Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы. - Грегори Дуглас

С. Что вы знаете о смерти генерала СС Германа Фегеляйна в период между 20 и 29 апреля 1945 года?

М. Лучше сформулировать вопрос таким образом: что я знаю о смерти Фегеляйна в Берлине в этот период?

С. Да, именно так.

М. Ответ: я ничего не знаю об этом.

С. Насколько вам известно, генерал Фегеляйн покинул Берлин? Так?

М. Насколько мне известно, да.

С. И последний, наиболее важный вопрос: Мартин Борман мёртв?

М. Насколько мне известно, нет. Как я предполагал, он был каким-то образом связан в это время с личным врачом Гитлера Штумпфеггером, но никаких фактов и доказательств у меня нет. Однако позвольте добавить следующее: если бы Мартин Борман остался жив и уехал в Испанию, я бы сразу узнал об этом. Однако после падения Берлина я ничего не слышал о Бормане и полагаю, что он мёртв. Быть может, это не так, но я придерживаюсь своего мнения. Больше мне нечего сказать.

С. И в заключение: какова судьба плёнок, взятых вами из личного архива Гитлера?

М. Они все у меня. Гитлер велел мне сохранить их для него.

С. Склонны ли вы показать их нам?

М. Ни при каких обстоятельствах.

С. Тогда наша беседа закончена. Благодарю вас за вашу любезность, генерал.

М. Не стоит благодарности.

Мюллер и побег из Берлина

Каким образом удалось германскому вождю избежать ловушки в окружённой немецкой столице в последние дни войны? Сейчас считается, что и многие другие высшие члены германского руководства сумели тогда скрыться, и в данном фрагменте беседы со всей ясностью и драматичностью представлены детали подготовки и практическое осуществление подобного бегства.

С. Я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу вашего бегства из Берлина. У нас имеются некоторые сведения о том, что в последние несколько дней вы совершили определённые действия, и для нашего дальнейшего сотрудничества жизненно важно подтвердить либо опровергнуть эти сведения. Мне нет необходимости говорить вам, что для вас очень важно продолжать вашу собственную линию. Я не намерен помогать вам наводящими вопросами, но я хотел бы услышать ваш отчёт, основанный на том, что вы мне говорили раньше. Начните, пожалуйста, с того момента, как вы оставили Берлин, и рассказывайте дальше как можно более подробно, даже по минутам, если в этом есть необходимость.

М. Разумеется. Если вы позволите сделать кое-какие пометки, чтобы освежить мою память касательно дат или времени, я начну прямо сейчас.

С. Может быть, вам понадобится ещё бумага, кроме той стопки, что лежит перед вами? Я могу принести ещё, если хотите.

М. Этого достаточно, спасибо.

С. Буду благодарен вам, если вы приступите.

М. Не хотите ли прерваться, чтобы немного перекусить?

С. Вы проголодались?

М. Нет. Я подумал о вас и вашем стенографисте.

С. Я уверен, что мы сможем подождать ещё некоторое время. Не угодно ли вам начать?

М. Да. Позвольте мне начать с того момента, как я покинул Берлин. 29 апреля я очень рано ушёл из рейхсканцелярии и затем переоделся в форму военно-воздушных сил. У меня было звание майора ВВС, и я считался прикреплённым к Министерству авиации в качестве специалиста по лёгким самолётам. Я мог справиться с этим, поскольку имел лётную подготовку, к тому же разбирался в специфике обслуживания самолётов, по части механики. Я не собирался лететь сам: у меня был пилот – офицер службы безопасности, который состоял также и в воздушных войсках и имел очень большой опыт управления всеми типами современных самолётов. Когда я впервые заговорил с ним об этом плане, а это было в 1944 году, он выразил твёрдое желание работать со мной. Я в течение некоторого времени пользовался его услугами, чтобы перебрасывать агентов в Швейцарию и обратно, и за весь проект в целом отвечал лично он. Хотя мы могли засылать агентов и обычными рейсами, иногда было желательно, чтобы они миновали таможенный контроль. Этот человек сам разрабатывал лётные маршруты и самолётом переправлял туда людей. На этот раз я не хотел лететь прямо в Швейцарию, потому что у немецкого самолёта, оказавшегося в воздушном пространстве этой страны, неминуемо возникли бы проблемы, если бы его обнаружили швейцарцы или кто-нибудь другой. Было бы лучше приземлиться сразу по эту сторону границы, а затем пересечь её пешком. Пилот…

С. Не могли бы вы назвать его имя?

