Кики Страйк и гробница императрицы - Кирстен Миллер

— Это наверняка какое-нибудь средство вроде тех, с помощью которых обездвиживают пациента во время операции,— предположила Ди-Ди,— Не начать ли нам с кухни? Такие вещи обычно хранят в холодильнике.

— Вы там поосторожнее, змей берегитесь,— напомнила я.

— Это уж само собой,— кивнула Кики.— О’кей, Бетти, вы с Каспаром подыщите нам для завтрашнего приема какие-нибудь платья. Поскольку пойти домой переодеться мы не можем, придется пошарить в гардеробе у Сеселии Уорни...

— Стоп, стоп, стоп,— перебила Лус.— То есть мы все идем на торжественное открытие выставки? Вы чего, спятили? Лестер Лю нас сей же миг узнает — а Ананку, небось, пожизненно занесли в черный список музея...

— Ну и не пожизненно, а до восемнадцати лет,— уточнила я.

— Мы постараемся вести себя как можно осторожнее и будем надеяться, что «Духи доверия» довершат остальное.

— Но я все равно не понимаю, что вы задумали,— запротестовала Бетти.— Как нам уберечь Уну от участи императрицы? Для нее ведь уже и гроб приготовили...

— Нас это вполне устраивает,— объявила Кики.

— Но она же задохнется! — запротестовала Ди-Ди.

— Нет — если только Лус измыслит способ сделать гроб воздухопроницаемым.

— То есть пусть Лестер Лю думает, будто выиграл? — заинтригованно осведомилась Лус.

— А мы все пойдем на торжественное открытие и своими глазами полюбуемся, как Уна восстанет из гроба и упечет папочку за решетку.

— А что, отличный способ привлечь всеобщее внимание.— Похоже, Уне план пришелся весьма по душе.— Так мне-то что полагается делать?

— Вы с Ананкой надежно спрячете императрицу,— велела Кики.

— Зачем? — не поняла Лус.— Она ж уже покойница.

— Потому что так правильно. Иначе от нее просто-напросто избавятся, а мы с Ананкой сошлись на том, что бедняжке и без того несладко пришлось.

— Ну и где же мы ее спрячем? — осведомилась я.

— Знаю я одно местечко,— заверила Уна.

Мы поднялись в вестибюль и оттуда разошлись в разные стороны. Уна, Бетти, Каспар и я неслышно прокрались наверх, в спальню Сеселии Уорни, ожидая, что того и гляди сработает сигнализация. Но в доме царила тишина. Все мы разулись, и однако же шаги наши отдавались у меня в ушах раскатами грома. Уже наверху Уна прошла мимо комнаты с мумией и открыла четвертую дверь дальше по коридору. Лунный свет заливал одну-единственную двуспальную кровать, накрытую ветхим коричневым одеялом. Другой мебели в комнате не было. Голые стены, голые половицы... Ничего не радовало глаз, да и прикоснуться ни к чему не тянуло. Похоже, Сеселия Уорни вела жизнь средневековой монахини. Уна зажгла свечу и заскользила через комнату.

— Тут ничего нет, — прошептала Бетти.—Я даже гардероба не вижу.

— Плохо смотришь.

Уна остановилась перед громадным камином: рядом с ним камин в ее собственных покоях показался бы сущим карликом. Она сдвинула железную подставку для дров и надавила рукой на заднюю стену топки: образовалось отверстие, достаточно большое, чтобы нам протиснуться внутрь.

— Больше никто про этот проход не знает,— похвалилась она.

— А ты-то как его нашла? — подивилась я.

— Призрак показал — в первый же день, когда я осталась здесь одна,— сообщила Уна.— Духу хотелось, чтобы я о нем знала.

— То есть ты действительно веришь, что в доме есть призрак? — уточнил Каспар.

— Разумеется, есть,— отозвалась Уна так, как будто констатировала самоочевидный факт.

Первое, что я почувствовала, войдя в тесную комнатушку за камином, это обращенный на меня чей-то взгляд. С портрета на стене на меня глядела молодая блондинка в черном кружевном платье. На ее прелестном личике застыло холодное, надменное выражение. Я сразу узнала Сеселию Уорни — я ведь просматривала ее некролог и видела фотографию, да только никак не верилось, что передо мной — та самая женщина, которая последние пятьдесят пять лет своей жизни провела в затворничестве. Вдоль стен на вешалках висели роскошные платья, по большей части — по моде сороковых и пятидесятых годов. Полки буквально ломились от черных бархатных коробочек с искрящимися драгоценностями. Ощущение было такое, будто какой-то старик-отшельник замуровал в потайной келье ослепительную светскую львицу. Прямо мороз подирал по коже; при том, что в комнате царила безупречная чистота, нигде — ни пылинки.

