Красивым жить не запретишь - Галина Куликова

— Ну… Вдруг ему что-то понадобится? — жалко сказала экономка.

— Насколько я помню, за последний год ему ни разу от вас ничего не понадобилось после ужина.

Петя Скобкин внезапно пошевелился на своем стуле, и Ирма Гавриловна поспешно сказала:

— Хорошо, хорошо. Я согласна. Надеюсь, теперь вы меня отпустите?

— Разумеется. Можете идти.

Экономка изо всех сил рванулась к выходу.

— Кстати, Ирма Гавриловна, — остановила ее Женя. — Те деньги, что вы собрали в саду и его окрестностях, можете оставить себе. В качестве компенсации за моральный ущерб.

Тата Качалина открыла дверцу автомобиля и поежилась — ночь выдалась прохладная, а Тата была в открытом платье. Ее кавалер заглушил мотор и выбрался на улицу следом за ней. Это был тощий негр, одетый в белые штаны, белые ботинки и темный пиджак. Когда он улыбнулся, Тата засмеялась. Его зубы белели в темноте отдельно от всего остального: так, словно висели в воздухе. В паре с белыми штанами и обувью это выглядело ужасно забавно.

— Что ж, Абу, мне пора, — вздохнула Тата. Абу обнял ее, и парочка начала самозабвенно целоваться. Когда негр наконец отлип, Тата весело махнула ему рукой и отправилась через газон к своему подъезду. Подобраться к нему не мог ни один автомобиль из-за глубокой лужи, в которую не решались въезжать даже грузовики.

Не успела Тата поравняться с плотно растущими кустами боярышника, как на дорожке словно из-под земли вырос мужчина. В руках у него ничего не было, они свободно висели вдоль тела. Тата так испугалась, что едва не закричала.

— Тата? — между тем вежливо спросил мужчина. — Не бойтесь, я не причиню вам вреда. Я знакомый Юханова.

— Господи, как вы меня напугали! — рассердилась Тата и топнула ногой. — Так можно и разрыв сердца получить!

— Я ведь сразу с вами заговорил. Потому что нам не нужно, чтобы у вас прямо сейчас случился разрыв сердца. Думаю, мы отложим это на потом.

— Не пойму, о чем вы тут толкуете, — пробормотала Тата, трусливо отступая на несколько шагов. — Зачем вас Вован прислал?

— Понимаете ли, он вступил в наше общество и больше не желает терпеть, чтобы вы встречались с мужчинами, имеющими.., м-м.., другой цвет кожи.

— Надеюсь, вы шутите, — сказала Тата уже совершенно нормальным голосом. — В какое еще, блин, общество?

— В Ку-клукс-клан.

— Если хотите линчевать того красавца, который меня привез, бегите, догоняйте его. Я-то тут при чем?

— Абу уже у нас, — небрежно сообщил незнакомец. — Но мы не станем ежедневно устраивать облавы на ваших любовников, а сразу разберемся с вами. Это гораздо продуктивнее, вы так не считаете?

Мужчина завозился в темноте, и Тата с ужасом увидела, что он надел на голову треугольный колпак с дырками для глаз. Любому человеку зрелище это было знакомо по картинкам и фотографиям, поэтому сердце Таты снова зашлось от страха.

— Я буду кричать! — срывающимся голосом сообщила она.

— Не будешь! — сказал ей в ухо другой голос, на этот раз женский.

— Послушайте! — Тата обернулась и увидела еще одну фигуру в колпаке, только поменьше. — Вован сам не знает, чего хочет. Мы встречаемся с ним раз в месяц, разве это свидания?!

— Он не может простить, что одновременно с ним ты встречалась и с другими. — Надев колпак, мужчина перешел на «ты» и стал разговаривать более грубо и жестко.

— Только с представителями стран «третьего мира»! — живо возразила Тата. — Для него это не обидно. Он всегда был для меня самым-самым! Он всегда такой бледный, такой милый!

— Да? А Кокин? — проявил ужасную осведомленность человек в колпаке.

«Боже мой, он знает про Кокина! Что же делать?» — подумала Тата, кусая губы. Дом был совсем рядом, но, если она закричит, ей сразу заткнут рот, так что никто из соседей и понять ничего не успеет.

— Скажите, чего вы от меня хотите? — простонала Тата, дав себе страшную клятву, что если выкарабкается из этого кошмара, то навсегда переключится на финнов, шведов и датчан.

— Нашей организации нужна самая различная информация. Если ты нам предоставишь кое-какие сведения, мы тебя отпустим.

— Предоставлю, — охотно согласилась Тата. — Все, что есть у меня в голове, — ваше.

— Знакома с Яном Ярославским? — спросил «куклуксклановец».

— Впервые слышу, — ответила Тата и испуганно зачастила:

— Ну честное слово, я бы запомнила эти имя и фамилию, если бы слышала их хоть разочек!

