Тайна архивариуса сыскной полиции (СИ) - Зволинская Ирина

– Да, вы правы.

Голова кружилась, и от слов адвоката я ощущала металлический привкус во рту.

– Государь покинул Петербург, но оставил в тюрьме племянника не потому, что не смог его забрать. А потому, что уверен в его вине, только сам отдать приказ расстрелять император не решился – родная кровь. Ничего это сделают за него. А чтобы потешить народ, казнь наверняка будет публичной.

Уничтоженное огнем поместье, угоревшая девушка. Грех мой лежит на сердце, и нельзя его искупить, пепел кружит вокруг, я стою на черных углях, я дышу гарью.

– Одержимый, лжец, туда ему и дорога. А эта история с якобы похищенными бриллиантами? Насмешка над вами, насмешка над убитым Петренко.

– Петренко? – уплывающим разумом цепляясь за знакомое имя, переспросила я.

– Покойный Петренко играл, и в долгах увяз как в шелках, друзья и знакомые с ним за стол уже не садились. А перед смертью он все же нашел себе товарищей по игре в политическом кружке. Продул.

– Знакомо… – я моргнула, по щекам покатилась вода.

– Не было у княжны камней, она давно уже хранила их в банке. Петренко вернулся ни с чем, а знал много. Его и задушили.

Лицо адвоката, летний город – всё будто таяло в тумане. Нет, то был едкий дым понимания. Затянутыми в перчатки ладонями Бортников осторожно отер мои слезы. Подняв на него глаза, я встретилась с ним взглядом. Адвокат застыл, а затем подался ко мне. 

– Откуда вам это известно? – выдохнула я.

– Признательные показания одной из участниц кружка, – шепотом ответил он, губами касаясь моих губ, – Денских Анастасии, – ошарашил он меня и впился в мой рот поцелуем.

Un, deux, trois. Это ветер, он треплет кроны деревьев, заглушая шум крови в ушах.

«Не закрывайте глаз».

Я распахнула веки, чтобы видеть прозрачные льдистые глаза адвоката. Да, Алиса, видишь, это снова нора. Да только ты – не Алиса.

– Иван Петрович? – позвала я, когда поцелуй закончился.

– Да, мой ангел?

Прикрыв веки, я стянула с пальца кольцо.

– Заберите это… – едва сдерживая ярость, сказала я.

Улыбнувшись краешком рта, Бортников принял Розу.

– Отвезите меня к крепости, –  попросила я. – Прежде чем свершится правосудие, я хочу последний раз взглянуть в глаза князя.

– Да, я … понимаю … – он сжал кольцо в кулак и убрал в карман пиджака. Светлые глаза его сверкнули ярче бриллианта. Адвокат погладил меня по щеке и сказал: – Хорошо, Мария Михайловна. Едем.

Глава 24

Мужчина усадил меня в экипаж. Лошадь двинулась и, внутренне считая до десяти на всех известных языках, я лихорадочно цеплялась за подол летнего платья. Стучали копыта, пыль стояла в воздухе, мы выехали на Невский проспект.

Бортников бросил на меня быстрый взгляд и в жесте поддержки накрыл мою руку своей, затянутой в печатку ладонью.

– Не грустите, Машенька, – улыбнулся мне он. – Вы и сами – бриллиант. Но обещаю, я найду достойную замену Розе.

– Благодарю, Иван Петрович, – откашлявшись, ответила я.

– Зовите меня по имени, – мягко велел он.

– Хорошо. Иван.

Снова он потянулся к моим губам, легко и осторожно целуя. Un, deux, trois…

– Ожидание, Алиса, – ласково касаясь оголенной кожи бедра, Дмитрий подтягивает мою юбку к талии. – Ожидание… понимаете? – пальцы его медленно застегивают пуговицы.

Я сажусь на кушетку и, глядя в прозрачные глаза, признаюсь:

– Да. Я понимаю.

Я понимаю вас, ваше высочество. Как никогда.

Поцелуй закончился, Иван погладил меня по щеке. Взглядом цепляясь за знакомый пейзаж, я вдруг осознала, что мы уже у Зимнего. Рядом шла та самая горсть демонстрантов. Мы нагнали их.

– Надо же, женская партия, – хмыкнул Бортников, а я вгляделась в воинственные лица, выглядывая среди революционерок Настю. Денских не было.

«Признательные показания», значит ли это, что и она в Тюрьме? 

Широкая Нева, и сияющий на шпиле ангел. Коляска остановилась у полосатой будки охраны, та была пуста. Мы проехали узкий мост через Кронверкский.

