"Райские хутора" и другие рассказы - Ярослав Шипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Определили мне занимать «окна» — уроки, на которых учительниц по какой‑то причине не было. А причин таких на селе много: и уборка картошки, и ягнение козы, и приобретение поросенка, и заготовка клюквы с брусникой, и, понятное дело, хвори… Иной раз «окна» растягивались на целый день.
Однажды в конце такого дня директриса полюбопытствовала, чем занимал я урок истории, темой которого было Смутное время. Отвечаю, что рассказывал о Смутном времени, о патриархе Ермогене, который отказался помазывать на престол польского королевича, о том, как оборонялась Троице — Сергиева лавра, как ее келарь Авраамий Палицын плавал туда — сюда через Москву — реку, замиряя противоборствующие русские полки…
— А на уроке физики: «Подъемная сила»?
Про подъемную силу я, конечно, рассказал, а заодно — про авиаконструктора Сикорского и его богословские работы.
— А на уроке литературы: «Снежная королева»?
— Эта сказка, — говорю, — христианская по своему духу, так что мы никуда не уклонялись, а беседовали о добре, любви, самопожертвовании…
Историю и физику мне простили, поскольку я просто «ввел дополнительную информацию», что методическими указаниями не запрещается, а с литературой вышла беда. Приглашают на педсовет.
— В каких, — спрашивают, — методичках написано насчет христианского духа сказки «Снежная королева»?
— Это, — отвечаю, — и так видно, невооруженным глазом.
А они пристали: подавай им методичку — без методички никак нельзя! И отстранили меня от занятий!
Вспомнились мне тогда слова апостола Павла: «Аучить жене не позволяю… Ибо прежде создан Адам, а потом Ева». Апостол говорит здесь об изначальной зависимости женщины, — вот и ждут они указаний. Само по себе это нисколько не страшно, вполне естественно и целесообразно, но когда ожидание «методичек» из поколения в поколение прививается мальчикам… Боярских детей, поди, в семилетнем возрасте отнимали от мамок и нянек и передавали в войско, где начиналось мужское воспитание: вот и вырастали великие полководцы — спасители Отечества. Да и просто — нормальные мужчины, готовые самостоятельно принимать решения и за них отвечать.
Хорошо еще, литературная учительница после нескольких дней раздумий отыскала исчерпывающее объяснение моим рассуждениям:
— А ведь Андерсена и зовут‑то Ганс Христиан — христианин значит!
И на следующем педсовете решено было снять с меня суровую епитимью.
Кардан
На каждой автомобильной базе есть свой привратный пес, чаще всего именуемый Шарниром, Баллоном или Карданом. У наших механизаторов тоже завелся свой Кардан, однако он был не собакою, а лисой, точнее говоря, — лисовином. Первого появления его в гараже никто не помнил — достоверно только, что произошло это летней порой, когда лисы выглядят неказисто и на облезлых кошек похожи больше, чем на себя.
Что было надобно Кардану среди комбайнов и тракторов — загадка, однако он приходил почти каждый день. Табачного дыма лисовин, как и все животные, не переносил, к водочному запаху относился спокойно, но сколько бы мужики ни угощали, пить отказывался. И вот, при таких своих неудобных качествах, он более всего дорожил именно мужской компанией.
Поначалу мы думали, что он с младенчества был приручен, но сбежал от хозяев, однако лисовин не только не позволял никому погладить себя: никто ни единого раза к нему даже и не прикоснулся.
Ну, подивился, подивился народ, а потом привыкли. Идет, скажем, кто‑нибудь из мужиков на работу, Кардан вылезет из кустов и семенит рядом. Или, к примеру, устроятся механизаторы в старом бесколесном автобусе выпить водочки, Кардан сидит возле двери и разговоры слушает. Никто его не прикармливал, да оно и понятно: закусывали‑то мужики не курятиной, а соленым огурцом, к которому дикий зверь особого интереса не испытывал. Проголодается — сбегает в поле, изловит сколько надо мышей и — обратно.
Собак Кардан не боялся. Во — первых, гараж находился далеко от деревни, а во — вторых, лисовин был безусловно хитрее и ловчее своих одомашненных соплеменников: мог взобраться и на крышу сторожки, и на комбайн.
Тут надобно пояснить, что представлял из себя колхозный гараж. Это — одноэтажное кирпичное здание мастерских, рядом с которым располагалось натуральное грязевое озеро — место разворота машин. На противоположном берегу озера — крытый гараж для автомобилей. Позади его рядами стояли исправные комбайны, косилки и трактора. А уж за ними, по обширнейшей луговине, тут и там были разбросаны ломаные — переломаные образцы разнообразнейшей сельхозтехники. К луговине примыкал лес — где‑то в этом лесу и жил шоферской приятель.
