Очерки по общему языкознанию - Владимир Звегинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лексика. Хотя бич-ла-мар держится целиком на лексике, она тем не менее чрезвычайно ограничена и не способна передавать сколько-нибудь сложных понятий. Для обозначения предметов и явлений, которые выходят за пределы тесного круга самых обычных и обязательных вещей, этот жаргон создает описательные обороты, которые не лишены иногда красочности и комичности. Например, рояль называется так: big fellow bokus (box) you fight him he cry — «большой ящик, ты бьешь по нему, он кричит»[297]; гармонь— little fellow bokus you shove him he cry you pull him he cry — «маленькая коробка, ты толкаешь ее, она кричит, ты тянешь ее, она кричит»; духи— water belong stink — «вода, которая пахнет»; лысина — grass belong head belong him all he die finish — «трава его головы вся умерла» (Г. Шухард приводит также такой пример: you no savvy that fellow white man coconut belong him no grass — «ты не видел белого человека, кокосовый орех которого не имеет травы», т. е. «не знаешь ли ты белого лысого человека?»).
Фонетика. О фонетической стороне бич-ла-мар трудно судить, так как этот жаргон известен нам только по записям. Можно только предполагать, что в данном случае имеет место положение, аналогичное тому, которое наблюдается в искусственных языках (например, эсперанто) в устах разноязычных людей: каждый вносит свои артикуляционные привычки. В этом убеждают нас и отдельные записи, не опирающиеся на английские письменные нормы, а стремящиеся воспроизвести действительное произношение. К таким записям, в частности, относится следующее сообщенное Кодрингтоном письмо жителя Новых Гибридов, которое, несомненно, передает фонетические особенности его произношения. Misi Kamesi Arelu You no kamu ruki mi Mi no ruki iou You ruku Mai Poti i ko Мае tete. Vakaromala mi raiku i tiripi Ausi paragi iou i rukauti Mai Poti mi nomoa kaikai mi angikele nau Poti mani Мае i kivi iou. Jamu Vari koti iou kivi tamu te pako paraogi mi i penesi nomoa te Pako. — Oloraiti.
Фонетические особенности этого отрывка становятся особенно наглядными при сопоставлении его со стандартными нормами английского написания, которые, кстати говоря, не сразу угадываются.
Mr. Comins, (How) are you? You no come look me, me no look you; you look my boat he go Мае to-day. Vakaromala me like he sleep house belong you, he look out my boat, me no more kaikai, me hungry now, boat man Мае he give you yam, very good, you give some tobacco belong me, he finish, no more tobacco. — All right.
В переводе на русский это означает: «Мистер Коминс, как поживаете? Вы не приходите повидать меня, я не вижу вас; вы видите, как моя лодка идет сегодня в Мае. Вакарамола хотел бы спать в твоем доме; он смотрит за моей лодкой. Мне нечего больше есть, я теперь голоден; лодочник в Мае даст вам очень хороший ям (корень), вы дадите мне немного табаку, он кончился, нет больше табака. — Олрайт».
Такова в общих чертах «структура» бич-ла-мар, типичного эрзац-языка, представителя данного вида языковых «смешений». Приведенное описание некоторых его черт достаточно ясно показывает, что в данном случае фактически нет прямых процессов смешения языков, а есть только предельное их упрощение (дальнейший шаг в этом направлении привел бы уже к непониманию). Что же касается того, что подобные образования якобы создают новые языки, то определять их таким образом, видимо, столько же оснований, сколько мула называть конем.
Наблюдение над процессами смешения языков показало, что разные стороны языка, во-первых, обладают неравной способностью к смешению и что, во-вторых, само смешение принимает в них различные формы. Это приводит нас к вопросу о проницаемости отдельных сторон языка.
Неодинаковую проницаемость разных сторон языка, т. е. их способность воспринимать и включать в себя чужеродные элементы, отметил еще Р. Раск. «Если мы сравним несколько языков, — писал он, — стремясь к тому, чтобы это сравнение было полным и дало нам возможность судить об их родстве, древности и прочих отношениях, то мы должны непременно иметь в виду обе эти стороны языка (т. е. лексику и грамматику. — В. 3.)и особенно не забывать о грамматике, так как опыт показывает, что лексические соответствия являются в высшей степени ненадежными. При общении народов друг с другом невероятно большое число слов переходит из одного языка в другой, независимо от характера происхождения и типа этих языков… Грамматические соответствия являются гораздо более надежным признаком родства или общности происхождения, так как известно, что язык, который смешивается с другим, чрезвычайно редко или, вернее, никогда не перенимает форм склонения и спряжения у этого языка, но, наоборот, скорее теряет свои собственные»[298].
