Домашняя готика - Софи Ханна

Подтягиваю к себе полотенце, лежащее на столе, подношу к лицу, вдыхаю. Опять этот фруктовый запах, но более сильный. О господи – теперь я его узнаю: апельсиновый цвет. Мой массажист в Сэддон-Холл пользовался таким же маслом. Я тогда говорила Марку… человеку, который меня здесь запер, как мне понравился запах.

Он запомнил и купил его, как и массажный стол…

Соскакиваю со стола, стягиваю рубашку, оторвав пуговицу, и нюхаю изнанку: апельсиновый цвет. Нет, нет, нет. Дотягиваюсь до плеча и трогаю спину. Она масляная: пальцы скользят. Он делал мне массаж. Вот откуда боль. Пока я была без сознания, он делал мне массаж, и… грудь чешется. Опускаю взгляд. Лифчик наизнанку. Декоративные розочки трутся о кожу.

Я сдерживаю крик. Не хочу его разбудить. Снаружи все еще темно, молочник приходил только что. Сейчас, должно быть, между четырьмя и пятью утра. Этот человек, вероятнее всего, еще спит. И если проспит до, скажем, семи, у меня есть два часа.

Для чего?

Снимаю лифчик и провожу пальцами по груди. Нет, масла нет. Снимаю брюки и провожу рукой по ногам, спереди и сзади, по порезам и синякам на коленях. Никаких признаков масла, но… трусы тоже наизнанку. Прикусываю кулак, чтобы не вырвалось ни единого звука. Слезы текут по пальцам. Что он со мной сделал?

Наконец удается взять себя в руки. Одеваюсь и принимаюсь расхаживать по комнате, чтобы в голове немного прочистилось. Ник вечно обвиняет меня в том, что я загоняю себя, если не могу решить проблему наскоком. Что бы он сделал?

Он бы приносил бутылки по одной.

Бросаюсь к окну, раздвигаю желтые шелковые занавески. За окном предрассветный сумрак. Не видно никаких бутылок, только горшки с растительностью, живая изгородь… Как молочник зашел во двор? Если только… вдруг с улицы можно зайти в другую часть сада, за углом, и молочник просто обошел дом? На бетоне у стены пятна – какая-то мутная жидкость. Пролитое молоко? Во дворе сухо. Темные пятна, дорожка из капель, исчезающая прямо под окном.

Хватаюсь за край массажного стола, подтаскиваю его к окну, взбираюсь. Держась за карниз, ставлю одну ногу на узкий подоконник, изо всех сил прижимаю лицо к стеклу. Да! Два блестящих полукруга – крышки бутылок нежирного молока. Должно быть, в стене есть ниша.

Слезаю со стола и снова начинаю расхаживать по комнате. Завтра. Молочник снова придет завтра. Если я услышала звон бутылок, значит, он сможет услышать меня, если я позову на помощь. Надо просто не заснуть. Не глотать следующую таблетку.

Стоп. Если только он действительно использует таблетки, чтобы вырубить меня. Но в первый раз, когда отключилась на улице, я ведь не принимала никаких таблеток…

Неожиданно еще один кусочек головоломки становится на место: таблетка, которую он мне дал, просто витаминка – вот почему вкус знакомый, я такие уже принимала. Наркотик был в воде, которой я ее запивала. Рогипнол. Название произношу вслух. Я слышала его по телевизору, и почему-то слово засело в памяти.

Подхожу к двери, пытаюсь засунуть ноготь между дверью и косяком. Входит только самый кончик. Хватаю сумку, вытаскиваю из бумажника банковские карточки. Ни одна из них не влезает в просвет. Идиотка. Все равно замок не того типа. Салли, пробовать то, что точно не сработает, только потому, что ты не готова признать свою беспомощность, – это жалко. Почему бы не подергать ручку? Это еще проще. Опускаю сжатый кулак на металл. Щелчок – и дверь открывается с протяжным скрипом. Испуганно прижимаю ладонь ко рту. Он ее не запер. Это не галлюцинация? Неужели наконец случилось что-то хорошее?

Стараясь передвигаться бесшумно, выскальзываю из комнаты и спускаюсь в прихожую. Дверь туда слегка приоткрыта, а вот входная наверняка закрыта. Если он забыл запереть меня, мог он заодно забыть запереть входную дверь?

Или это проверка? Он ждет снаружи, с пистолетом в руке?

Случайно поднимаю взгляд и замечаю – на двери сверху что-то лежит, маленькое и серое. Металлическое. Пистолет. Нет, мой мобильник. Меня трясет от злости. Больной ублюдок «заминировал» дверь в прихожую. Он специально оставил мою камеру открытой – знал, что я попытаюсь выбраться. Наверняка смеялся, представляя, как телефон падает мне на голову, когда я рвусь к выходу. Который, конечно, заперт.

Сим-карты нет. Конечно. Идиотка. Пристыженная тем, что чуть не угодила в ловушку, кладу телефон назад. Если сбежать невозможно, лучше ему не знать, что я пыталась и потерпела неудачу.

