Нимфа с большими понтами - Дарья Калинина

Однако главный сюрприз, который всех поджидал сегодня, был еще впереди. Когда могильщики отошли в сторонку и всем было предложено попрощаться с Машей, родственники нестройной толпой сделали несколько шагов вперед, и тут вдруг сзади раздался тонкий, какой-то хрипловато-дрожащий ворчливый голос:

— Сперва самые близкие родственники подходить должны! Вообще-то так положено!

Виолетта Викторовна, которая первой собиралась подойти к гробу, изумленно замерла с поднятой ногой, глядя на хлипкого мужичонку. Его немыслимо затертые джинсы, драные ботинки и несвежая рубашка выдавали в нем стопроцентного бомжа. В качестве траура в руках у бродяги был кусок черной тряпки, служащий ему носовым платком. Во что превратился черный сатин, после того как в него пару раз вычистили нос, лучше не говорить.

Рядом с ним стоял второй незваный гость. На этом был темный костюм, который лет двадцать назад можно было даже назвать приличным. Но сейчас на коленях штаны безбожно вытянулись, полы пиджака лоснились от грязи, а манжеты истрепались так, что с них чуть ли не бахрома свисала.

Оба типа были небриты, и благоухало от них, как от целого ящика дешевого портвейна в смеси с кучей пищевых отходов в жаркое время года.

— Я говорю, что первыми близкая родня подходить к гробу должна, — повторил мужичок в джинсах. — А родня — это я! А потому… Ну-ка! Отодвинься, бабуся!

Виолетта Викторовна, которая явилась на похороны в коротком шелковом черном платьице и шикарной черной шляпе, огромные поля которой были усыпаны множеством атласных розочек, возмущенно ахнула.

— Это кто такой? — прошептала она, тем не менее не двигаясь с места.

— Отец я ейный! — невозмутимо заявил мужичонка. — Как есть отец! Папанька родный! Машкин родитель!

Виолетта Викторовна молчала, не в силах справиться с охватившими ее чувствами. Остальная часть родственников тоже безмолвствовала. Первым, как ни странно, отозвался Владислав.

— У Маши не было родителей! — сказал он. — Я знаю, она круглая сирота.

— Точно! — подхватил Тимофей. — Мы все знаем, Маша воспитывалась в детском доме.

— Ее жинка моя туда сдала, пока я по лагерям мотался, — цыкнув сквозь зубы, заявил мужичонка. — Да я не в обиде! В самом деле, как бабе одной с тремя детишками управиться? Старших-то она мигом к делу пристроила. Одного в деревню к матери своей отправила, среднего себе оставила, а Машку в детдом пришлось сдать. Иначе никак не прокормиться. Болела много.

Родственники внимали этому оборванцу, не в силах выдавить из себя ни звука.

— Так у Маши еще и братья-сестры имеются? — выдавил из себя Глеб, первым уловивший носившуюся в воздухе опасность.

Если этот ханурик в самом деле отец Маши, то он становится самым главным наследником после нее. Он, а вовсе не семья Олега Сафроновича! Вот это поворот событий!

— Не-а! Нету уже никого, — помотал головой мужичонка. — Один я остался. Перемерли все. Жинка моя тоже в прошлом годе скопытилась. А перед этим строго мне наказала, чтобы я нашу младшенькую нашел.

— Год назад? — спросил Виктор. — Что-то долго вы собирались, уважаемый!

— А ты мне этим глаза не коли! — неожиданно зло отозвался мужичонка. — Я, может быть, всю жизнь об ентом миге мечтал! Когда кровиночку свою увижу!

— В гробу? — ехидно поинтересовалась у него Оксана, не обращая внимания на укоризненные взгляды мужа, который пытался урезонить ее.

Но мужичок не обратил на язвительность Оксаны никакого внимания.

— Вот так вот, — подтвердил он и вытер глаза своим «платком». — Так всегда и бывает. Ждешь чего-то, стремишься всей душой, а потом — раз, и выясняется, что уже поздно.

И подойдя к гробу, он неожиданно заплакал. По его изборожденному морщинами и явно неправильным образом жизни лицу побежали тонкие светлые струйки. Владислав, неожиданно почувствовав в отце Маши поддержку, тоже затрясся в новом приступе рыданий.

Прочая родня стояла вокруг, с неописуемым чувством страха, гнева и растерянности наблюдая за этой самозабвенно рыдающей парочкой. Опомнившись, Виолетта Викторовна решила положить конец спектаклю.

— Не знаю, — решительно произнесла она, — отец вы Маше или просто проходимец, но если вы хотите проститься с Машей, то прощайтесь. И уходите!

— Злая ты! — неожиданно заявил мужичонка. — Все вы злые! Меня следователь специально разыскал, чтобы о смерти родной доченьки сообщить. А никто из вас и не почесался даже!

