КГБ в смокинге. Книга 1 - Валентина Мальцева

— Момент, мадам, — лицо стюардессы просветлело. — Вам «Метаксу» или «Курвуазье»? Есть еще хороший испанский коньяк, но я его не пробовала…

— А от чего можно быстрее вырубиться?

— О мадам, тогда вам лучше всего выпить хорошего шотландского виски без содовой! — она чуть наклонилась ко мне. — Поверьте, я знаю это на собственном опыте. «Джонни Уокер» — это то, что вам надо…

Бержерак издал особенно страшный рык, прозвучавший как восклицательный знак после рекламы виски.

— Ладно, тащите «Джонни»…

Бержерак вдруг затих. Над нами воцарилась оглушительная тишина. Осторожно, чтобы не спугнуть сладостное мгновение, я покосилась на соседа. Его глаза были открыты. Мало того, взгляд этого хоботоносца в добротном темно-синем костюме и ярком галстуке зафиксировался где-то на уровне моей груди. Монстр уставился на нее так, словно увидел чемодан, битком набитый долларами, и не может понять, спит он или грезит наяву.

Я щелкнула перед его носом пальцами, стараясь хоть как-то отвлечь внимание Бержерака. Но он даже не моргнул.

— Вы так можете окосеть, мсье, — сказала я по-французски.

— Only english! — не отводя взгляда, прохрипел Бержерак. — Правда, — добавил он уже на французском, — есть только одна вещь на свете, которая может заставить меня говорить на языке этих лягушатников.

— Бутылка коньяка с похмелья?

— Ваша восхитительная грудь, мадам! Только это и ничто другое! — мой сосед просыпался буквально на глазах, и его энтузиазм начинал меня пугать. — Я хочу поднять тост за садовника, который вырастил такое чудо.

— Вам знакомо выражение «самолетное хамло»? — вежливо поинтересовалась я.

— Переведите, пожалуйста, на английский, я что-то со сна плохо соображаю.

— Мадам, ваше виски, — проворковала где-то над моим ухом стюардесса.

— Что?! — Бержерак попытался вскочить с кресла, но ремень бросил его обратно. — Я не узнаю авиакомпанию «Сабена»! Где утонченность фламандцев? Куда девалась принципиальность валлонов? Наполнять эту восхитительную грудь, это дивное творение создателя, мерзким пойлом шотландских пастухов?!

Стюардесса прыснула.

— Шампанское! — провозгласил Бержерак и взмахнул носом, как платком. — «Вдову Клико»! За мой многострадальный счет!

Стюардесса вопросительно взглянула на меня.

— Все что угодно, лишь бы он снова не заснул, — кивнула я.

— А что делать с виски?

— Дайте сюда, — протянул волосатую руку Бержерак. — И как только люди пьют этот отвратительный самогон!

Стюардесса, с трудом сдерживаясь, чтобы не заржать, подала ему стакан и исчезла.

Бержерак с омерзением отхлебнул сразу половину виски и состроил немыслимую гримасу:

— Так я и думал! Если это «Джонни Уокер», то я — русский.

— А вы не русский?

— Похож? — грозно поинтересовался Бержерак.

— Очень.

— Чем же?

— Хорошо разбираетесь в спиртном.

— Не порите чушь, мадам! — отмахнулся Бержерак и залпом допил остатки виски. — Русские никогда не разбирались в качестве алкоголя. Только в количестве. Здесь они very special — самое то!

— Так кто же вы тогда?

— Янки, кто же еще?! — носатый окинул меня взглядом Наполеона, покидающего Аустерлиц. — Только стопроцентный американец способен сказать женщине всего несколько слов и навек покорить ее сердце.

— Вы имеете в виду свою маму?

— Я имею в виду вас, мадам! А вот и шампанское! Благодарю вас, мисс, вы очень любезны.

На подносе у стюардессы искрились два изящных бокала.

Стопроцентный американец галантно протянул мне шампанское, потом подхватил второй бокал и, кивком проводив стюардессу, заявил:

— Ваша грудь, мадам…

— Может, для приличия начнем с глаз?

— Почему с глаз? — на лице Бержерака читалось искреннее удивление. — Глаза как глаза. А вот грудь…

— Послушайте, вы мне надоели!

— Если позволите, мадам, я хотел бы закончить свою мысль… — он укоризненно посмотрел на меня, затем пригубил шампанское и довольно чмокнул. — А вот здесь все правильно. Это «Вдова Клико». Итак… Ваша грудь, мадам, вызвала во мне совершенно незабываемые воспоминания, которыми я сейчас же хочу поделиться с вами…

— Может, не стоит? — с надеждой спросила я. — Зачем тревожить и без того травмированную психику?

