Перекати-поле - Лейла Мичем

Он знал, чего будет стоить его молчание, — до поры до времени. Он попадет в определенную немилость к тете Мейбл и мисс Эмме. Они относятся к тому поколению, которое считает, что хорошие девочки не становятся беременными вне брака, но молодые люди будут только пожимать плечами. Ну и что? Такое случается на каждом шагу — и даже не с такими умными девочками, как Кэти. Он чувствовал особый укор совести, когда думал о пятне позора, которое ляжет на этого ребенка. Подруги его тети никогда не забудут, что он был незаконнорожденным, а о ее племяннике будут говорить как о человеке, который бросил Кэти, но со временем город простит ему это. Со звездами американского футбола всегда так происходит. А вот Джон, вероятно, никогда не простит. Священник может простить его за то, что он оставил Кэти в таком положении одну (хотя другого выхода у него не было), но только не парень, который любит ее. Джон должен был знать, что его лучший друг проснется утром и помирится с Кэти, но как он мог пойти на поводу у своего члена, когда она была доступна и хотела этого?

Трей поднялся с кровати и закрыл ящик. Он подождет год. Если Джон выяснит, что не может выдержать все это в университете Лойола и если у Кэти не угаснет ее чувства к нему, он расскажет им правду. А все остальное будет зависеть уже от них. Если же ничего этого не произойдет, он сохранит свой секрет — и будь что будет.

Он мгновенно почувствовал себя намного лучше. Слезы высохли. Болезненная пустота в сердце никуда не делась и по-прежнему напоминала ему о тех чувствах, которые он пережил, просиживая целыми днями перед окном в гостиной тети Мейбл. Но обязательно придут другие друзья и другие девушки, которые заполнят эту пустоту. Это всего лишь вопрос времени, а как раз времени у него было более чем достаточно.

И Трей, тряхнув головой, взял с комода футбольный мяч. Знакомое прикосновение мягкой кожи к ладоням подействовало на него успокаивающе. Его ждала игра.

Глава 25

Из своей комнаты Джон слышал, как включился телевизор, — это было первое, что его отец делал всякий раз, возвращаясь домой. Затем раздался грохот ботинок, упавших на пол рядом с его любимым раскладным креслом, — второй индикатор того, что Берт уже дома. Далее последовал глухой топот — уже без обуви, в одних носках отец отправился в кухню за пивом, к которому он пристрастился, воздерживаясь от крепких напитков во время футбольного сезона. Через минуту Джон услышал точно такой же топот в направлении комнаты и скрип кресла, в которое Берт в итоге уселся с громким удовлетворенным вздохом.

— Джон! Ты у себя? — громко позвал он.

— Конечно! — крикнул в ответ Джон.

— Собираешься?

— Конечно!

— Спускайся, когда закончишь. У меня есть для тебя сюрприз!

Это был их обычный способ общения — орали друг другу через стены, сидя в разных комнатах. Джону еще предстояло сообщить отцу, что утром вместо университета Майами в Корал-Гейблс он отправляется в Новый Орлеан, в университет Лойола.

Он уже успел нанести прощальные визиты. Первым делом Джон заехал к Бебе Болдуин на заправочную станцию ее отца, где она летом устроилась работать на кассе, перед тем как осенью ехать с Сисси Джейн Филдинг в Техасский университет. Когда он зашел, Бебе находилась за стойкой, и от этого неожиданного визита лицо ее просияло. Как обычно, он почувствовал укор совести, что не в состоянии ответить на ее чувства. Но теперь у него было оправдание. Когда он сообщил девушке свои новости, ее улыбка погасла.

— Не может быть, ты шутишь, — сказала она.

— Я совершенно серьезно, Бебе.

— Но ты же слишком… мужественный, слишком сексуальный, слишком классный, чтобы быть священником!

Джон усмехнулся.

— Когда человек становится священником, эти качества никуда не деваются, Бебе.

— Но это такое расточительство! Ты никогда не сможешь разогнать девушек, вьющихся вокруг тебя.

— Думаю, я как-то решу этот вопрос.

Она горестно вздохнула.

— Что ж, спасибо, нам есть что вспомнить, Джон. Если вдруг передумаешь или захочешь обзавестись новыми воспоминаниями, звони.

Затем он посетил дом тети Мейбл, такой пустой и гулкий без Трея, после чего направился к мисс Эмме в библиотеку и в самом конце заехал повидаться с Кэти в доме ее бабушки. Когда он уезжал, Кэти стояла на крыльце со слезами на глазах, а Руфус, провожавший его до самого пикапа, еще долго прыгал вокруг него, скуля и словно прося остаться. Садясь в машину, Джон почувствовал, как у него судорожно сжалось горло, и он, присев, уткнулся лицом в густую шерсть на шее колли. «Позаботься о них ради меня, Руфус», — мысленно попросил он.

— Ты что-нибудь получил от Трея? — спросила его тетя Мейбл.

— Нет, мэм, — ответил он, обратив внимание на коричневатые круги у нее под глазами — симптомы беспокойства и стыда. — Вероятно, у него не было времени ответить на мое письмо.

— Милый лжец, — сказала она, потрепав его по щеке.

То же самое он ответил на аналогичный вопрос мисс Эммы, заметив, что морщины на ее лице стали глубже.

— Я этого просто не понимаю, — с горечью произнесла она.

А Кэти о нем вообще не упоминала. Она сказала ему по-французски:

— Dieu être avec vous, mon ami. (Да пребудет с тобой Господь, мой друг.)

И он ответил:

— Et avec vous aussi, mon cher amie. (И с тобой тоже, мой дорогой друг.)

Джон собирался еще позвонить тренеру Тернеру, чтобы сообщить, куда направляется. Его планы поменялись резко, и это не оставило времени, чтобы объехать весь город. Конечно, тренер будет удивлен и опечален, но вряд ли шокирован. Он был в курсе того, что последний год Джон много времени проводил в церкви Святого Матфея, и догадается, что недостойное поведение Трея по отношению к Кэти стало решающим фактором, который заставил лучшего ресивера штата — «наш моральный компас», как назвал его тренер в интервью газете «Даллас морнинг ньюс», — последовать зову сердца, перестав прикрывать задницу Трея и удерживать его от всяких неприятностей.

Но такой горячности от тренера Тернера Джон не ожидал.

— Он большой мерзавец, этот парень, — сказал он, и Джона поразила искренняя горечь в его голосе. — Тебе лучше держаться подальше от этого Иуды.

И вот теперь единственным, кто еще оставался в списке тех, с кем Джон хотел попрощаться, был человек, называвший его своим сыном, — не важно, по реальным или воображаемым причинам. Джон до сих пор размышлял над тем, сможет ли он когда-либо думать как настоящий иезуит и принимать божественную природу всех человеческих существ как детей Божьих, независимо от их отношения к своему Создателю, но он должен попробовать это сделать. Бебе спросила его: