Заложница Морского демона - Анна Шейн

Если оставить сейчас подругу без поддержки и покровительства... Она может больно упасть со своего шаткого пьедестала. И хотя сейчас Бианка ужасно на нее злилась - не желала ей зла.

К тому же Триш всегда была рядом. И она поддерживала ее в трудные времена. Когда умер дедушка, когда ее семья уехала с побережья, и Биа тосковала по морю, когда появился Винсент Майер... Все пошло под откос лишь после похищения, с появлением Ларса...

Или и вовсе изначально ничего не было? Или Бианка придумала себе эту дружбу, а Триш просто изображала ее, ведь как отказать хозяйской дочке?

Наверное... Наверное, сейчас это неважно. Да. Неважно. Они обе находятся в подвешенном состоянии, они обе попали на чужие земли, оказались на распутье своих жизней. Даже если Триш больше не захочет быть ее подругой, они еще долгое время будут оставаться сестрами по несчастью.

Бианка и не заметила, как они вернулись в крепость. Получается, они с Триш так и прошли всю дорогу вместе? Молча и под ручку?

Ворота крепости были настежь раскрыты, у них стояла загруженная корзинами и коробами телега, которую суетливо разбирали слуги. Бианка вдруг вспомнила: ведь кто-то приехал. И, судя по тому, сколько вещей привез с собой нежданный гость - он планировал задержаться.

Вдруг из-за ворот к телеге вышла, прихрамывая, светловолосая девушка в черном наряде. Ее милое личико уродовал длинный кривой шрам.

Биа остолбенела, сердце замерло, по спине пробежал холодок. Она сразу узнала обноски рабыни - их с Триш обрядили в такие же. И эта бедная покалеченная девушка... Едва ли в двух мирах найдется другой ард или человек, который так нетерпим к чужой красоте...

- Хельга... - прошептала Бианка чуть слышно, - это ведь ее рабыня!

Ладошка Триш, которая все это время была мягкой и слабой, и оставалась в хватке подруги будто бы против воли, вдруг крепко сжала руку Бии. В этом простом жесте крылось больше, чем в сотне слов. Они могли ссориться по многим вопросам, но хотя бы в отношении этой страшной женщины оставались единодушными...

Арин и Бебхен тоже заметили рабыню и тоже остановились. Мгновение хозяйка Оплота говорила что-то приемной дочери, поглаживая ее нежно по спине, потом заставила ее что-то ответить, сквозь силу улыбнуться, поцеловала в лоб и поспешила к воротам - видимо, помогать встречать гостью.

Проклятую гостью.

Бебхен после ухода матери не шелохнулась. Биа видела, как вся она ужасно напряглась, как сжались ее пальцы в тяжелые кулаки. Вспомнился рассказ Гуна о происхождении младшей сестры. Ведь она тоже прошла через Хельгу.

Бианка пробыла в Прибрежной крепости всего день, но многое успела перетерпеть... А сколько там пробыла Бебхен? Видит Господь, у девушки тоже был вздорный нрав, кто знает, как Хельга пыталась поставить ее на место.

- Бебхен? - Биа осторожно окликнула девушку, но та не двинулась. Она стояла, как вкопанная, и наблюдала за рабынями и слугами.

Бианка переглянулась с Триш. Подруга кивнула на удивление решительно и вдвоем они подошли к Бебхен.

Сложно было поверить, что это она, громкая, шебутная девчонка. Бебхен побелела, даже губы у нее стали нездорово-синими, глаза округлились и странно выпучились. Она вздрогнула, когда Биа окликнула ее еще раз и положила руку ей на плечо.

- Я думала это Эдвард, а это... - она зажмурилась, будто ей больно было говорить, - эта женщина.

- Нам с Триш выпала радость с ней познакомиться, - выговорила Бианка с пониманием к Бебхен и со злостью на Хельгу.

- Почему ее вообще сюда впустили? Еще и вещи ее разгружают! - затараторила Бебхен, нервно перебирая пальцы, - она же мерзкая... Последняя сволочь, ведьма!..

- Байраш, - вдруг Бианка вспомнила слово, которым, как ей рассказывали, пользовались южане, и решила использовать его, чтобы успокоить Бебхен.

Та нахмурила бровки и растерянно посмотрела на собеседницу.

- Ты не знаешь это слово? Так софирцы и другие южане называют злых духов, ведьм и всякую нечисть.

- Байраш... - повторила Бебхен медленно, словно бы смакуя, - мне нравится. Теперь буду называть ее только так!

Биа усмехнулась, но вместе с тем прибавила:

- Лучше никак ее не называть. И не видеть ее.

В глазах у Бебхен что-то вспыхнуло. Она посмотрела на собеседницу внимательно, изучающе, и задумчиво проговорила:

- На тебя она тоже наверняка ополчилась...

- Да. Нам с Триш...

- Нет, - Бебхен перебила, - на тебя. У этой женщины... - она осеклась и довольно поправилась, - у этой байраш крышу сносит, если рядом с Гуннаром появляется другая женщина, - девушка сложила руки, медленно перевела взгляд снова на телегу, на вещи Хельги. Младшая выглядела так, будто замышляла нечто коварное и пыталась уцепиться за что-то такое, что можно использовать против Хельги.

- Он рассказывал мне немного об этом, - проговорила Бианка с сочувствием, - Гун сказал, что ты потеряла память...

- Потеряла память? - ее лицо исказила злая и горькая одновременно усмешка, - она лишила меня памяти! Каждый раз, когда я вспоминала... - глаза у Бебхен помокрели, голос вздрогнул, - она наказывала меня каждый треклятый раз. Она била меня, мучала. Из-за нее теперь если я и пытаюсь что-то вспомнить - вспоминаю только боль и страх от ее наказаний!

На сердце потяжелело. Ведь тогда... Сколько, как сказал Гун, ей было лет? Семь? И Хельга взаправду пытала маленькую девочку? Почему? За что?!

Вспомнился вдруг разговор с Гуннаром про способность прощать, про второй шанс для каждого... Это казалось правильным и справедливым. Но в каком-то другом мире. Ведь разве можно простить кому бы то ни было то, что творила Хельга?

- И ты совсем ничего не помнишь? - вопрос Триш прозвучал слабо, будто она стояла где-то далеко-далеко, и Бия услышала его совершенно случайно.

- Только совсем немного... Помню своего отца. Настоящего отца. Он был полным и теплым, мне нравилось сидеть в него на коленях... И он не был южанином. У него кожа была белая, как у вас, - Бебхен качнула плечами, - значит, моя мама должна была быть южанкой... Иногда я пытаюсь придумать историю, как они нашли друг друга и как я появилась на свет. Это все, что мне остается, - Бебхен потупила тоскливый взгляд, - я благодарна Гуну и моей семье. Они правда моя семья, но... Мне все равно всегда ужасно не хватало своего дома, своей родной земли.