Стража! Стража! - Терри Пратчетт

— У вас вообще нет доказательств. — прошептал Обычный.

— Разумеется, нет. Способ, которым бегает незнакомец.

Нетерпеливая интонация голоса. Вот и все. но ведь все это не имеет значения, не так ли? Потому что это не имело бы значения, даже если бы у меня были доказательства. — сказал Бодряк. — Никто не будет этим заниматься. И вы не можете вернуть мне мою работу.

— Я могу! — сказал Обычный. — Я могу, и вам больше нет нужды оставаться капитаном…

— Вы не можете вернуть мне мою работу. — повторил Бодряк. — Это никогда не было вашим правом отбирать ее у меня. Я никогда не был офицером города, или офицером короля, или офицером Патриция. Я был офицером закона. Закон можно было подкупить или склонить в нужном направлении, но он оставался законом, подобием его. Но здесь нет никакого закона, кроме: «Вы будете сожжены заживо, если будете неосторожны». Где здесь место для меня?

Обычный ринулся вперед и схватил его за руку.

— Но вы можете мне помочь! — сказал он. — Поймите, должен же существовать способ обезвредить дракона, или хоть по крайней мере мы сможем помочь людям, направив события таким образом, чтобы смягчить зло, исходящее от него, найти точку соприкосновения…

Удар Бодряка угодил Обычному в щеку и развернул его.

— Дракон здесь. — оборвал он рассуждения. — Вы не сможете ни направить его, ни убедить его, ни торговать с ним.

С драконами не бывает перемирия. Вы вызвали дракона сюда и втравили нас в это, вы ублюдок.

Обычный опустил руку, сняв ее с белой отметины, оставшейся после удара кулаком.

— Что вы собираетесь делать? — сказал он.

Этого Бодряк не знал. Он знал дюжину путей, по которым могли развиваться события, но только единственный, по-настоящему подходящий состоял в том, чтобы убить Обычного.

А, лицом к лику, он не мог этого сделать.

— Всегда неприятности с людьми, подобными вам. — сказал Обычный, вставая. — ВЫ всегда выступаете против любой попытки улучшения человечества, но у вас никогда не было собственного подходящего плана. Стража! Стража!

Он маниакально улыбнулся Бодряку.

— Не ожидали этого, верно? — сказал он. — Мы по-прежнему держим здесь стражу. Разумеется, не так много. Немного людей желает войти сюда.

В коридоре раздались шаги, и в комнату вошли четыре дворцовых стражника, с обнаженными мечами.

— Я не оказывал бы сопротивление, будь на вашем месте.

— продолжал Обычный. — Они отчаянные и беспокойные люди.

Но им хорошо платят.

Бодряк ничего не сказал. Обычный злорадствовал. У вас всегда остается шанс с злорадствующими. Старый Патриций никогда не злорадствовал, это вы могли определенно сказать о нем. Если вам желали смерти, то вы никогда бы об этом не узнали.

Все, что нужно делать со злорадствующими, играть игру согласно правил.

— Вам никогда это не сойдет с рук. — сказал он.

— Вы правы. Вы абсолютно правы. Но никогда — это слишком длинный промежуток времени. — сказал Обычный. — Никому из нас не удастся так долго с этим справляться.

— У вас будет время обдумать это. — сказал Обычный и кивнул стражникам. — Бросьте его в специальную темницу. А затем принимайтесь за следующее задание.

— Э-э. — сказал старший стражник, колеблясь.

— Что такое?

— Вы, э-э, хотите, чтобы мы на него напали? — потерянно сказал стражник. Хотя дворцовая стража была толстокожей, но, как и все прочие люди, они соблюдали конвенции, и когда стражу призывали действовать в раскаленных добела обстоятельствах, для них наступали не самые лучшие времена.

Парень, как ему кажется, собирается стать героем. Стражник совсем не задумывается над будущим, в котором его возможно ожидает смерть.

— Разумеется, вы идиот!

— Но, здесь только один такой. — сказал капитан.

— А он улыбается. — сказал человек, стоявший за ним.

— Может собирается раскачаться на люстре. — сказал один из его коллег. — Сшибет стол, и поминай как звали.

— Он даже не вооружен! — пронзительно крикнул Обычный.

— Это-то хуже всего. — стоически продолжал рассуждения один из стражников. — Такие подпрыгивают, понимаете, и хватают один из тех мечей, что висят над камином.

— Да-а. — подозрительно сказал другой стражник. — А потом швыряют в вас стулом.

— Здесь нет никакого камина! Здесь нет никакого меча!

Здесь есть только он! Хватайте его! — надрывался Обычный.

Двое стражников нехотя схватили Бодряка за плечи.

— Вы же не собираетесь предпринимать ничего героического? — прошептал один из них.

