Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - Джеймс Бьюдженталь

— Джим, я знаю, вы пытаетесь помочь мне, но не думаю, что принадлежу к интроспективному типу. Я имею в виду, что вы, аналитики, крутитесь, как белки, вокруг такого рода вещей, и, вероятно, для некоторых людей это оказывается полезным. Но не знаю: я не уверен что это мне подходит. Мне необходимо решать проблему более прямо.

— О какой проблеме вы думаете, когда говорите об этом?

— Ну, о любой.

— Нет, выберите одну. Какую именно проблему вы хотите ре­шить непосредственно?

Я настаивал. Мне бросили вызов, и я его принял.

— О, например: я не могу быть по-настоящему спокойным, когда говорю с Тимом. Знаю, в последнее время все стало немного лучше, но я ожидаю срыва в любой момент. Ничего не измени­лось по существу.

— О'кей, так скажите, в чем здесь проблема.

— Э-э, ну... Я понял, к чему вы клоните. Проблема во мне, и вы это прекрасно знаете. Как и я. Почему я не могу сохранять спокойствие?

— О'кей, так каков же ваш ответ? Почему вы не можете сохра­нять спокойствие, когда разговариваете с Тимом?

— О, черт, Джим, я не знаю.

— Каков прямой путь решения этой проблемы? — долбил я.

— Найти причину, по которой я теряю самообладание, и из­менить это.

— Как вы это сделаете?

— Попробую сообразить. Попробую применить разум.

— О'кей. Давайте сделаем это. Соображайте, применяйте ра­зум прямо сейчас. А я послушаю.

— О, вы знаете, что это не сработает, и я знаю. Я пытался тысячи раз. И никуда не сдвинулся. — Он усмехнулся. — Однако я уверен, что нанес вам первый удар.

— Да, верно. Думаю, это еще один пример того, как вы избе­гаете понимания чего-то, что делаете не очень хорошо, но что вам необходимо делать, и делать сейчас.

— Ага! Знаете? Я как будто почувствовал это. Я имею в виду, что понял, что в действительности я хотел избежать чувства, что у меня есть слепое пятно.

— Хорошо, Хол, вы действительно начали ближе соприкасаться с тем, что происходит у вас внутри. Посмотрим, сможете ли вы последовать дальше.

— О, да. Ну, мне не понравилось чувство, что меня оценива­ют, и... э-э... вы продолжали давить, и я хотел сбросить давле­ние, понимаете? Не хотел на самом деле сбивать вас с толку. Полагаю, дело в этом.

— Вы чувствуете различие, Хол? Большая часть того, что вы только что сказали мне, разумеется, справедлива, но это не столько результат вашего непосредственного опыта, сколько ваши знания или мысли о себе.

— Ну, да, вероятно, — сказал он с сомнением.

Дальше мы в этот день не продвинулись. Хол бросил быстрый взгляд на процессы, происходящие внутри него, но это было слиш­ком непривычно, и он пока не научился это ценить.

21 июня

Когда мы снова разговаривали на той же неделе, Холу стало еще яснее, как он блокирует свой собственный внутренний опыт. Это произошло, когда он рассказывал еще об одной ссоре с Тимом.

— Джим, просто не понимаю самого себя. Я сказал себе, ког­да мы с Тимом начали разговаривать о его школьных делах: "Итак, не принимай близко к сердцу, ты знаешь, что ничего не добьешь­ся, если будешь на него кричать. Успокойся. Представь себе, что он не твой сын". Я действительно мысленно прокрутил все это в голове, прежде чем мы начали говорить, понимаете?

— Вы действительно пытались, Хол. Действительно пытались дать себе хороший совет. Но...

— Да, и через две фразы я уже кричал на него и угрожал. Я почти не слушал того, что он говорил мне. Не знаю, что это на­ходит на меня..

— Хол, вы пытались справиться с ситуацией, используя двой­ную ложь, и это не сработало.

— Что вы имеете в виду, какую "двойную ложь"? Я не лгал, — заметил он враждебно.

— Вы сказали себе: относись к Тиму так, как если бы он не был твоим сыном. Это первая ложь, и...

— О, перестаньте, Джим, вы знаете...

— Я знаю, что вы пытались сделать, Хол. Я вас не виню, но пытаюсь показать, как вы пытаетесь обманом заставить себя делать то, что хотите, потому что вы не владеете собой, не находитесь внутри самого себя.

— Да, да, но я много раз пытался, вы знаете это, и... А какая вторая ложь?

— Вторая — обращение с собой как с другим человеком. Если объединить эти две ложные посылки вместе, получится, что вы не в ладах с самим собой. Если вы вынуждены врать человеку, то становится ясно, что у вас не очень хорошие отношения с ним. Верно? И это, разумеется, так, если этот человек — вы сами.

— Да, да. Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Это достаточно ясно, когда речь идет обо мне и о ком-то другом. Но когда я пытаюсь думать о своем отношении к себе, все по-другому.

