отправился за ней и в течение нескольких минут что-то серьезно говорил. От миссис Дженнингс не ускользнуло, что его слова несомненно произвели на Элинор впечатление, хотя почтенная дама, разумеется, не унизилась до того, чтобы подслушивать. Она даже пересела поближе к игравшей на фортепьяно Марианне. Тем не менее было невозможно не заметить, что Элинор изменилась в лице, слушала полковника с большим вниманием и даже отложила свое занятие. Надежды миссис Дженнингс еще более укрепились, когда музыка на несколько секунд смолкла и до нее донесся обрывок фразы полковника, который, по всей вероятности, извинялся, что его дом недостаточно хорош. Разве нужны еще доказательства? Миссис Дженнингс, правда, немного удивилась подобным извинениям, но решила, что это всего лишь обычная формальность. Ответ Элинор заглушила музыка, но, судя по всему, ее не слишком обеспокоило состояние дома. Миссис Дженнингс мысленно похвалила разумную девушку. Разговор продолжался, но из-за музыки больше ничего не было слышно. И только когда Марианна вновь сделала паузу, в гостиной ясно прозвучал спокойный голос полковника:

– Только боюсь, это сможет произойти не слишком скоро.

Изумленная, даже возмущенная спокойствием и холодностью влюбленного, миссис Дженнингс едва удержалась, чтобы не воскликнуть: «Помилуйте, да что же вам мешает?» Однако она вовремя спохватилась и промолчала. Мысль о том, что полковнику лучше бы поторопиться, потому что он вовсе не молодеет, она благоразумно оставила при себе.

Впрочем, предполагаемая отсрочка вроде бы не оскорбила его собеседницу. Миссис Дженнингс удалось расслышать произнесенную Элинор фразу, причем в ее голосе несомненно звучало истинное чувство:

– Я всегда буду считать себя в долгу перед вами.

Миссис Дженнингс пришла в полный восторг и никак не могла понять лишь одного: как полковник, выслушав столь лестное для него признание, нашел в себе силы сохранить полнейшую невозмутимость и почти сразу же откланяться, ничего не ответив Элинор. Ей бы никогда и в голову не пришло, что ее старинный друг в роли жениха окажется столь бесчувственным.

На самом деле разговор был вот о чем.

– До меня дошли слухи, – с глубоким и неподдельным сочувствием сказал полковник, – как несправедливо и бессердечно обошлись родственники с вашим молодым другом мистером Феррарсом. Я слышал, что они отреклись от него за то, что он отказался разорвать помолвку с весьма достойной, хотя и бедной девушкой. Это правда?

Элинор ничего не оставалось, как только ответить утвердительно.

– Как все-таки жестоко могут поступать люди, причем по отношению к своим близким! Ну зачем, скажите, разлучать, ну, или пытаться разлучить молодых людей, связанных давним, испытанным чувством. Миссис Феррарс не желает понимать, что тем самым может толкнуть своего сына на крайности. Я несколько раз встречал этого юношу на Харли-стрит, и он мне очень понравился. Конечно, невозможно узнать человека близко за столь короткий срок, однако я познакомился с ним достаточно, чтобы пожелать ему счастья… и уж тем более как вашему другу. Я слышал, он собирается принять сан. Окажите любезность, передайте ему, что, как мне стало известно из утренней почты, освободился Делафордский приход. Ваш друг может получить его, если сочтет подходящим для себя. Впрочем, в последнем, принимая во внимание обстоятельства, в которых он оказался, скорее всего, сомневаться не приходится. К моему глубокому сожалению, приход далеко не богат. Он невелик и приносит всего лишь около двухсот фунтов в год. Со временем, вероятнее всего, доходы можно будет немного увеличить, однако не настолько, чтобы хватило на беззаботную жизнь. Тем не менее, если мистеру Феррарсу мое предложение покажется заманчивым, я буду чрезвычайно рад оказать ему эту услугу. Не сочтите за труд, передайте ему это, я вас очень прошу.

Удивление, которое испытала Элинор, выслушав это предложение, вероятно, было бы ненамного больше, если бы он и в самом деле предложил ей руку и сердце. Только два дня назад она не сомневалась, что Эдварду придется долгие годы прозябать в младших священниках, и вот вопрос решился достаточно привлекательным для него образом. Ему предлагают собственный приход, а значит, и возможность обзавестись семьей. И чем иным, кроме злой насмешки судьбы, можно посчитать то, что ей – именно ей предлагают сообщить ему столь приятную новость. Миссис Дженнингс попала в точку, угадав, какое чувство овладело Элинор, только ошибочно приписала его неверной причине. Конечно, на душе Элинор не было светло и радостно, однако ее уважение к полковнику, благодарность за его добросердечие и дружбу многократно возросли, и она не замедлила выразить свои чувства искренне и пылко. От души поблагодарив доброго друга, она отозвалась о нравственных устоях Эдварда с той похвалой, которой они, по ее убеждению, заслуживали, и обещала с удовольствием исполнить его просьбу, если он не желает взять эту приятную обязанность на себя. Однако она позволила себе высказать мнение, что лучше всех с этим справился бы сам полковник. Иными словами, она безусловно предпочла бы уклониться от возложенной на нее миссии, стремясь избавить Эдварда от боли, которую он не мог не почувствовать, услышав новость именно из ее уст. Полковник Брэндон также всячески желал избежать прямого разговора и снова попросил ее исполнить роль посредницы, причем с такой настойчивостью, что у нее не хватило силы отказать. Элинор было известно, что Эдвард находится в Лондоне, а мисс Стил намеренно или же случайно сообщила ей его адрес. Поэтому она полагала, что сумеет исполнить поручение в тот же день. Затем полковник сообщил, что рад обзавестись таким приятным соседом, и вот тут-то выразил сожаление, что его дом несколько запущен. Элинор, как и заметила миссис Дженнингс, не придала последнему замечанию никакого значения, во всяком случае ее не смутили размеры дома.