Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Имидж простодушного человека из народа был заведомо проработан и почти наверняка соответствовал действительности. Такая поза позволяла обоим на публике казаться одновременно доступными и в то же время отдаленными, находящимися на расстоянии. С одной стороны, люди могли идентифицировать себя с фигурой лидера как с тем, кто разделяет их проблемы и сочувствует их нуждам; с другой – оба диктатора целеустремленно внедряли в сознание людей идею о том, что, вопреки политической смиренности, они были вынуждены отделить себя от потока повседневной жизни, так как им было предначертано решать глобальные проблемы нации. В 1930-х годах Гитлера могли лицезреть гораздо большее число его «подданных» по сравнению с тем, кто видел живого Сталина, но во время войны оба диктатора постепенно свели на нет свои контакты с населением. Их частная жизнь была тщательно скрыта от глаз публики. Гитлер сознательно вел одинокую жизнь, отчасти в силу своего желания продемонстрировать всем, что он обручен со своей исторической миссией возрождения Германии, но частично в расчете на то, что немецкие женщины затаят слабую, несбыточную надежду на то, что одна из них станет его избранницей52. Его любовница Ева Браун была вынуждена вести прозаическое существование, находясь постоянно в его тени. У Сталина была семья, но он четко разделял свою личную жизнь и свою роль диктатора, так что даже пожертвовал одним из своих сыновей, попавшим во время войны в плен к немцам.

Это сочетание доступности фюрера и дистанции, которая отделяла его от толпы, хорошо видно на примере строительства здания для новой рейхсканцелярии, начавшегося в середине 1930-х годов и завершившегося в январе 1939 года. Сердцевиной монументального здания был обширный кабинет с огромным, не обремененным никакими излишествами столом. Этот, по существу, огромный зал едва ли можно было назвать рабочим кабинетом. Это было место, где Гитлер принимал отдельных гостей. По прибытии гость проходил по длинному коридору с высоким потолком ко входу в кабинет, здесь его взору представала одинокая фигура Гитлера, почти затерявшаяся в огромном пространстве комнаты, где, как говорили, он неутомимо работал ради будущего Германии. Гитлер вставал, шел навстречу и приветствовал нового посетителя, чтобы тот почувствовал себя непринужденно. Театральный эффект был просто поразительным, атмосфера встречи была интимной и устрашающей одновременно. Двойственность этих ощущений была отражением идеи представления в единой фигуре разных аспектов власти. Гитлер был одним из множества людей, но в то же время больше, чем один из многих. Выступая перед рабочими, строившими его новую резиденцию, он говорил: «…когда бы и кого бы я ни принимал в канцелярии, я не просто человек по имени Адольф Гитлер, принимающий его, я вождь германской нации и, следовательно, это не я принимаю гостя, через меня это делает сама Германия»53.

Эти вычурные идеи составляли ядро в основании фикции культа личностей. Как Сталин, так и Гитлер демонстрировали себя как отдельные, обособленные от текущей мировой политики (в которой они на самом деле ежедневно принимали самое живое и непосредственное участие) личности, являющиеся таковыми в силу их исторической роли лидеров. В действительности они опирались на идею, заключающуюся в том, что они возглавляли государства, которыми правили от имени народа, оставаясь выше политики, не теряя при этом способности понять и выразить волю народных масс. В отношении обоих лидеров использовалось обращение «руководитель», так же как и «лидер». Основным моментом мифа о гитлеровской диктатуре было утверждение о его уникальном родстве с германским народом, глубоко личных взаимоотношениях между ними, делавшими вождя, по словам Карла Шмидта, основным источником конституционного права, который всегда «непосредственно и реально присутствовал» в сознании миллионов немцев, следовавших за ним54. Природу этой связи Гитлер сам разъяснил на партийном съезде в Нюрнберге в 1934 году: «Народ для наших руководителей не просто объект их деятельности; они живут в народе, чувствуют вместе с народом и борются ради народа»55. Этот «бессрочный неразрывный договор» позволил воле каждого немца стать частью воли вождя. Люди «персонифицировали себя с личностью фюрера», который вел их навстречу исторической судьбе56.

Претензии Сталина на роль вождя народа базировались на специфических политических обстоятельствах, сложившихся в стране и ставших ее отличительной чертой. Если Гитлер преднамеренно представлял свое лидерство как явление, коренящееся в чувстве родства и глубокого внутреннего единства фюрера с германским народом, то культ Сталина был связан с сугубо практическими задачами сохранения ленинской революции. Сразу после смерти Ленина в январе 1924 года Сталин стал идентифицировать себя с наследием ушедшего вождя. В серии лекций, прочитанных в Коммунистическом университете им. Свердлова в апреле 1924 года, а позже опубликованных под названием «Основы ленинизма», Сталин выражал свое убеждение в том, что перед партией и ее руководством стоит историческая задача любой ценой сохранить «партию ленинизма», и особо акцентировал и отстаивал все аспекты вклада Ленина в развитие революционной мысли57. Установить точно, с какого момента Сталин начал позиционировать себя в качестве наследника Ленина, руководителя партии, видящего намного дальше, чем рабочий класс, продолжая при этом поддерживать миф о том, что он остается истинным представителем простого народа, неким олицетворением революционных устремлений, затруднительно, однако этот подход к персоне лидера был уже хорошо отработан в конце 1920-х годов, когда термин «вождь» стал применяться только к одному Сталину, считавшемуся «руководителем и учителем», подобным Ленину.

К концу 1920-х годов стали очевидными произошедшие изменения. К Сталину уже привычно стали относиться как к преданному ученику Ленина и его долголетнему соратнику. Памятные мероприятия по случаю годовщины смерти Ленина в 1930 году были совмещены с празднованием пятидесятилетия Сталина. В начале 1930-х годов Сталин достиг успеха в утверждении себя как главного интерпретатора ленинской доктрины. В газетах и на плакатах портреты Сталина стали появляться рядом с изображением Ленина, однако постепенно подходы к изображениям обоих деятелей стали меняться. На плакатах 1920-х годов с портретами обоих революционеров Ленин представал более выдающейся личностью, а изображение Сталина, более мелкое, располагалось позади изображения Ленина, а в некоторых случаях частично затемнено. В 1930-х годах два деятеля сначала изображались на плакатах как визуально равные, но к середине десятилетия такие изображения уступают место плакатам и картинам с лицом Ленина, изображенным на знамени или незаметно присутствующим в углу плаката либо изображенным на фоне и улыбающимся своему наследнику, чей бесстрастный облик теперь доминировал на картине. Плакаты с изображением Сталина регулярно издавались тиражом от 150 000 до 200 000, тогда как Ленин редко удостаивался тиража более чем 30 000. На одном из самых знаменитых плакатов, запечатлевших образ диктатора, созданных Виктором Говорковым в 1940 году, «Сталин в Кремле думает о каждом из нас», Сталин сидит за столом, занятый работой, пишет при свете лампы поздно ночью, но изображения Ленина уже не видно. На одном из последних плакатов, посвященных диктатуре, созданных Виктором Ивановым, «Великий Сталин – маяк коммунизма», Ленин удостоился только упоминания своего имени, бросающегося в глаза с обложки книги, которую держит в своих руках Сталин. Единственное имя, которое отчетливо видно на корешках книг, стоящих в огромном книжном шкафу сразу позади Сталина, – это «И. Сталин»58.