Бодался телёнок с дубом - Александр Солженицын

1) Нравственное предпочтение "пустынножителям", "духовным ратоборцам", раскольникам - перед революционными демократами. (Как прохороводили они у нас от Чернышевского до Керенского.) (Честно говоря - присоединяюсь.)

2) Что в дискуссиях "Современника" мельчали и покрывались публицистическим налётом культурные ценности 30-х гг. XIX в. (От вечного? мельчали, конечно.)

3) Что передвижники не выражали народной тоски по идеалу красоты, по нравственной силе, а Нестеров и Врубель возродили её. (Не может быть оспорено.)

4) Что в 10-е годы XX в. русская культура сделала новые шаги в художественном развитии человечества - и упрёки Горькому (!) за оплёвывание этого десятилетия. (Не вызывает сомнений.)

5) Народ хочет быть не только сытым, но и вечным. (А если уже не так, то ничего мы не стоим.)

6) Земля - вечное и обязательное, в отрыве от неё - не жизнь. (Да, я ощущаю - так, я в этом убеждён. А Достоевский воскликнул: "Если хотите переродить человечество к лучшему... то наделите его землёй! В земле есть что-то сакраментальное... Родиться и всходить нация должна на земле, на почве, на которой хлеб и деревья растут"33.)

7) Деревня - оплот отечественных традиций. (Опоздано. Сейчас, увы, уже - не оплот, ибо деревню убили. Но было - так. Разве - царский Санкт-Петербург? Или Москва пятилеток?)

8) Ещё и купечество ярко проявляло в себе русский национальный дух. (Да, не меньше крестьянства. А сгусток национальной энергии - наибольший.)

9) Народная речь - питание поэзии. (На том стою и я.)

10) У нас выросло просвещённое мещанство. (Да! - и что ужасный класс необъятный, некачественный образованный слой, образованщина, присвоившая себе звание интеллигенции - подлинной творческой элиты, очень малочисленной, насквозь индивидуальной. И в той же образованщине - весь партаппарат.)

11) Молодого человека нашей страны облепляют: выхолощенный язык, опустошающий мысль и чувство; телевизионная суета; беготня кинофильмов. (И - спорт. И - партпрос.)

Одним словом в 20е-30е годы авторов таких статей сейчас же бы сунули в ГПУ да вскоре и расстреляли. Года до 33-го за дуновение русского (сиречь тогда "белогвардейского", а ругательно на мужиков - "русопятского") чувства казнили, травили, ссылали (вспомним хотя бы доносительские статьи О. Бескина против Клюева и Клычкова). Исподволь чувство это разрешали, но красно-перемазанным, в пеленах кумача и с непременным тавром жгучего атеизма. Однако уцелевших подросших крестьянских (и купеческих? а то и священских?) детей, испоганенных, пролгавшихся и продавшихся за красные книжечки, - иногда, как тоска об утерянном рае, посещало всё-таки неуничтоженное истинное национальное чувство. Кого-то из них оно и подвинуло эти статьи составить, провести через редакцию и цензуру, напечатать.

И понятно, что в тех же месяцах официальная советская пресса, начиная с "Коммуниста", лупанула "М. Гвардию" за эти статьи. "Порицание было единодушным", как пишет Дементьев, и "казалось, что дальнейший разговор не имеет смысла". Но компатриоты из "М. Гвардии" ещё и после разгрома чалмаевских статей пытались вытягивать противоестественное соединение "русскости" и "коммунистичности", эту помесь дворняжки со свиньёй, столько же стоящую, сколько "диалог" между коммунистами и христианами до того дня, пока коммунисты не пришли к власти.

Но обо всём том, может быть, не узналось бы и не упомнилось, и мои б очерки были на несколько густых страниц полегче, если бы редакции "Н. Мира" не взбрела несчастная идея - влиться в общее "ату", да ещё поруча статью писать засохшему Дементьеву.

Если вспомнить десятилетия советской литературы, поток ортодоксально-помойной критики разных напостовцев, литфронтовцев, рапповцев, ЛитЭнциклопедии 1929-33 года, а потом официальщины СП, - право же, статьи Чалмаева никак не покажутся худшим образцом. Чем же так они рассердили и разварили "Новый мир"?

Эмоциональный толчок был - расплатиться за свою вечную загнанность: изо всех собак, постоянно кусающих "Н. Мир", одна провинилась, отбилась - и свои же кусают её. Смекнув ситуацию: вот удобно ударить и нам! Чем ударить? - марксизмом, конечно, чистейшим Передовым Учением. Дементьеву это было очень сродни. Но по крайней мере один человек в редакции - Твардовский, мог бы помнить и понимать пословицу: волка на собак в помощь не зови. Даже на злых враждебных собак всё-таки не зови в помощь волка марксизма, бей их честной палкой - а волка не зови. Потому что волк твою собственную печень слопает.