— Даже не знаю, когда начинать. — ответил капитан.

— Ладно.

И когда Бодряка выводили из кабинета, он услышал, что Обычный, как сумасшедший, разразился смехом. Они всегда так поступают, злорадствующие.

Но он был прав в одном. У Бодряка не было плана. Он не задумывался над тем, что произойдет дальше. Он оказался дураком, говорил он сам себе, думать, что ты окажешься в конфронтации и этим все завершится.

Ему также было интересно узнать, что это за следующее задание.

Дворцовые стражники ничего не сказали, но вытянулись по струнке, с выпученными глазами, и повели его по лестнице вниз, через разрушенный зал, а затем сквозь остатки коридора в зловещую дверь. Они открыли дверь, швырнули его внутрь и удалились.

И никто, совершенно никто, не заметил тонкую, как листочек, кожуру, которая плавно слетела с крыши, кувыркаясь в воздухе как семя сикоморы, перед тем как приземлиться на обломках мишуры, сложенных в груду.

Это была кожура от арахиса.

И наступившая тишина разбудила леди Рэмкин. Из спальни открывался вид на загоны драконов, и она привыкла спать под неумолчный шорох чешуи, спорадический рев драконов, извергающих во сне пламя, вопли беременных самок. Отсутствие любых звуков звучало как сигнал будильника.

Она немного поплакала перед тем как отправиться спать, но немного, ибо какая польза от лишних слез и позволять себе излишне распускаться. Она зажгла лампу, надела резиновые сапоги, взяла палку, которая была единственным оружием, стоявшим между ней и теоретически возможной потерей добродетели, и пулей промчалась сквозь темный дом. Когда она пересекала лужайку, направляясь к загонам, то у нее возникло смутное чувство, что в городе что-то произошло, но она отбросила эту мысль, ибо об этом не стоило думать.

Драконы были важнее.

Толчком она распахнула дверь.

Слава богу, они все были здесь. Характерный смрад болотных драконов, напоминавший запах речного ила и химического взрыва, разносился в ночи.

Все драконы раскачивались на задних ножках в центре загона, изогнув шею, свирепо вглядываясь в что-то на крыше.

— Ах. — сказала она. — Что-то опять летает там наверху?

Красуется перед вами. Детки, не беспокойтесь об этом. Мама с вами.

Она поставила лампу на верхнюю полку и зашла в загон к Эрролу.

— Ну а теперь, мой мальчик. — начала она и остановилась.

Эррол, вытянувшись, лежал на боку. Тоненькая струйка серого дыма вырывалась из его пасти, а его живот раздувался и сокращался как меха. Его шкура, от шеи и до пят, была чисто белой.

— Думаю, что если когда-нибудь буду переписывать «Болезни», то целую главу полностью отведу тебе. — спокойно сказала она, открывая ворота загона. — Давай посмотрим, может противная температура уже спала?

Она нагнулась, чтобы прикоснуться к шкуре, и задохнулась. Она поспешно отдернула руку, наблюдая как на кончиках пальцев вздуваются пузыри.

Эррол был такой холодный, как огонь.

И пока она рассматривала его, маленький кружок от ее теплого дыхания был заметен на морозном воздухе.

Леди Рэмкин присела на корточки.

— Так какой же породы драконов ты…? — начала она.

Послышался стук в дверь, где-то далеко в доме. На миг она задумалась, затем задула лампу, с трудом проползла вдоль загонов и отодвинула обрывок мешковины, прикрывавший окно.

Первый лучик рассвета очертил силуэт стражника, стоявшего перед ее дверью, перья на его шлеме развевались на ветру.

От страха она прикусила губу, отползла к двери, пролетела через лужайку и ворвалась в дом, перепрыгивая через три ступеньки.

— Глупый, глупый. — бормотала она, вспоминая, что лампа осталась внизу на лестнице. Но на это не было времени.

За то время пока она ходила бы и забирала ее, Бодряк мог уйти.

Работая на ощупь и по памяти, она отыскала в темноте свой лучший парик и напялила его на голову. Где-то на туалетном столике, среди мазей и средств для драконов, завалялся флакончик, называемый, если ей не изменяла память, «Ночная Роса» или еще как-то совершенно неподходяще, необдуманный подарок от племянника, сделанный давным-давно.

Она перепробовала несколько флакончиков, пока по запаху не отыскала нечто, подходящее описанию. Даже для носа, который давным-давно потерял большую часть своей чувствительности перед лицом превозмогающего смрада драконов, запах казался более сильным, чем она помнила. Но по-видимому мужчинам нравятся подобные запахи. Или так ей приходилось об этом читать. Полная бессмыслица, на самом деле. Она поправила выбившийся край ночной сорочки таким образом, как она надеялась, что та не будет заметна, и бросилась по ступенькам к дверям.