M. Нет. Он оказал мне огромную услугу, и у меня нет причин навлекать на него неприятности. Позвольте мне продолжать, если вы не против.

С. Конечно.

М. Он подготовил самолёт «Шторх», лёгкий связной и курьерский самолёт, очень надёжная машина, которой для взлёта требуется всего 50 метров. И для приземления ему нужно 130 метров. Он уже летал на таких много раз и был совершенно убеждён, что именно эта машина нам нужна. Данный самолёт вмещал двух человек и кое-какой багаж. Он также был оснащён радио. Этот «Шторх» принадлежал лётному отряду главы СС, но того большую часть времени не было в Берлине, так что самолёт был полностью снаряжён и содержался в резерве. С технической точки зрения он был в первоклассном состоянии, и у нас имелся большой запас отличного топлива, которого хватило бы до самого конца полёта. У самолёта были и запасные баки, которые давали нам порядка тысячи дополнительных километров, а поскольку нужное расстояние составляло лишь около 750 километров, топлива нам хватало с избытком даже на случай любых непредвиденных обстоятельств. Русские в это время уже практически захватили правительственный квартал и вели бои на южном берегу Шпрее вокруг здания рейхстага. Мы взлетели около 23:00 часов с одной из улиц в Тиргартене. Оглядываясь назад, скажу, что это была худшая часть полёта. В этом районе шли ожесточённые бои и артобстрелы, так что у нас не было никакой уверенности, что нас не собьют или что взлётная полоса в последний момент не будет взорвана. Город был в основном затемнён, но на севере и юге мелькали отблески пожаров. Пилот стал проверять взлётную полосу, и какие-то наши солдаты спросили его, что он делает. Он умел находить подходы к людям и заставил нескольких из них оттащить с дороги поваленное взрывом дерево, и затем мы взлетели. Без сомнения, это был самый опасный момент. Самолёт быстро набирал высоту, и мы увидели, что внизу прямо под нами идёт бой, мелькают вспышки орудийных выстрелов, грохот даже заглушал шум двигателя. В этом самолёте пассажир размещается позади пилота, а кабина устроена так, что можно смотреть вниз. Было видно, как то здесь, то там вспыхивает огонь, в воздухе висел густой дым, но мы быстро поднимались, и нам вскоре удалось оставить его внизу. Второй неприятностью, помимо обстрела с земли, была советская авиация. Уже некоторое время Берлин не бомбили, потому что русские вели бои внутри города, а поскольку американцы и британцы, как правило, не удосуживались прицеливаться, когда сбрасывали свои бомбы, то, конечно, бомбёжки решили прекратить. Боялись убить эту горстку советских. Теперь-то они, конечно, с удовольствием разбомбили Москву и назвали бы это ошибкой пилота. Мы полетели на юго-запад, чтобы скорее выйти за пределы города. Помню, как я посмотрел вниз и справа увидел три русских истребителя, летящих на север. Только тени в свете вспышек от выстрелов. Это были единственные самолёты, которые встретились нам за весь полёт, но подобное зрелище нас не обрадовало. Нам нужно было лететь на юго-запад, а потом на юг в сторону Белица, следующим пунктом был Хемниц. Под нами находились русские, и дополнительную тревогу вызывало то, что нам могла понадобиться аварийная посадка. К счастью, этого не произошло, и от Хемница мы полетели прямо на Зальцбург. Небо было почти сплошь затянуто облаками, и мы старались держаться выше. Большую часть времени земли не было видно, и, конечно, пока мы летели над немецкой территорией, внизу было темно, так что мы ориентировались только по приборам. Пилот понимал по-русски и по-английски и почти всё время слушал радио. Довольно часто он оборачивался ко мне и сообщал какой-нибудь обрывок подслушанной информации. Это всё были плохие новости, но ни слова о немецких самолётах и никаких указаний на то, что американцы собираются взлетать. Пока мы продвигались на юг, он старался поймать какие-нибудь воздушные переговоры, но это случилось только один раз, и то мы не услышали ничего важного. От Зальцбурга мы повернули на юго-запад к Инсбруку, а затем направились к Швейцарии.