Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи

Он выпрямляется, прикрывает глаза. Они болят от солнечного света, этот недуг мучает его уже несколько лет.

– Но это пока только в планах. Поэтому – молчок. Такое дело требует серьезной подготовки. Когда станет известно о положительном решении, мы спроектируем наш павильон и тунец, наш тунец, представим на выставке наряду с марсалой.

– Буду нем как рыба, дон Иньяцио, – только и может произнести Карузо. Слишком велико его удивление, он прекрасно понимает, чем эта выставка может стать для Сицилии.

Иньяцио кивает, провожает Карузо к трапу.

– Я жду новостей из литейного цеха об изменениях, согласованных с персоналом новой судоходной линии в Бомбей.

– Обещаю доставить их вам лично.

Иньяцио видит, что к яхте спешит старший сын. В одной руке у Иньяцидду шляпа, в другой – трость с серебряным набалдашником, но он бежит как флибустьер, поднимая тучи пыли. Добежав до трапа, останавливается, чтобы перевести дух.

Иньяцио вздыхает. Бывают дни, когда он в отчаянии думает, что сын никогда не станет его помощников в управлении домом Флорио. И не только потому, что тот совершенно не интересуется делами, в которые его пытается вовлечь отец. Проблема гораздо глубже. Кажется, что Иньяцидду ищет лишь удовольствий. И не случайно самых дорогих.

Карузо теребит край соломенной шляпы.

– Так вы зайдете, дон Иньяцио? Посмотреть производство, я имею в виду…

– Зайду. Но сначала отправлю телеграмму Дамиани.

У трапа Иньяцидду сталкивается с Карузо. Управляющий, здороваясь, приподнимает шляпу; юноша вяло машет в ответ рукой. И встречает суровый отцовский взгляд.

– Похоже, ты так и не научился хорошим манерам.

Иньяцидду пожимает плечами.

– Папа, это же синьор Карузо. Он знает меня с пеленок. По-твоему, я должен с ним расшаркиваться?

– Вежливость никто не отменял. Тебе скоро двадцать один год. Настоящего мужчину отличает воспитанность. – Иньяцио смотрит на туфли сына, кожаные, тосканского производства. – Ты весь в пыли. Что за спешка?

Иньяцидду размахивает какой-то бумагой.

– Мы с Джулией говорили об этом, а сегодня она прислала телеграмму с подтверждением.

Иньяцио чувствует, как сердце забилось в груди. Через три года после свадьбы Джулия, его малышка, наконец-то подарила ему внука. Неделю назад, когда они виделись в последний раз, она показалась ему хоть и уставшей, но довольной.

– Что это значит?

Иньяцидду мешкает, подыскивая слова. Расхаживает по палубе взад и вперед.

– Джулия хотела бы отдохнуть после родов, но муж, конечно, против, боится отпускать ее куда бы то ни было, особенно с малышом. Ты и сам знаешь… – Он понижает голос, заговорщически улыбается. – Понятно, почему Джулию тянет немного развеяться: ей пришлось всю беременность сидеть под присмотром свекрови.

Иньяцио с каменным лицом смотрит на сына.

– Ближе к делу. К чему ты клонишь?

– Мы с Джулией хотели узнать, дашь ли ты нам «Куин Мэри», чтобы мы сплавали на несколько дней в Неаполь этим летом?

Он произносит это на одном дыхании, усики дрожат над губой, изогнутой в кривой улыбке. Взгляд становится умоляющим.

И тогда Иньяцио взрывается от гнева. Не может удержать крепкое словцо. Расхаживает по палубе, заложив руки за спину, полы пиджака развеваются на ветру.

– Ты спросил сестру, не хочет ли она развеяться, и она, я уверен, воспользовалась возможностью сбежать от свекрови, которая только и делает, что критикует ее и поносит перед Пьетро… – Иньяцио замолкает, пристально смотря в глаза сына. – Да… Держу пари, ты поговорил с Пьетро, подсказал ему, что так Джулия сможет немного отдохнуть. Я прав?

Юноша кусает губы. Кажется, он сконфужен, как ребенок, которого поймали в кладовке за кражей варенья. На такое легко купилась бы Джованна, которая всегда позволяла сыну слишком многое, можно сказать, все. Но он не Джованна, а Иньяцидду нужно научиться просить, добиваться, а не просто требовать.

Иньяцио останавливается, тычет сыну в грудь пальцем.

– Не смей манипулировать людьми себе в угоду, и прежде всего мной. Я этого терпеть не могу, ты знаешь. Ты все сделал за моей спиной, ты ставишь меня перед фактом, и я не могу сказать «нет» Пьетро и Джулии, потому что буду выглядеть в их глазах деспотом.

Губы Иньцидду раздраженно кривятся.

– Ну почему я всегда должен докладывать, что, как и с кем? Тебе что, жалко, чтобы мы с Джулией хорошо провели время с друзьями? Вам с maman яхта все равно не нужна, а если захотите уехать, есть салон-вагон.

– С друзьями? – Голос Иньяцио звучит резко.

Юнга, натирающий палубу, поднимает голову. Иньяцио бросает на него испепеляющий взгляд, и парень возвращается к работе, втянув голову в плечи.

– И сколько человек ты пригласил? Сразу все расскажешь или мне ждать следующего выпуска твоего фельетона?

Иньяцидду смущенно ерошит волосы.

– Эта яхта может вместить половину Палермо, папа. – Он театрально закатывает глаза. – И вообще, ты не только мне отказываешь…

Вот шельма, маленький мерзавец, думает Иньяцио. Почему же маленький? Большой, однако! Он прекрасно знает, что я люблю Джулию и не захочу ее расстроить. Да, Иньяцидду умело манипулирует людьми. Лично он годами развивал в себе этот навык, а сын таким родился.

– Прошу тебя, папа… – тихо говорит Иньяцидду, подходя ближе. Взгляд кроткий, умоляющий.

Иньяцио невольно улыбается. Придется уступить, правда с оговорками.

– Я скажу тебе о своем решении в ближайшее время. Но при одном условии.

Иньяцидду смотрит на него с надеждой и смутным страхом.

– Сделаю все, что ты попросишь.

– С осени будешь помогать мне в конторе.

* * *

Сентябрьское солнце чертит на горе Бонифато длинные тени, похожие на большие волны, которые террасами спускаются в долину.

Иньяцио выходит из пыльного экипажа, вдыхает сладковатый, влажный воздух. За ним выходит Иньяцидду, лицо у него недовольное, сердитое. Перед ними богатая земля, где коричневый цвет вспаханных полей чередуется с серо-зеленым цветом оливковых рощ и темной зеленью виноградников. Иньяцио смотрит себе под ноги, на металлическую платформу у железнодорожных путей, тянущихся сюда от станции; на литой табличке читает надпись:

ЛИТЕЙНЫЙ ЗАВОД «ОРЕТЕА»

1889

ПАЛЕРМО

В 1885 году Иньяцио купил участок земли недалеко от Алькамо, где живут поставщики винограда и муста для его марсалы. Хорошенько все обдумав, Иньяцио построил здесь бальо – огороженную усадьбу с большим внутренним двором квадратной формы, где устроил винодельню с наружными давилками и чанами для нагрева сусла. Идея пришла ему в голову при разговоре с Абеле Дамиани, когда они встретились в Риме на заседании парламента. Как нередко бывало, они обсуждали, что следует предпринять для укрепления экономики Сицилии, и Дамиани в красках расписал ему, какие возможности откроются перед владельцем