Но в том-то и дело, что марксизм не был для "Н. Мира" принудительным цензурным балластом, а так и понимался, как учение Единственно-Верное, лишь бы было "исходно-чистым". Так и атеизм, очень необходимый для этого выступления, был своеродным, искренним убеждением всей редколлегии "Н. Мира", включая, увы, Твардовского. И потому неслучайны были и не показались им ошибочными аргументация и тон этого позорного выступления журнала - так незадолго до его конца.

В исходном замысле, ещё не перенесённом на бумагу, ещё обсуждаемом в кабинете, очевидно были у новомирцев и вполне правильные соображения: "эта банда" кликушески поносит Запад не только как капиталистический Запад (такого марксистам не жалко, и Дементьеву тоже), а как псевдоним всякого свободного веяния в нашей стране (вопреки марксизму, эти передовые веяния почему-то поддерживаются именно обречённым Западом), как псевдоним интеллигенции и самого "Н. Мира". В статьях "М. Гвардии" что-то слишком подозрительно выпячиваются "народные основы", церковки, деревня, земля. А в нашей стране так это смутно напряжено, что произнеси похвально слово "народ" - и уже это воспринимается как "бей интеллигенцию!" (увы, образованщину на 80%, а из кого народ состоит - и вовсе неведомо...), произнеси похвально "деревня" - значит угроза городу, "земля" - значит упрёк "асфальту". Итак, против этих тайных, невысказанных угроз, защищая себя под псевдонимом интернационализма и пользуясь всеми ловкостями диалектического марксизма - в бой, Александр Григорьич!

И вот, с профессорской учёностью, легко находя неграмотное и смешное в статьях молодогвардейских недоучек (да ведь двадцатьпять этажей голов срубили в этом народе, удивляться ли мычанью лилипутскому?) тараном попёр новомирский критик в пролом проверенный, разминированный, безопасный, куда с 20-х годов бито всегда наверняка, и сегодня тоже вполне угодно государственной власти.

Критик помнит о задаче, с которой его напустили - ударить и сокрушить, не очень разбирая, нет ли где живого, следуя соображениям не истины, а тактики. Начиная с давней истории, без тряски не может он слышать о каких-то "пустынножителях, патриархах..." или допустить похвалу 10-м годам, раз они сурово осуждены т. Лениным и т. Горьким; уже по разгону, по привычке, хотя к спору не относится - дважды охаять "Вехи": "энциклопедия ренегатства", "позорный сборник", заодно лягнуть Леонтьева, Аксакова, даже Ключевского, "почвенничество", "славянофильство" - а что противопоставим? нашу науку. (Ах, не смешили б вы кур "вашей наукой"! - дважды два сколько назначит Центральный Комитет...) Впрочем, учит партия (только с 1934 года) от наследия не отказываться - и в наследие широко захватывает Дементьев "и Чернышевского, и Достоевского" (один звал к топору, другой к раскаянию, надо бы выбирать), да хоть "и "Троицу" Рублёва" (после 1943-го тоже можно).

От всего церковного шибче всего трясёт новомирского критика: и от порочного "церковного красноречия" (высшей поэзии!) и от каких-то "добрых храмов", "грустных церквей" у поэтов "Молодой гвардии". (Уж там какие ни стихи, а боль несомненная, а сожаление искреннее: уходит под воду церковь я удержу, спасу, но если "Всё ближе пенная волна, Прижмусь к стене и канем вместе...")

А Дементьев холодно и фальшиво: "Событие совсем не из весёлых", но не надо "состояния экзальтации", "церковная тема требует более продуманного и трезвого подхода". (Да уж продуманней, чем церкви - что у нас уничтожали? при Хрущёве и бульдозерами. Какова б "М. Гвардия" ни была, да хоть косвенно защитила религию. А либеральный искренно-атеистический "Н. Мир" с удовольствием поддерживает послесталинский натиск на церковь.)

И что такое патриотизм, мы от Дементьева доподлинно узнаём: он - не в любви к старине да монастырям, его возбуждать должны "производительность труда" и "бригадный метод". Что за уродливая привязанность к "малой родине" (краю, месту, где ты взрос), когда и Добролюбов и КПСС разъяснили, что надо быть привязанным к большой родине (так, чтоб границы любви точно совпадали с границами государственной власти, этим упрощается и армейская служба). И почему бы это образный русский язык хранился именно в деревне (если Дементьев прописал всю жизнь социалистическим жаргоном - и ничего)? фу-фу, мужиковствующие, ещё смеют нам предсказывать, что "...с протянутой рукою К своим истокам собственным придём" - нет, не придём! - знает Дементьев. Если уж хотите деревню воспевать, так воспевайте новую, "узнавшую большие перемены", покажите "духовный смысл и поэзию колхозного земледельческого труда и социалистического преобразования деревни" (поди, потрудись, красный профессор, когда в морлоков гнут, поди!).