Рассмотрим вкратце существующие мнения относительно проницаемости отдельных сфер языка.
Фонетика. В общетеоретическом плане вопрос о том, может ли воздействие одного языка на другой привести к созданию нового фонологического равновесия, трактует Э. Зайдель[299]. Мимоходом этого вопроса касались и ранее. Здесь можно отметить очень широкий диапазон точек зрения, отмечающих, с одной стороны, большую устойчивость фонетической системы языков, а с другой — объясняющих коренные сдвиги и изменения в них влиянием иноязычных фонетических систем. Особенно часто в этом втором случае делается ссылка на влияние субстрата. Так, например, А. Мейе так называемое первое, или германское, передвижение согласных, перестроившее систему консонатизма германских языков и тем самым выделившее их из других индоевропейских (по мнению некоторых языковедов, сохранив, однако, прежнюю фонологическую модель), приписывал действию иноязычного субстрата.
Пожалуй, наиболее систематическим образом вопрос о проницаемости фонетической стороны языка рассматривался применительно к влиянию славянских языков на румынский. Ал. Росетти указывал[300], что славянские влияния на фонетику румынского языка ограничиваются заимствованием согласного h, йотизированием е в начальной позиции (еl — «он», este — «есть», eftin — «дешевый»>jе1, jeste, jeftin), а также той особой, ролью, которую передние гласные играют в румынской фонетической системе.
Более подробным образом как в аспекте синхроническом, так и диахроническом исследует этот вопрос Эмиль Петрович и в ряде своих работ[301]. Он устанавливает тут гораздо более глубокое влияние и называет румынский романским языком в славянском произношении. «Это надо понимать в том смысле, — пишет он, — что его фонетическая система обнаруживает славянские произносительные привычки, которые можно объяснить многовековым контактом между румынским и славянским — особенно болгарским, — длительным румынско-славянским двуязычием и наличием многочисленных двуязычных славянских поселений среди румынского народа. Славянские произносительные привычки по необходимости привели к возникновению фонетической системы, подобной славянской»[302]. В числе других явлений, возникших в румынском в результате славянского воздействия, Э. Петровичи называет: 1. Наличие в румынском вокализме гласных среднего ряда и своеобразных отношений между гласными переднего и среднего ряда, которые ведут себя как позиционные варианты, так как после непалатализованных согласных употребляются ă, о, а после палатализованных — е, i. Это сходствует с болгарской, русской и польской системами гласных и не встречается ни в одном из других романских языков. 2. Наличие в румынском двух перекрещивающихся корреляций качеств согласных (Eigentonklassen), различающихся по наличию или отсутствию лабиализации и палатализации (в славянских языках — твердые и мягкие согласные). В других романских языках это явление носит эпизодический характер и никогда не приводит к образованию корреляций. В славянских языках распространено противопоставление по твердости и мягкости, а лабиализация принимает форму комбинаторных вариантов. 3. «Консонантный тип» румынского языка, с небольшим числом гласных и многочисленными согласными, противопоставляющимися по различным своим качествам. Эта особенность румынского языка также отдаляет его от романских языков и приближает к славянским.
Таким образом, следует признать существование по меньшей мере двух типов проницаемости фонетической стороны языков. Первый из них имеет в виду единичные случаи проникновения новых фонем, которые, однако, часто получают ограниченное употребление. Так, во многих узбекских диалектах отсутствует фонема «ф», и в заимствованных словах, имеющих эту фонему, она заменяется другой фонемой (фонема — понема). Но в последние годы она уже проникла в них, хотя ее употребление и ограничивается только заимствованными словами.
Другой тип имеет отношение к коренным изменениям фонетической системы, нередко значительно перестраивающим ее. Таковы, например, церебральные фонемы индо-афганских языков, перешедшие из дравидских языков, или смычно-гортанные в армяно-осетинском, возникновение которых, очевидно, надо приписать воздействию кавказских языков. К этому типу несомненно относится и славянское влияние на румынский.