— Нет, ну вы представляете? — Уна взяла в руки бриллиантовое ожерелье: камни заиграли в свете свечи всеми цветами радуги.— Сеселия Уорни владела всеми этими сокровищами — да только себе же на горе. Она до того дошла, что уже не могла разобраться, кто любит ее саму, а кто — ее деньги, и наконец поверила, что состояние ее проклято. И решила, что если сумеет потратить все до последнего десятицентовика прежде, чем умрет, то эти деньги никому больше вреда не причинят. На первый взгляд — сущее безумие; но, может статься, в чем-то она была права.

— Откуда ты все это знаешь? — полюбопытствовала я.

— Отец нашел ее дневники. Я их прочла — ну, прочла ровно столько, сколько смогла выдержать. Очень печальная история на самом-то деле. А вы знаете, что ее последний муж украл у нее миллион долларов и сбежал в Венесуэлу? После такого — кому доверять? Я бы, чего доброго, тоже завещала все свои деньги — кошкам.

— Ну, что скажешь, Бетти? Найдется ли в гардеробе Сеселии Уорни то, что нам нужно?

Бетти внимательно изучила платья на одной из вешалок.

— Ну, они, конечно, давно вышли из моды и все как на подбор — шестого размера. Мне придется кое-что перешить на скорую руку. Но думается, справлюсь. Хотя, безусловно, на многое рассчитывать не стоит.— Бетти вытащила из середины переливчатое, отделанное стеклярусом черное платье, на вид — поменьше прочих.— Это она, по всей видимости, еще подростком купила. Кажется, я знаю, кому оно достанется.

Пока Каспар с Бетти просматривали коллекцию нарядов, мы с Уной на цыпочках прокрались в комнату с мумией и завернули тело в простыню. Как можно осторожнее, стараясь ничем не повредить императрице, мы перенесли ее назад в спальню к Сеселии Уорни. Уже у входа в потайную комнату мы вдруг услышали приглушенные голоса.

— Бетти, я ничего не понимаю.— Голос Каспара в кои-то веки утратил обычную самоуверенность.— Мне казалось, мы заключили договор. Если я послежу за особняком, ты со мной поужинаешь.

Бетти тяжко вздохнула.

— Да, так мы условились. Но договор утрачивает силу, если один из участников не находился в здравом уме и твердой памяти при его заключении.

— Ну и что такого случилось с твоими умом и памятью?

— Да я не про себя! Это ты был не вполне вменяем, когда сделал мне такое предложение.

— Не вполне вменяем? — вознегодовал Каспар.— Ты вольна называть меня преступником, если угодно, но алкоголя я не употребляю и наркотикам до сих пор говорил «нет». Допускаю, что тем утром я съел лишнюю венскую колбаску-другую, но мыслил я очень даже здраво.

— Нет. Нет, ты ошибаешься! Понимаешь, одна наша подруга изобрела такие духи... ну, вроде приворотного зелья. А я случайно пролила их на себя ровно за день до того, как ты повстречал нас в Морнингсайд-парке. Вот поэтому ты в меня и влюбился. А я тобой подло воспользовалась.

— Позволь-ка, давай по порядку. В тот вечер, когда ты пришла в Морнингсайд-парк, ты благоухала этими духами. Я случайно вдохнул аромат — и тут же влюбился по уши. А ты воспользовалась моим бедственным состоянием и заставила меня делать для вас разную грязную работу. Верно?

— Мне так стыдно,— прошептала Бетти. А Каспар расхохотался в голос.

— Шшшш,— взмолилась девочка.

— Ладно, ладно.— Каспар попытался взять себя в руки.— Просто все это — чушь редкостная.

— Это чистая правда! Я понимаю, тебе не верится, но Ди-Ди и наша подруга Айрис — гениальные химики. Они и не такое способны изготовить.

— В том, что они способны изготовить приворотное зелье, я нимало не сомневаюсь. Но можно, я задам тебе один вопрос? Помнишь записку, что я написал тебе той ночью? Ты ведь узнала цитату?

— Еще бы — я ее наизусть помню. Это отрывок из «Богемы». Я эту оперу сто раз смотрела. Мои родители — они, видишь ли, художники по костюмам.

— А ты, часом, не была в опере на представлении «Богемы» вечером восемнадцатого августа?

— Очень может быть.— Бетти нахмурилась, вспоминая.— Да, наверное. Это ведь выходные перед днем рождения моего папы.

— И на тебе было белое платье и кудрявый черный парик?

— Д-да,— признала она. Каспар, несомненно, застал ее врасплох.

— И ты плакала, когда Мими умирала?

— На этом эпизоде я всегда плачу.

— А в тот вечер ты чем-нибудь душилась?

— Нет. Но откуда ты...

— Я сидел точно напротив тебя, через проход. Это было за неделю до того, как я сбежал из дома. Я подумал, что девочки красивее я в жизни не видел. Я надеялся подойти и представиться, да только не успел: ты скрылась за кулисами. Когда я нежданно-негаданно снова повстречал тебя в парке, я поверить не мог своему счастью.