— Это происходит потому, что первоначально вы являетесь единством, но вы научились — как и я — отделять себя от своей внутренней жизни. Это основная задача, которую мы пытаемся здесь решить, — мы пытаемся помочь вам вернуться к своему под­линному единству.

— Я согласен с вами и хочу этого. Но как этого достичь?

— Хол, давайте отступим немного назад. Я хочу, чтобы вы кое-что попробовали. Вначале это может показаться бессмысленным, но потерпите. Хорошо?

— Хорошо.

— Скажите мне как можно более просто и прямо сейчас, что, на ваш взгляд, происходит внутри вас, заставляя злиться на Тима. Как вы думаете, почему это происходит снова и снова, несмотря на то, что вы не хотите этого и стараетесь не допустить?

— Черт, не знаю, — Хол ответил недовольно и мрачно, разо­чарованный моим вопросом.

— Ну, я знаю, что в каком-то смысле это правда, а в каком-то — нет. Где-то внутри вы знаете намного больше, чем можете позволить себе осознать сейчас.

— Я сказал вам все, о чем только мог подумать, — протестую­ще возразил Хол на мои несправедливые обвинения.

— Это правда, Хол, но теперь я хочу, чтобы вы потратили не­много времени на то, чтобы посмотреть, что приходит вам в го­лову само собой, спонтанно. На этот раз не думайте ни о каких вещах. Просто позвольте себе осознавать свои чувства к себе са­мому и к Тиму, которые возникают сейчас, когда вы сидите здесь.

— Хотите, чтобы я снова попробовал кушетку? — полунасмеш­ливо, полусерьезно.

— Возможно, это неплохая идея.

Хол снял пиджак и с готовностью улегся на кушетку. Некото­рое время назад он сказал мне, что слышал все, что я сказал ему в тот день, когда он заснул, и только после того, как я замолчал, он отключился. Сейчас Хол несколько минут молчал, подбирая более удобную позу.

— Итак, спросите меня снова.

— Что приходит вам в голову прямо сейчас, когда вы думаете о себе и о своих отношениях с Тимом?

— То же самое, о чем я вам уже говорил.

— Скажите это еще раз, если это действительно спонтанно приходит Вам в голову прямо сейчас.

— О, Джим, не хочу быть упрямым, но я пытался сделать это много раз, и это не принесло никакой пользы. — Он говорил упав­шим голосом, теряя терпение. — Не знаю, почему Тим так меня раздражает. Я совершенно не могу нормально разговаривать с ним.

— Хорошо, — настаивал я, пытаясь одновременно ободрить его, — просто попробуйте еще раз. И, возможно, я смогу настро­иться на вас и лучше понять, что происходит, когда вы пытаетесь думать об этом.

— О'кей. — Он согласился неохотно, с сомнением. — Ну, я думаю о том, что могло бы служить причиной...

— Нет, постойте, Хол, не рассказывайте мне об этом. Просто делайте это прямо сейчас. Размышляйте вслух — так, чтобы я мог слышать, что происходит внутри вас, когда вы думаете об этом. Просто позвольте мне подслушивать ваши мысли, которые вы об­думываете наедине с собой.

— Ну, я спрашиваю себя, может быть, между нами происходит этот Эдипов конфликт, и я отвергаю Тима как еще одного мужчи­ну в доме, но это кажется мне чепухой. Затем... э-э... я думаю, что, вероятно, у меня никогда не было возможности пройти через свой собственный подростковый бунт... из-за того, что была вой­на, и поэтому я отвергаю этот бунт у Тима. Но если и так, то это не много света проливает на ситуацию. И еще я думаю: мне следует почитать побольше Эриксона. Может быть, я найду более удачное объяснение происходящему, но я не слишком надеюсь на это.

— Хол, вы по-прежнему находитесь снаружи и смотрите на себя со стороны, как на другого человека, и вынуждены искать возмож­ные объяснения того, что он, этот чужой человек, делает.

— Да, вероятно. Не знаю. — Он был сбит с толку и выглядел неуверенным. — Ну, я спрашиваю себя, что, черт возьми, со мной происходит. Я знаю, что неизбежно выгоню Тима из дома или кто-нибудь из нас сделает что-то ужасное, если я не возьму себя в руки в ближайшее время. Я настолько обескуражен собственным пове­дением, что иногда готов всыпать самому себе по заднице...

— Хол, — настойчиво прервал я его, — когда вы не относитесь к себе как к проблеме, которую нужно решить, то ведете себя как грубый сержант строевой службы, обламывающий тупого ново­бранца. Вы когда-нибудь просто обдумываете свои собственные мысли для себя и по-своему?

— Ну, да. — Он действительно был теперь озадачен, почувство­вав проблему глубже, чем раньше, и ему было тревожно. — Иног­да я чувствую себя действительно печально, и жалею себя. Пыта­юсь не задерживаться на этом. Это не приносит никакой пользы, и я действительно не хочу тратить зря время.