Те, которые - Андрей Жвалевский

Полжизни…

Такое чувство, что не человека уговаривал, а вагоны разгружал. Спать хочу – сил нет. Но зато лягу спать с чувством хорошо выполненного долга.

Впервые мы забирали отца из больницы в таком состоянии. Он даже не пытается ходить. Врачи флегматично изрекают: «Интоксикация, что ж вы хотели». У папы нет сил даже злиться на меня. Мама просительно заглядывает мне в глаза: «Но ведь мы правильно все сделали, да, Дима?»

Черт! Я НЕ ЗНАЮ, ПРАВИЛЬНО ЛИ МЫ СДЕЛАЛИ!!!

Но очень надеюсь, что правильно.

Переселился к родителям. Маме тяжело ухаживать за отцом, у которого отказывают почки, кишечник, и, кажется, скоро наступит очередь печени. Я взял бессрочный отпуск и ухаживаю за папой изо всех сил. Все как в прошлый раз. Только на полгода раньше. И дело не в раке, а в лечении от него.

А я ведь хотел, как лучше.

Мама перестала просительно заглядывать мне в глаза и задавать глупые вопросы.

Папа умер.

Я ничего не смог.

Не знаю, кто и зачем дал мне второй шанс, но я им не пользуюсь. Тошка не родился. Папа умер раньше и в больших мучениях, чем в прошлый раз.

Мама почти не говорит со мной. Смотрит куда-то в сторону, отвечает односложно. Гораздо больше времени проводит с тетей Машей, которую не видела уже лет десять. Тетя Маша приехала из какой-то тьмутаракани и поселилась в маминой квартире. Икон навезла. Я смотрю и молчу. У меня больше нет решающего голоса. Даже совещательного.

Пробовал напиваться, но спирт перегорает еще в пищеводе, до мозга ничего не доходит. Сижу трезвый и злой, только башка по утрам трещит.

До знакомства с Верочкой еще полгода, но я не уверен уже, что решусь на это знакомство.

Все равно все испорчу.

Отмечал Тошкин день рождения. Совсем не пил.

Ничего не хочу. Все дела фирм ведут замы. Наверняка дурят мне голову и воруют. Но мне наплевать.

Какая разница? Пусть все идет как идет.

Сегодня проснулся с чувством остервенения. Какого дьявола! Да, я проиграл – уже два раза – но это не повод распускаться! Валяюсь дома, жру и смотрю ящик целыми днями! Женщины полгода не было! Маму ни разу не навестил!

Разозлился на себя так, что собирался повторить сюжет «Бойцовского клуба» и набить себе рожу без посторонней помощи. Может, и набил бы, но хватило ума направить злость в конструктивное русло.

Первым делом промчался с инспекцией по своим ООО. В первом зам изобразил такую бурную радость, что стало понятно – рыло у него даже не в пушку, а в… Не знаю, как называется, когда пуха много. В пуховике!

В остальных фирмах замы были предупреждены, поэтому вели себя более сдержанно, но глазки бегали у всех. Я пригрозил, что с завтрашнего дня устрою комплексную проверку, и отправился к маме. Без предварительного звонка.

Мы уже месяца три не общались, так какой, к дьяволу, предварительный звонок? Застал ее в компании жидкобородого попенка и в окружении тысячи икон. Он, бедолага, пытался вступить со мной в мировоззренческий спор! Невовремя пытался, я его размазал по стене интеллекта булыжниками логики. Мама, которая в начале разговора сидела безучастно, к концу забеспокоилась и все переводила взгляд с меня на… этого… черт, не помню, как его там звали.

В общем, одержал сокрушительную победу. Хорошо еще, что хватило ума не дожимать маму. Оставил ее немного подумать над жизнью. Думаю, ей тоже пора на себя разозлиться.

Замы, как и следовало ожидать, проворовались. Двое ударились в бега, третий понес повинную голову мне. Я так удивился, что оставил его на должности – с условием, что нанесенный ущерб будет покрыт из его зарплаты. Он искренне меня поблагодарил… и вот уже неделю не могу до него дозвониться.

И черт с ними со всеми. Остальные притихли и стараются выглядеть образцами исполнительности. Никогда мои ООО так четко не работали!

А вот с мамой все не так просто. Я еще раз приезжал к ней, и на сей раз меня встретил не давешний жидкобородый попик, а некто отец Виталий. Молодой, совсем еще пацан. Я и на него сначала набросился, обрушивая доводы разума на хрупкую основу религиозного мистицизма, но он и не думал спорить, стоял и слушал. Это очень утомительно – спорить со скульптурой, пусть даже и слушающей.

Когда я выдохся, он вдруг спросил: «А почему вы к матери не приезжаете?». Я тут же взвился: «А почему вы у меня это спрашиваете? Ведь все в руце божией! Вот у него и интересуйтесь!». Он кивнул совершенно безмятежно: «Все в его руке, это так. Но у вас есть свобода воли. Это господь вам ее даровал…» – «Так вы определитесь, кто все решает – бог или человек!» – «Бог говорит нам, что делать. А уж делать или нет, это мы сами решаем. Господь слишком уважает нас, чтобы решать все за нас».

Я потом еще что-то пыжился, но с тем же неуспехом.

А мама весь разговор не сводила с него глаз. Мы договорились, что в следующий раз я приеду к нему в храм, и мы продолжим беседу. Честно говоря, не понимаю, как я на это повелся? С моим-то воинствующим атеизмом в крови?

P. S. Не могу уснуть. Что-то есть в этом отце Виталии. Да и насчет воинствующего атеизма… Моя собственная судьба в его рамки не очень-то укладывается.

Я-то думал, что о. Виталий в храм зовет, чтобы поразить меня пышностью и величием. А оказалось, что эта церковь еще строится. Так мы и беседовали – между стремянками.

По-моему, он просто талантливый психолог. Расковырял все мои болячки, показал все мои страхи. Я ему чуть было не поверил (не в религиозном смысле, конечно – в человеческом!), но в конце он меня ошарашил: «Ваша мама хочет принять послушание». Я даже не сразу понял, что речь идет о монастыре. Когда понял, опять взъярился.

Отец Виталий посоветовал мне поговорить с мамой. Я предупредил, что буду говорить с глазу на глаз.

И тут же отправился к маме. Выгнал ошивающуюся тут же тетю Машу… и долго не понимал, с чего начать.

Мама тоже, кажется, не знала, как подступиться. А потом мы вдруг заговорили о другом. Мама просила у меня прощения – она ведь меня винила в папиной смерти. Не хотела винить, а изнутри что-то черное ее грызло: «Это сын твой убил!». Я плакал и все пытался объяснить, что я в самом деле виноват, но не в смерти, а в том, что эту смерть приблизил. И тоже просил прощения.

Не помню уже, когда я так много плакал.

Мама попросила отпустить ее в монастырь. Я не стал спорить. Только попросил разрешения навещать ее иногда.

Завтра я встречусь с Верочкой.

Все валится из рук, даже про маму почти не вспоминаю.