Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне! - Вадим Николаев

– Не спорю, что Ярославец был негодяй, – признал Мстислав. – Но почему ты должен становиться на одну доску с негодяем, опускаясь на его уровень? Судил бы тогда его за те преступления, в которых обличаешь.

– Потому что иначе нельзя, – твердо сказал Мономах. – Сам ведь знаешь, что доказать его преступления было невозможно.

Спор их в который уже раз остался незавершенным.

Василька же и Володаря, явившихся к нему с повинной, Мономах великодушно простил, произнеся фразу, вошедшую с тех пор в поговорку:

– Повинную голову меч не сечет.

Смерть Олега Святославовича

Первого августа 1115 года в так и оставленном ему Чернигове умирал князь Олег Святославич. Еще за три месяца до этого он был бодр и даже затеял с Мономахом спор о месте саркофагов Бориса и Глеба, переносимых в новую, каменную вышгородскую церковь. Но вскоре силы начали оставлять его, и вот теперь он лежал на своей постели еле живой.

Верный Борей не оставлял своего господина и не отходил от его ложа. Были в замке, конечно, и другие слуги, а вот из трех сыновей умирающего не присутствовал никто.

Неожиданно за окнами раздался конский топот, а через некоторое время в спальню вошел Мстислав.

Олег Святославич не без труда подал Борею знак рукой, и слуга оставил их наедине.

– А… крестник, – пробормотал умирающий. – Не ждал я тебя. Спасибо, что пришел. Двадцать лет назад воевали мы с тобой. Давно это было… Давно, а как будто вчера. Но я уже старик, умираю вот, а ты немногим моложе, чем я тогда. Сколько тебе сейчас?

– Тридцать девять, – ответил Мстислав.

– А мне сорок два было. На три года только старше, чем ты теперь. Уже и дочери замужем, небось?

– Замужем, – ответил Мстислав.

– За северянами, наверно, – предположил Олег Святославич. – Ты ведь новгородец, все к северянам льнешь. Вот и женился на свейке.

– За северянами, – ответил Мстислав. – Старшая за норвежским королем Сигурдом, вторая – за Канутом, конунгом ободритским.

– И внуки есть?

– Есть один внук. Вторая моя дочь Шалфрида, жена Канута, родила сына. Его назвали Вольдемаром в честь моего отца – Владимира.

Впоследствии старшая дочь Мстислава овдовела и вышла замуж за датского короля Эрика Эдмунда. А овдовев второй раз, немало сделала для того, чтобы ее племянник Вольдемар стал королем Дании.

– Старшему моему сыну Изяславу восемнадцать лет, еще нет у него семьи. Всего же три сына у меня есть. Три сына и три дочери. Младшей десять лет, ребенок, не скоро замуж выходить.

– Десять? Не успеешь оглянуться, как подрастет и пора будет замуж выдавать. Быстро, быстро время идет.

Мстислав не стал упоминать, что его второго сына зовут Всеволод, в честь деда, ненавистного Олегу Святославичу. Тот тоже назвал старшего сына в честь бывшего великого князя, но имя было дано еще до серьезной размолвки, да и не любил Олег Святославич этого своего сына.

– Ты о законных сыновьях, – заметил Олег Святославич. – А незаконные есть?

– Есть один, – покраснел Мстислав. – Самый первый. – Он в который раз подумал о том, что надо найти Любаву, узнать, как она живет, увидеть, возможно, их сына. Мстислав прекрасно понимал, почему словно бежит от их встречи. Он хотел оставить в своей душе юную, прекрасную Любаву, не хотел увидеть постаревшую уже женщину.

– Потом Любечский съезд был. К стене вы меня тогда прижали, – снова предался воспоминаниям Олег Святославич. – А я взял и отбился. Да и Русь заодно развалил. Но все равно… победил твой отец, победил. И меня, и всех… А когда единожды воевал я вместе с ним против Святополка, не поддержал ты своего отца тогда.

Мстислав молчал. О чем было говорить, если Олег Святославич сам спокойно вспоминал о своих грехах? Но это был крестный отец Мстислава. Лишь потому Мстислав и приехал сюда.

– И все-таки оставался ты ему сыном и остаешься, – продолжал Олег Святославич. – А мои сыновья меня бросили. Всеволод где-нибудь грабит или пьянствует, Игорь книги читает или Богу угодные песни поет. И только Святослав… Нет, верю я в своего младшего сына. Должен он приехать. Хоть на похороны мои. Недаром я назвал его в честь отца.

Потом у умирающего начался бред, и говорил он вещи, которых никогда не сказал бы при Мстиславе в своем нормальном состоянии. Олег Святославич проклинал императора Алексея Комнина и четко пояснял, за что проклинает.

Не мог он узнать о том, что шестидесятисемилетнему ромейскому императору остается жить только три года, – порадовало бы это Олега Святославича. Порадовало бы и то, что внук Алексея Мануил вознесет, а затем погубит мощь великой Ромейской империи.

Мстислав же не верил тому, что слышал. Все-таки ведь это был бред… нет, не бред это был в буквальном смысле слова. Но неужели Олег Святославич готов был продать Русь Ромее ради своей власти, неужели ромейский император лелеял такие коварные замыслы? И только крестовый поход, а значит, сам Иисус Христос помешали русскому горю.

Наконец Олег Святославич заснул. Мстислав вышел из спальни; Борей ждал у двери. Он, наверное, слышал слова своего господина, но ничего не сказал об этом. Не сказал и Мстислав. Он сообщил верному слуге, что хозяин заснул, и Борей вернулся в спальню.

Олег Святославич умер во сне. «Но ведь во сне умирают праведники», – поражался Мстислав.

Борей попросил Мстислава остаться на похороны своего крестного отца, если Мстислав, конечно, этого захочет. Тот согласился.

Вскоре, словно выполняя предсмертную волю отца, приехал Святослав Олегович и очень сокрушался (искренне ли?), что не застал отца живым.

Вечером Святослав и Мстислав пили вдвоем в память об умершем, но разговор их, так и не склеившийся, все время обрывался.

Мог ли Мстислав знать, что его младший брат Юрий построит далеко от Киева, на реке Москве, на Боровицком холме, замок (вроде Любечского), где четвертого апреля 1147 года примет для заключения союза Святослава Олеговича. Это будет первым упоминанием будущей столицы в летописи и станет считаться формальным годом ее основания, хотя о том, что Юрий Долгорукий заложил град Москву, летописец напишет только через девять лет.

А самым старым слугой на том пиру (скорее почетным гостем, чем слугой) будет девяностолетний Борей.

Святослав и Мстислав чуть не стали на этих похоронах единственными родственниками усопшего. Родной сын и крестный сын. Крестный сын, и он же двоюродный племянник.

Однако незадолго до похорон прибыл Ярослав, князь муромский, брат покойного. Он явно хотел стать новым князем черниговским – и действительно стал им.

Бывший архонт Олег был погребен рядом с могилой своего отца Святослава. Возвращаясь в Новгород, Мстислав заехал в ближайшую церковь и помолился за упокой Олега Святославича. Он понимал, что после Страшного суда его крестный отец должен отправиться в ад, но все равно помолился, а также попросил прощения у Господа за то, что вопреки данному обещанию на новгородском вече назвал крестного отца Гориславичем.