Брожу по комнатам в поисках другого телефона, стационарного. Внизу его нет. Ищу в гостиной, столовой и прихожей. И вдруг попадутся на глаза конверты или счета, на которых написаны имя и адрес. Ничего. В гостиной на полках – сплошь романы и книги по садоводству. Единственная целиком заполненная полка посвящена кактусам. Вытаскиваю наугад несколько книг. На внутренней стороне обложки тоже ничего.

Постер в рамке, который я вчера видела, но почти не запомнила: какая-то карта на ярко-желтом фоне, одна страна выделена зеленой линией. Две мультяшные руки тянутся к ней. «Руки Эль-Сальвадора», – гласит подпись, сделанная большими красными буквами. Наверное, зеленой линией обведен этот самый Эль-Сальвадор. У меня всегда было плохо с географией.

Полки в гостиной заставляют меня вспомнить про маленькую комнату наверху. Что-то не так. Романы Джозефа Конрада, какие-то серьезные фолианты в твердых обложках, с названиями слишком сложными, чтобы я в них разобралась в таком состоянии, а дальше… пустые полки, много пустых полок. И рабочий стол абсолютно пуст. На нем не было ни компьютера, ни ручек, ни скотча, ничего. Кому нужен стол без компьютера?

Столовая… Спешу обратно. Одна стена полностью закрыта полками – добротными, возможно дубовыми. Все пусты. Меня прошибает холодный пот, когда я открываю шесть узких ящиков в кухне, под рабочей поверхностью. В одном несколько столовых приборов – и все. В моих кухонных ящиках можно обнаружить карандаши, неоплаченные парковочные талоны, нитки, аспирин – да что угодно.

Вспоминаю «экскурсию». В спальнях наверху ни ламп, ни ковров, пустые подоконники. Ни фотографий, ни часов, ни картин на стенах, ни расчесок, ни стаканов для воды.

Здесь никто не живет.

Он привел меня не в свой дом. Может, когда-то он и жил здесь, со своей семьей, но не сейчас. Он приволок меня в роскошный заброшенный дом, разбросал тут и там предметы, придав помещению жилой вид. Железная подставка для писем… Решил, что этого хватит, чтобы меня обдурить.

Если он живет не здесь, то где? Где его вещи? Может, его вообще сейчас нет в доме? Накачал меня наркотиками и вернулся к жене и детям? Его семья может даже не знать об этом доме. Он мог купить его специально, чтобы вечно держать меня здесь взаперти.

Кулинарная книга, которой он пользовался, чтобы приготовить этот омерзительный обед, по-прежнему лежит на кухонном столе, открытая. Оглядываюсь вокруг – больше ни одной не видно. Страницы глянцево поблескивают. Он купил кулинарную книгу, чтобы готовить для меня. Он заглядывал в нее лишь однажды…

Опускаюсь на четвереньки и шарю по шкафчикам. Пусто, не считая трех кастрюль, двух пластиковых контейнеров и дуршлага. В дуршлаге лежит прозрачный шприц с мерной шкалой.

Сердце дико колотится. Рогипнол. Как эта штука вообще выглядит? Наверняка он держит его рядом со шприцем. Мерная шкала пугает меня сильнее всего: он ничего не оставляет на волю случая. Он знает, что делает; точно знает, как долго хочет продержать меня без сознания, сколько именно для этого нужно наркотика.

Не думала, что смогу ненавидеть кого-нибудь так сильно, как ненавижу этого урода. Я поднимаюсь, задыхаясь от злости, смахиваю книгу со стола. Она падает, захлопывается.

«100 рецептов для здоровой беременности», – написано на обложке.

– Что бы ты предпочла сегодня на ужин? – раздается голос из прихожей.

Привычно наставив пистолет, он отводит меня назад в комнату с полосатым ковром. На нем темно-зеленая клетчатая пижама из фланели.

– Ложись, – командует он, подталкивая меня к массажному столу. – На спину.

В голосе ни следа жалости. Он даже не смотрит на меня.

– Что ты со мной сделал? – спрашиваю я как можно тише, чтобы его не разозлить.

Он подкатывает стол к стене.

– И как мне потом работать, если ты будишь меня в четверть шестого утра?

Невероятно, но я извиняюсь. Мне необходимо знать – необходимо услышать правду, как бы ужасна она ни была.

– Все с тобой в порядке. Ш-ш-ш. Хватит плакать, не из-за чего лить слезы. А теперь ложись на спину – вот так, молодец – и упрись ногами в стену, чтобы тело было под правильным углом. Молодец. Вот так и лежи. Расслабься. Тебе нужно пролежать так около часа.

Слезы текут по щекам, заливаются в уши. Говорить я не могу.

Он подходит к окну, похлопывая пистолетом по открытой ладони.

– Думаю, скрываться больше нет смысла, ты ведь и сама все поняла. Ты же видела название кулинарной книги.