— Ты часто бываешь в том самом видеопрокате, где работает твой любовник?

— Сейчас я там вообще не бываю. Когда мы с Дрюней только познакомились, я оттуда не вылезала. Но потом мне надоело.

— Знаешь кого-нибудь из тех, кто ходит на вечерние просмотры фильмов?

— Только двух теток, которыми Дрюня почему-то страшно интересовался.

«Куклуксклановцы» отлично знали, почему. Интерес Кокина был спровоцирован кроссвордистом, который искал новые «пастбища» и заставлял владельца видеопроката подыскивать для него подходящих дойных коровок.

— Расскажи про них все, что слышала.

— Ну, Дрюне обе они не слишком нравились. Одна — наивняк в чистом виде. А вторая, наоборот, себе на уме. Я не помню, как их зовут.

— Анна и Эльза. Анна — наивняк, а Эльза — себе на уме. Ну а какие-нибудь подробности?

Тата повозила по губам сухим языком и глубоко вздохнула:

— Я не помню никаких подробностей. Знаю только, что обе эти тетки отчаянно флиртуют с мужчинами, несмотря на возраст. Не хотят признать, что молодость тютю. Да, кстати! Вот что я вспомнила! Та мадам, которую Дрюня считал простушкой, — Анна, вы говорите? — иногда брала себе жильцов, чтобы поправить материальное положение. Несколько раз находила приезжих прямо на вечерних просмотрах. Одно время он думал, что это и есть истинная цель ее любви к кинематографу. А как-то, — разошлась Тата, — Дрюня мне рассказал вот какую историю. Будто бы эта Анна раньше жила поблизости, а потом развелась с мужем и уехала в пригород. А муж ее женился во второй раз на молоденькой. Так вот. Эта молоденькая однажды попала под машину и здорово покалечилась. Дрюня сказал, ее кто-то столкнул с тротуара возле светофора прямо под колеса. Сразу после происшествия Анна прибежала в прокат белая, как молоко, и примерно час торчала возле полок, выбирая фильмы. Дышала при этом как астматик.

— Это все?

— Все.

— А как насчет предположений о смерти Кокина?

— В каком смысле? — Тата уже не знала, куда деваться. Она говорила и говорила, а ее все не отпускали и не отпускали. Что, если после всех разговоров ее все-таки убьют?

— Вы верите в то, что это было самоубийство?

— А разве нет? — Голос Таты становился все тоньше и жалобнее.

— Что за «долги чести», о которых он упоминает в своей записке?

— Даже вообразить себе не могу!

— Закройте глаза! — велел женский голос.

— Зачем это? Здесь и так ни черта не видно! — возразила Тата, но глаза все-таки закрыла. — И сколько мне так стоять? Не знаю, что вы задумали, но имейте в виду: меня ждут дома. Уже, наверное, беспокоятся и выглядывают в окна. Если я прямо сейчас не появлюсь…

— Таточка, почему ты разговариваешь сама с собой? — внезапно раздался поблизости голос соседа Гоги, который вот уже год как снимал квартиру на той же лестничной площадке, где проживала Тата.

— Это ты, Гоги? Гоги, держись от меня подальше! — Тата открыла глаза и стала озираться по сторонам.

— Э? — спросил Гоги, которому отзывчивая соседка в начале знакомства позволяла скрашивать свои одинокие ночи.

— Хоть ты не негр и даже не араб, внешне все равно отличаешься от коренных жителей Москвы.

— У меня только нос большой! — хохотнул Гоги.

— Твой нос может привести меня к огромным неприятностям. У нас тут появился Ку-клукс-клан!

— Он же против негров! — проявил осведомленность Гоги.

— Это он в Америке против негров. А у нас приобрел свой национальный колорит. В боярышнике прячутся люди в капюшонах, они ловят нерусских любовников белых женщин и глумятся над ними.

Гоги мгновенно развернулся и потрусил домой, далеко обежав заросли боярышника. Тата тоже поплелась к своему подъезду, решив раз и навсегда порвать с Юхановым. «Скандинавы, только скандинавы! — пообещала она себе. — Конечно, в городе их не слишком много, но если заняться этим вопросом вплотную…»

Без пятнадцати минут восемь Женя вошла в помещение, где собирались любители посмотреть кино тесной компанией. Между Эльзой и Нетушкиной сидела прямая как жердь Ирма Гавриловна. Чтобы Эльза не узнала в ней автомобильную преступницу, она обесцветила волосы и надела большие очки.

Женя прошла мимо, небрежно оглядывая народ. Илья Шумский, который в ожидании начала фильма лениво накручивал на палец свои космы, мгновенно оживился. «Интересно, почему страшные и неухоженные мужики считают, что хорошенькие девушки должны радоваться вниманию с их стороны?» — недоуменно подумала Женя.