— Если бы я мог, если бы я мог! — Бержерак горестно помотал головой. — Но я не могу. Признания рвутся из самой глубины моего сердца, хочется делиться, вспоминать, наводить мосты памяти между прошлым и будущим…

Он разволновался так, что пролил шампанское на брюки, засуетился, пытаясь промакнуть их салфеткой, пролил еще полбокала, потом махнул рукой и вновь вцепился в меня.

— Шесть лет назад я отдыхал в Майами-Бич, штат Флорида. Стояло прекрасное лето…

— Послушайте, мистер…

— Ах да, — всплеснул руками американец. — Я даже не представился, так взволновала меня ваша волшебная грудь. Меня зовут Джон!

— Удивительно редкое имя.

— Вы находите?

— Извините, Джон, я провела в Аргентине очень сложные дни и по-настоящему устала. Если вы не возражаете, я слегка вздремну, а потом мы продолжим нашу упоительную беседу. Не расстраивайтесь, храпеть я не буду. Обещаю вам.

— Так я храпел? — в голосе Джона отчетливо звучало отвращение.

— Несмотря на психические стрессы, вы очень догадливы.

— Я в жизни никогда не храпел. Неужели я…

— Вы не просто храпели, сэр, — я почувствовала, что зверею. — Вы бурлили, как десяток сливных бачков в общественном сортире, вы клокотали, как вся канализационная система вашего сраного Нью-Йорка, вы извергали звериные вопли, которые еще не идентифицированы в природе, вы издавали во сне звуки, на которые вряд ли способны даже двести сексуально озабоченных андалузских быков. Вы — феномен храпа! Во время сна вас необходимо изолировать от общества, пока кто-нибудь не стал жертвой эсгибиционистских вывертов вашей проклятой Богом носоглотки. Вам нужен одновременно отоларинголог, психиатр и проктолог.

— А проктолог зачем? — уныло спросил Джон.

— Чтобы он в спешном порядке замуровал ваше анальное отверстие. Ибо эти позорные звуки доносились и оттуда тоже.

— Вы меня очень расстроили, — огорченно признался Джон. — Вы высказали эти страшные упреки совершенно убийственным тоном. Так предъявляет обвинение в растлении малолетних окружной прокурор штата Иллинойс.

— Мне очень жаль… — сон, о котором я мечтала весь полет, наконец-то начал тяжелить веки. — Так вы не возражаете, если я немного посплю?

— Спите спокойно, мадам, — на какое-то мгновение его лицо преобразилось: с него как бы слетела шутовская маска, осталось только выражение заботы и тепла. А может, мне это просто показалось. — Я подумаю пока над вашими суровыми обвинениями. Это ведь ужасно, если вы правы…

Париж, как и по дороге в Аргентину, начался для меня с мощного толчка шасси, от которого я и проснулась. Несколько секунд я возвращалась к действительности, силясь вспомнить, что же мне снилось. Но ничего не вспомнила, кроме ощущения руки на плече — теплой, сильной и какой-то трепетной. Руки Юджина…

— Париж, мадам! — Джон уже надвинул на лоб широкополую шляпу с загнутыми полями. — Я знаю здесь пару неплохих местечек, где можно от пуза пожрать и от души повеселиться. Может, составите компанию? Тем более что я еще не все сказал о вашей сногсшибательной груди.

— Боюсь, придется отложить вашу культурную программу до следующего раза, — я открыла сумку, извлекла зеркальце, прочие косметические причиндалы и начала приводить себя в порядок. Хотя для кого я это делала? И кто в Париже мог оценить мои судорожные потуги выглядеть красивой и беззаботной?

— Я серьезно! — Джон надвинул шляпу еще ниже. — Примите мое приглашение, и я даже готов целых два часа не затрагивать тему вашего бесподобного бюста. Хотя, видит Бог, мне легче было бы год не видеть виски.

— Спасибо, Джон, но я и вправду не могу.

— Какие-то проблемы? Провозите наркотики? Ревнивый муж встречает у трапа? Вас разыскивает «Сюртэ Женераль»? Вы личный секретарь Жискар д’Эстена?

— Париж для меня — только транзитная остановка. Через несколько часов я улетаю в Москву…

— Так вы русская?

— Еще какая.

— Скажите, мэм, а в России много женщин с такой грудью?

— Думаю, немало.

— Не может быть! А с чем это связано? С климатическими условиями? С какими-то особыми диетами?

— С широтой души.

— О’кей! Даю вам слово, что как только позволят дела, первым же рейсом вылечу в Москву.

— Желаю удачи, Джон.

— Счастливо, Вэл.

…И только когда его шляпа скрылась в густой толпе, я сообразила, что не называла ему своего имени.

3

Париж. Международный аэропорт Орли