Безмятежие продолжалось до осени, пока Кардан не начал линять, превращаясь в пушного зверя. Тут мужички озадачились: охотничий сезон начинается, зверь может и на выстрел нарваться, и в капкан угодить… Охотников, правда, у нас немного, и они пообещали в безбоязненного лисовина не стрелять, а капканами всерьез занимался один лишь егерь, который согласился устанавливать их от нашего колхоза подальше. Механизаторы успокоились, но ненадолго: среди зимы, когда начались лисьи свадьбы, Кардан исчез.
Мужики, мало склонные к проявлению тонких чувств, признавались: «Как только встретишь лисий след, думаешь: не друг ли наш пробегал?» Да и я: увидел в окно лисичку, вышел на крыльцо и тихонько позвал: «Кардан», — но только снежная пыль взметнулась!..
Как‑то весной заходит ко мне длинный электрик: вернуть прочитанную книжку и попросить новую.
— Вот, — говорит, — очень заинтересовала меня рассудительность. — Не помню уж, что за труд осваивал он в тот раз: кажется, проповеди кого‑то из отцов Церкви.
— Да, — соглашаюсь я, — понятие очень важное.
— Рассудительность главнее всякого формализма.
— Это, — спрашиваю, — ты о чем?
— К примеру, охотиться на диких зверей можно?.. Можно. И если человек добудет пушнину на шапку себе, жене или ребенку — тоже не грех. А куда денешься? У нас морозы такие, что без меховой шапки никак нельзя. Да хоть и на продажу — денег‑то у народа нет, жить не на что. Правильно я понимаю?.. Теперь подумаем дальше, и не формально, а по рассудительности: если я подстрелю лисицу — не грех, а если Кардана?..
— Вот, — говорю, — подо что ты богословие подводил…
— Мужики бают, один тут… шкурку рыжую продает… недорого: бочина дырявая, а мех вокруг опален — в упор стреляли… Какая лиса человека к себе подпустит? Только Кардан… Что теперь с тем гадом делать?
— Помолись за него.
— Это — формально, а по рассудительности?
— Помолись.
— Жаль. А я уж… — и стал рассказывать о всяких электрических каверзах, которые он измыслил против злодея: одни были вполне безобидны, но другие — вроде подведения оголенного провода под очко нуждного места — даже опасны.
— И за тебя, — говорю, — надо помолиться, а то напридумывал ужасов.
— А вы, между прочим, на мои коварные планы нисколько не возражаете! И даже вроде наоборот… Это — по рассудительности?
— Нет, — говорю, — от страстей. Так что если по рассудительности, надобно и за меня помолиться.
Праздник
Приехали посыльные от местного руководства: говорят, что селу нашему — старейшему в районе — исполняется шестьсот лет, отчего произойдет всенароднейшее гулянье, и потому необходимо будет которого‑то июля наладить погоду.
В этом есть нечто удивительное, потому что село наше названо в честь праздника Преображения Господня, неуклонно отмечаемого девятнадцатого августа по новому стилю, и, думается, испокон веку в день этот всегда случалась превосходнейшая погода, а откуда взялось которое‑то июля?.. А оттуда, говорят, что у главы администрации в августе отпуск, и потому день рождения села приходится переносить.
Стало быть, за шестьсот лет до нас прибрел сюда крещеный человек, построил церковь, посвятил ее Преображению Господа нашего Иисуса Христа с надеждой, понятное дело, на преображение всей этой местности и всех диких людей ее, а теперь празднование приходится переносить из‑за того, что сызнова одичавшее местное руководство собралось в азиатскую страну прикупить шмоток… Объясняю, что к Начальству Небесному обращаться с такою глупостью никак невозможно. Уехали.
Через некоторое время появляются новые ходоки — культработники из областного центра. Мужик в шляпе — он прямо так и зашел в храм — главный по этой части.
— У меня, — говорит, — к вам вопрос. — При этом перегаром от него несет так, что находиться рядом никак невозможно.
Отступив на пару шагов, объясняю насчет головного убора. Он неохотно снимает шляпу и прикидывает, куда поместить ее. А при нем дамочка — секретарша — как раз без всякого покрытия вытравленных кудрей. Главный культурный человек нахлобучивает шляпу на ее бедную голову.