Остров сокровищ. Черная стрела - Роберт Стивенсон

— Пиастры! Пиастры! Пиастры!

ЧЕРНАЯ СТРЕЛА

Рисунки Н.Кривова

ПРОЛОГ.

ДЖОН МЩУ-ЗА-ВСЕХ

Как-то раз после полудня поздней весною колокол на башне Тэнстоллского замка Мот зазвонил в неурочное время. Повсюду, в лесу и в полях, раскинувшихся  вдоль реки, люди побросали работу и кинулись навстречу звону; собрались бедняки-крестьяне и в деревушке Тэнстолл; они с удивлением прислушивались к колоколу.

В те времена — в царствование старого короля Генриха VI[85] — деревушка Тэнстолл имела почти такой же вид, как теперь. По длинной зеленой долине, спускающейся к реке, было разбросано десятка два домов, построенных из тяжелых дубовых бревен. Дорога шла через мост, потом поднималась на противоположный берег, терялась в лесных зарослях, доходила до замка Мот и шла дальше, к аббатству Холивуд. Перед деревней, на склоне холма, стояла церковь, окруженная тисовыми деревьями. А кругом, куда ни кинешь взор, тянулись леса, над которыми возвышались вершины зеленых вязов и начинавших зеленеть дубов.

Возле самого моста на бугре стоял каменный крест; здесь собралась кучка людей — шестеро женщин и долговязый малый в длинной красной рубахе; они спорили о том, что может означать звон колокола. Полчаса назад через деревню проскакал гонец; у харчевни он выпил кружку эля, не слезая с лошади, — так он торопился; но он и сам ничего не знал, он вез запечатанные письма сэра Дэниэла Брэкли сэру Оливеру Отсу — священнику, который управлял замком Мот, пока хозяин был в отъезде.

Внезапно раздался стук копыт; из леса выехал юный мастер[86] Ричард Шелтон, воспитанник сэра Дэниэла, и звонко проскакал по гулкому мосту. Он-то уж наверняка знает, что случилось; его окликнули и попросили объяснить. Он охотно остановился. Это был загорелый сероглазый юноша лет восемнадцати в куртке из оленьей кожи с черным бархатным воротником; на голове у него был зеленый капюшон, за плечами висел стальной арбалет. Гонец, как оказалось, привез важные известия. Предстоит битва. Сэр Дэниэл прислал приказ собрать всех мужчин, способных натягивать лук или носить алебарду, и гнать как можно скорее в Кэттли, а всем, кто ослушается, он грозит своим гневом; но о том, с кем и где придется сражаться, Дик не знал ничего. Скоро явится сюда сам сэр Оливер, а Беннет Хэтч уже вооружается, потому что вести отряд поручено ему.

— Война — разорение для нашей доброй страны, — сказала одна из женщин. — Когда бароны воюют, крестьяне едят корни и траву.

— Нет, — возразил Дик. — Всякий, кто пойдет за сэром Дэниэлом, будет получать по шести пенсов в день, а лучники — по двенадцати.

— Если они будут живы, — ответила женщина, — это неплохо. А что, если их убьют?

— Умереть за своего законного господина — лучшая смерть на свете, — сказал Дик.

— Он мне не господин, — сказал малый в красной рубахе. — Я стоял за Уэлсингэмов до сретенья в позапрошлом году. А теперь я должен стоять за Брэкли! И все по закону! Разве это правильно? Что мне  этот сэр Дэниэл?  Что мне этот сэр Оливер, который больше смыслит в законах, чем в честности? У меня есть один законный господин — несчастный король Гарри Шестой[87], благослови его бог, — бедняга, не умеющий отличить правую руку от левой.

— Скверный у тебя язык, приятель, — ответил Дик. — Ты позоришь разом и  своего славного господина и его милость короля. Но король Гарри — хвала святым! — снова в добром разуме и скоро восстановит мир. Какой ты смелый, когда сэр Дэниэл не слышит тебя! Но я не доносчик. И — довольно об этом!

— Я вам зла не желаю, мастер Ричард, — проговорил крестьянин. — Вы еще мальчик. А вот вырастете и увидите, что карманы ваши пусты. Больше я ничего не скажу. Да помогут святые соседям сэра Дэниэла и да защитит богородица его воспитанников!

— Клипсби! — сказал Ричард. — Честь моя не позволяет мне внимать таким речам. Сэр Дэниэл — мой добрый господин и мой опекун.

— Ну, если так, — сказал Клипсби, — я вам задам загадку. На чьей стороне сэр Дэниэл?

— Не знаю, — ответил Дик и слегка покраснел, потому что его опекун в это смутное время беспрестанно переходил с одной стороны на другую и после каждой измены богатства его увеличивались.

— Никто этого не знает, — сказал Клипсби. — Он ложится спать сторонником Ланкастера, а просыпается сторонником Йорка.

На мосту раздался стук железных подков; все обернулись и увидели скачущего верхом Беннета Хэтча. Это был смуглый седеющий мужчина с тяжелой рукой и суровым лицом, вооруженный копьем и мечом, в стальном шлеме и кожаной куртке.  Он был большой человек в тех краях — правая рука сэра Дэниэла в мирное и военное время, а сейчас, по приказу своего господина, — начальник отряда в сто воинов.

— Клипсби, — крикнул он, — отправляйся в замок Мот и пошли туда всех бездельников! Оружейник выдаст тебе кольчугу и шлем. Мы должны двинуться в путь до вечернего звона. Смотри же: того, кто последний явится на сбор, сэр Дэниэл накажет. Помни об этом! Я знаю, какой ты мошенник! Нэнс, — прибавил он, обращаясь к одной из женщин, — старик Эппльярд в деревне?

— Нет, — ответила женщина. — Он в поле. 

Люди разошлись. Клипсби лениво побрел через мост, а Беннет и юный Шелтон поехали вместе вверх по дороге через деревню, мимо церкви.

— Поглядим на старого ворчуна, — сказал Беннет. — Он будет так длинно восхвалять Гарри Пятого[88], что, слушая его болтовню, успеешь подковать лошадь. И все оттого, что он воевал с французами!

Дом, к которому они направлялись, стоял в самом конце деревни, среди кустов сирени; с трех сторон его огибали луга, тянувшиеся до опушки леса.

Хэтч спрыгнул с коня, закинул уздечку на забор и вместе с Диком пошел в поле, где старый солдат, стоя по колена в капусте, рыл землю и время от времени запевал надтреснутым голосом начало какой-то песни. Вся одежда его была кожаная, только капюшон и воротник были сделаны из черной байки и завязаны красными тесемками; лицо его и цветом и морщинами напоминало скорлупу грецкого ореха; но его старые серые глаза были еще ясны и видели хорошо. То ли он был глуховат, то ли считал недостойным старого стрелка, участвовавшего в битве при Азенкуре[89], обращать внимание на всякие мелочи, но ни громкие призывы набата, ни появление Беннета с мальчиком не сдвинули его с места. Он продолжал упрямо копать землю, напевая очень тонким, скрипучим голосом: