Чертовски богат - Джудит Гулд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех самых пор двери, до того плотно закрытые перед Голдсмитами, отворились, как по мановению волшебной палочки. Приглашения хлынули потоком. И Голдсмиты начали выезжать в свет.
Два месяца Дине казалось, что она живет как в сказке. А потом, проснувшись однажды утром, почувствовала, что все же что-то ее до конца не удовлетворяет.
Да, она добралась до самой вершины. Да, ее с Робертом принимают в самых лучших домах. Ну и что с того?
Дине теперь хотелось большего. Да, большего. Маленькой Дине Ван Влит из Нидерландов уже было мало просто вращаться в кругу избранных, она ныне с завистью поглядывала на еще не освоенные, зеленеющие пастбища.
Коротко говоря, Дина возмечтала стать легендой. Сделаться истинной звездой высшего общества.
И некоторые шаги в этом направлении уже были предприняты.
Следуя во всем примеру Бекки Пятой, Дина уже поменяла свой кричаще-роскошный «кадиллак» на скромный «линкольн» и убеждала Роберта сделать то же самое.
Над воспитанием Дины, ведая о том или нет, работал целый круг лиц.
Ежедневные уроки французского позволяли ей теперь перемежать свою речь всяческими «voulez-vous», «n’est-ce pas», «cherie» и так далее – точь-в-точь как Бекки Пятая.
Под влиянием Джейн Райтсмэн, известного авторитета в области французского интерьера XVIII века, Дина решила, что неплохо бы и ей освоить этот предмет. Так началалось изучение – трижды в неделю – ренессансной живописи.
Наслушавшись рассказов о «субботах» у модельера Оскара де ла Ренты и его жены, куда все заскакивают запросто, возвращаясь из-за города, Дина решила последовать тому же примеру, открыв дверь всякому, кто хотел бы пропустить рюмочку в воскресенье вечером.
Эти «воскресники» сразу же приобрели колоссальную популярность. Покойная Китти Миллер как-то обронила: «Положите у двери кусок ветчины, и у вас отбоя не будет от гостей». Нечто в этом роде Дина и сделала.
Но с одной важной поправкой. Теперь она знала, что скромность – самый верный признак хорошего вкуса и что чем меньше и изысканнее кусок ветчины, тем лучше. Если раньше она расшибалась в лепешку, устраивая шикарные приемы с массой приглашенных, то ныне ограничивалась встречами в узком кругу и довольно быстро преуспела в их устройстве.
И знакомым, что ее принимали, Дина уже не посылала обескураживающе дорогие благодарственные подарки, а из кожи вон лезла, лишь бы найти что-нибудь скромное, но зато изысканное. Иногда, разнообразия ради, можно было себе позволить и откровенный кич.
Дина завела специальную записную книжку, в которой отмечались пристрастия ее знакомых: в еде, напитках, цветах, людях – друзьях и, еще важнее, недругах – так, чтобы, не дай Бог, на одной и той же вечеринке не оказалось два непримиримых врага.
И Дина не останавливалась на достигнутом, упорно продолжая совершенствоваться.
В шесть сорок пять, уже одетая для утренней гимнастики, Дина позвонила дворецкому по внутреннему телефону.
– Да, мадам? – в трубке прозвучал сонный голос Джулио.
– У меня сегодня немного сдвинулось расписание, – извиняться Дина и не думала. – Встретимся прямо сейчас. – Она на секунду остановилась. – У меня.
– Иду, мадам.
Когда он появился, Дина сидела на диване в гостиной, потягивая только что поданный Дарлин кофе.
– Мадам! – поклонился Джулио.
– Благодарю, Дарлин, – сухо сказала Дина. – Вы свободны.
Служанка сделала книксен и незаметно выскользнула из комнаты.
Джулио неодобрительно посмотрел ей вслед.
Если вкус Дины действительно нуждался в совершенствовании, то о ее хватке того же сказать нельзя.
– Присаживайтесь, Джулио. – Она посмотрела на него в упор. – Нет, нет, не туда. – Голос у Дины был как у дрессировщицы. – Вот сюда.
Джулио повиновался.
– На следующей неделе, в понедельник, четверг и пятницу, здесь будут съемки, – сразу перешла к делу Дина. – Прошу проследить за тем, чтобы все было обеспечено. – Она помолчала. – Иными словами, хоть наизнанку вывернитесь, но люди из «Архитектурного журнала» должны быть довольны.
– Слушаю, мадам. – Джулио сделал запись в блокноте.
– В четверг здесь установят вазы с цветами, а потом Ренни или кто-нибудь из его помощников будут ежедневно их менять. Пусть и о них позаботятся.
– Разумеется, мадам. – Джулио сделал очередную пометку.
– Теперь по поводу последнего воскресного приема. – Дина отхлебнула кофе. – Неужели я должна повторять, что только гости одеваются, как им угодно? Персонала это не касается. Между тем я заметила, что официанты позволяют себе небрежность в одежде. С этим надо покончить раз и навсегда.
– Слушаю, мадам.
– Кстати, вас здесь в прошлое воскресенье вообще не было.
– У меня заболел родственник, и я...
– К друзьям и родственникам можете ходить в свободное время. Ясно?
– Да, мадам. Извините...
– Чтобы этого больше не было.
Далее последовала домашняя рутина. Дина постоянно сверялась с записями: здесь пыль... тут пятно... а это уж настоящее безобразие: паутина на люстре!
Джулио все записывал.
Раздался стук в дверь. Появилась Дарлин: инструктор на месте, ждет.
Дина бросила взгляд на миниатюрный будильник от Фаберже: семь. Сегодня он пришел на четверть часа раньше обычного. Хорошо.
Следующие двадцать пять минут Дина провела в спортивном зале, где инструктор безжалостно гонял ее с тренажера на тренажер.
Затем – благословенный душ.
Следующие полчаса съели телефонные звонки.
В половине десятого – энергичный массаж, в десять – укладка волос и маникюр.
После этого, уже при полном параде, Дина переговорила с шеф-поваром из фешенебельного ресторана и приняла его с испытательным сроком (он готовит для Бекки Пятой, а чем она хуже?).
День только начинался.
Утро незаметно перетекло в полдень. После лекции у «Сотби» и встречи с де ла Рентой Дина направилась к Бекки Пятой.
Было половина второго, и хоть у Дины не было и секунды свободной, усталой она себя совершенно не чувствовала.
Отнюдь. Дина Голдсмит – настоящий сгусток энергии. Она бежит по первой дорожке – и получает от этого колоссальное наслаждение.
* * *– Спасибо, Урия, больше ничего не надо, – сказала Бекки старику с трясущимися руками и острым, как клюв, носом, который поставил на стол поднос с кофейником, чайником, сахарницей и сливками.
– Слушаю, мадам, – громко отчеканил старец; подобно всем тугоухим, он скорее кричал, чем говорил.
Уловив неодобрительный взгляд, брошенный Диной вслед Урии, Бекки пояснила:
– Мы с Урией как родные. Знаете, ведь он более пятнадцати лет прислуживал моему последнему мужу. А целых тридцать лет до того – его отец. Да, Урия воспитан в старых добрых традициях. Гордость не позволяет ему и подумать о том, чтобы уйти на покой. Мне лично кажется, что это просто убило бы его.