Тыльной стороной ладони я отерла со лба испарину. Коляска шла вдоль высокой крепостной стены в сторону арки, и чем ближе мы подъезжали, тем отчетливее и громче становились слаженные крики толпы.

Пальцы закололо, я медленно выдохнула. Ожидание. Ожидание. Un, deux, trois…

– Странно… – услышала я беспокойство в голосе Бортникова. – Ну-ка, стой, любезный! – приказал он.

Лошадь остановилась, не доехав до въезда на площадь самую малость. К коляске нашей шел одетый в форму мужчина и, быстро делая затяжку папиросой, приветственно кивнул адвокату.

– Иван Петрович, вы бы разворачивались, – покачал он головой.

– Что такое?

«Казнить! Долой!» – раздавались визгливые бабьи призывы. Охранник скривился, Бортников дернул щекой.

«Разошлись!» – громкий крик, выстрел в воздух.

– Приказ пришел – стрелять Милевского. Тут военные стояли, немного, пятнадцать человек,  они, конечно, грудью встали. А мы чего, наше дело маленькое, стали начальства ждать.

– И что же начальство? – сквозь зубы уточнил Иван.

– Начальство заперлось, и тоже ждут, – махнул мужчина рукой. – До Благой Зинаиды вон дождались.

– И где теперь князь?

– Так … в бастионе. Трое там у входа встали, пророка от тюрьмы отгонять.

– Ясно, – кивнул Бортников и, повернувшись ко мне, мягко сказал: – Не стоит нам идти дальше, Машенька. Слышите? Затопчут. А что до князя – так чуть подождать. Три человека против пророка – ничто. А если станут стрелять в Зинаиду, так их всех голыми руками разорвут.

– И тогда бойня будет, – посмотрел на меня охранник.

Я медленно выдохнула. Господи, помоги, дай мне сил, и я выполню волю твою, я больше не стану противиться…

Подул ветер, потянулся к моим волосам, швыряя короткие пряди в лицо. Фыркнула лошадь, хлестнула по спине хвостом. Бортников вновь взял меня за руку, в ушах поднялся звон.

–  … переброситься парой слов по работе… подождете? – разобрала я и кивнула.

Он спрыгнул на мостовую и, крикнув вознице, чтоб ждал за мостом, нервно стуча каблуками о гранит, направился к охраннику. Подожду. Да, я жду.

– Ожидание прекрасно, Алиса. Я буду ждать тебя там, в бездонной норе. Скажи, ты придешь?

– Да, ваше высочество. Я приду.

Я уже здесь.

Извозчик дернул за повод, коляска проехала вперед. Гомон и крики многократно усилились эхом. Там, за аркой, на площади я видела людей. Резко открыв дверцу коляски, я спрыгнула на землю. Пошатнулась и едва удержала равновесие, краешком сознания отмечая, что жар идет от гранитной мостовой. Сцепив челюсти, я рванула вперед.  

– Маша, куда вы! Нельзя!

Под сводами арки пахло мочой. Согнувшись в рвотном позыве, я закрыла рукою рот. Вперед, не Алиса. Вперед!

Людские спины стали ближе, и ближе стали голоса. Воздух нагрелся, дрожал. Мужики осеняли себя крестом, охали бабы. Босые дети вставали на носочки, наклонялись, пытаясь углядеть нового мессию.

Господи, зачем же здесь дети!

– Маша!

– Благая! С нами Зинаида! С нами господь наш!

Я бросилась в толпу, со всех сторон тянулись ко мне людские руки, цеплялись за белое кружево грязные пальцы, но я упрямо рвалась вперед, к пророчице. Выстрел. Кто-то завизжал. Кто-то упал на землю, загомонили бабы. Но крики  тонули в восторженных:

 «Смерть! Смерть убийце!» – ор набатом стучал в ушах, и в одно безликое лицо сливалась перед моим взглядом толпа.

Бойня, будет бойня!

Господи, что же вы делаете? Женщины, дети! Неужто вы готовы помереть за крики сумасшедшей бабы!

– Маша!

Что мне делать?! Ангел должен кричать…

– Остановитесь! – что было сил, заорала я. – Люди! Опомнитесь!

В мой локоть впилась рука. Я моргнула, вглядываясь в искаженное злобой лицо. Мужское ли, женское?

– Убийцы! Защищаешь их, барынька? А сама-то ты не такая же? А сама-то ты, кто?!

Я оглохла, и от гнилого дыхания к горлу снова подступила тошнота. Меня потащили вперед.