Виолетта Викторовна открыла рот, чтобы поставить нахала на место. Но поймала предостерегающий взгляд сына и сдержалась.

— Не будем обсуждать это тут и сейчас, — холодно сказала она.

— Вот это правильно, — заявил мужичок. — Не надо Машу расстраивать тем, как вы с ее родным отцом обращаетесь.

Кира с Лесей изучали мужичка все время, пока над свежей могилой не вырос холмик. Но решительно ничего в этом опустившемся и явно очень сильно злоупотребляющем алкоголем мужичке не напоминало черты Маши. Конечно, подруги никогда не видели ту при жизни. А мужичок в молодости мог быть не таким отвратным, но все равно, в голове не укладывалось, как такой сморчок может быть хоть чьим-то отцом.

— Боже мой, да лучше совсем без отца, чем с таким, — прошептала Леся.

Когда родственники потянулись с кладбища, отец Маши неожиданно вырос перед ними, загородив дорогу. Своего приятеля он потащил за собой.

— Куда это вы собрались? А поминки, как по русскому обычаю полагается? Аль не русские вы?

— Поминки только для родных, — бросил ему свысока Тимофей и, покосившись на Владислава, добавил: — И близких. А в вашей близости, уважаемый, я что-то сомневаюсь.

— Отец я ей!

— Это я уже слышал, но не верю!

— А ты следователю позвони! — заявил мужичонка. — Позвони, позвони, потому что разобраться нам с вами все равно придется. Это вы уж не обессудьте.

— Да о чем разбираться? — спросила Виолетта Викторовна. — Мы вас не знаем и знать не хотим. Тим, если это так необходимо и если он в самом деле отец Маши, то дай ему сколько-нибудь денег. Пусть помянут свою дочь в компании таких же забулдыг, как он сам.

Тимофей послушно вытащил из кармана несколько мятых бумажек. И не глядя протянул их мужичонке. Тот жадно схватил деньги. И заявил:

— Спасибочки, конечно, за доброту вашу. Только от своего кровного наследства я все равно ни за что не откажусь! И копейками этими вы не отделаетесь!

Виолетта Викторовна побледнела, затем покраснела, а потом растерянно посмотрела на сына.

— Тим, о чем он вообще говорит? — прошептала она. — Разве это возможно? Возможно, чтобы этот человек претендовал на что-то из имущества Олега?

Тимофей мрачно молчал, избегая растерянного взгляда матери.

— Вы поедете с нами, — решил он наконец, обращаясь к отцу Маши.

— Вот и ладненько! — обрадовался тот. — Чую, поладим мы с вами.

Тимофей сокрушенно покачал головой. Весь вид его выражал сомнение в правильности своего решения. Но тем не менее выбор был сделан, и он спросил:

— Как вас хоть зовут, уважаемый?

— Федор, — охотно откликнулся мужичок. — Просто Федор. Жинка звала Федюнькой. Но я не в обиде, зовите как хотите.

Виолетта Викторовна побледнела еще больше. Все знали, что полное Машино имя было Мария Федоровна, что косвенно подтверждало правоту неизвестного забулдыги. А «Федюнька» добил всех окончательно.

Подруги тоже замерли. Неужели этот бродяжка с признаками давнего хронического алкоголизма в самом деле был Машиным отцом, который явился только для того, чтобы претендовать на ее деньги?

— Тьфу, гнусность какая! — прошептала на ухо подруге Леся. — Да в таком случае даже задавака Виолетта кажется мне весьма симпатичной пожилой дамой. Все-таки у нее больше прав. Хотя она и борется за них с бульдожьей хваткой, что тоже не весьма приятно.

Кира не спорила. Этот Федор и ей казался весьма темной лошадкой. Четверть века не вспоминал о том, что у него есть дочь. А едва понял, что ему после ее смерти может что-то отломиться, тут же примчался.

Даже Кире — постороннему человеку — было от этого визита Федора здорово не по себе. Что должны были чувствовать родственники, конечно, она не знала, но предполагала, что те сдерживаются из последних сил.

Но, когда все тронулись в обратный путь, Кира неожиданно издала странный звук, больше всего напоминающий сдавленное хихиканье.

— Ты чего? — испугалась за подругу Леся.

— Представляешь, если и в самом деле кто-то из этих родственничков задушил бедную Машу, чтобы огрести денежки ее мужа?

— Ну?

— Ну, а теперь является этот сморчок и портит убийце всю малину! — хмыкнула Кира.

— Выходит, убийца своими руками расчистил этому Федору путь к наследству? — фыркнула Леся. — Да?

— Ага! И представляешь, что сейчас должен чувствовать убийца?