Санькя - Захар Прилепин

Пацаны добросовестно сдали носки — им взамен шерстяные принесли, рваные, в основном, но по два на ногу, колючие и теплые.

Жаркую сковороду картошки подали, Олег выпотрошил пакет, из города привезенный, банок с красивыми боками навскрывал, щедро нарезал сыра и колбасы, водки предложил хозяину, тот ответил, кратко: — А то нет.

Для хозяйки, не спрашивая, вина открыл.

— Бог с вами, ребята, я уж и не помню, что это такое. Бутылка-то какая красивая.

— А дедушка? — спросил Саша. — Дедушку-то пригласить?

— А как же без деда-то, — ответил хозяин. Сходил, позвал.

Дед сидел за столом тихий, ел мало, ни на кого не смотрел.

После третьей рюмочки все, как водится, оживились, правда, хозяйка, так свое, красное, крепленое и не допила — «мне и так весело», говорила приветливо и губы смачивала только, жмурясь хорошо. Было видно, что ей просто жаль на себя одну такой редкий напиток переводить. Угостить лучше кого.

Говорили что-то незатейливое, плели. Саша сказал, что к бабушке его едут, сразу выискались общие знакомые — все-таки соседняя деревня, родственники какие-то дальние обнаружились.

Дедушка только скоро ушел, ничего больше не сказав, да Позик, приметил Саша, загрустил опять.

— Ты чего, Позик? — спросил Саша негромко, склонившись к нему.

— Цветы забыл полить, — говорит.

Они спали в одной комнате, на полу, накрытые кто одеялами, кто старыми покрывалами, — не в обиде, раздобревшие от ужина, в хорошем настрое.

Утром проморозились в ледяном нужнике на заднем дворе, влетали в дом легкие, с чистыми глазами.

Чаевничали поочередно — хозяйка ушла куда-то с самого утра, хозяин что-то в сарае постукивал, куры кудахтали недовольно. Дедушка не вставал, лежал, кряхтел иногда, переворачиваясь, — слышно было.

Сашка щелкнул телевизором, и угодил сразу на новости.

— А это ведь программа… как его… друга Костенко, — оживился Веня. Программу, однако, вела какая-то незнакомая девушка со строгим лицом. Сюжеты были привычные и часто бестолковые — там позаседали, тут переназначили кого-то, там привычно труба лопнула и еще что-то воспламенилось, и три района то ли без тепла, то ли без света, то ли без того и второго, и младенцев эвакуируют из ледяного роддома. Никто уже не удивлялся давно. Особо поганые натуры только цедили лениво: «И раньше такое было, только скрывали». Надо же что-то говорить…

Все это вяло перекатывал в голове Саша, глядя в экран, прихлебывая чаек, и так и застыл с этим чайком в глотке, когда увидел на экране мертвое лицо Леши Рогова.

Следом услышал, наконец, то, что начала говорить ведущая несколько секунд назад.

«Член политсовета «Союза созидающих» Алексей Рогов найден мертвым под балконом собственного дома. Соседи утверждают, что в тот момент, когда Алексей выбросился или был выброшен из окна, в его квартире находились посторонние люди. Один из соседей Рогова по лестничной площадке утверждает, что слышал, как пришедшие к нему за час до трагических событий представились работниками Федеральной службы безопасности. Знаменательно, — продолжала ведущая, — что трое людей в штатском, вышедшие из квартиры Рогова, осмотрели его труп на асфальте и только после этого уехали на машине, стоявшей тут же, во дворе. Соседи записали номер автомобиля. Мы проверили его и выяснили, что автомобиль с подобными номерами числится за городским управлением Федеральной службы безопасности. Пресс-служба ФСБ комментировать данный факт отказалась».

Все сидели недвижимо, глядя на экран. Кряхтя, прошел дед на улицу, но никто не обернулся.

«Сегодня же, в Москве, в подъезде собственного дома был убит член политсовета «Союза созидающих» Константин Соловый. Ему нанесены множественные колото-резаные ранения, оказавшиеся смертельными. Наши корреспонденты сообщают, что в течение последних полутора суток в нескольких регионах России неизвестные люди совершили ряд нападений на комиссаров партии «Союз созидающих». Несколько членов партии находятся в настоящее время в больницах с травмами разной тяжести… Напомним, что в четверг, на открытии здания нового театра, одна из руководителей партии «Союз созидающих», Яна Шаронова, совершила хулиганские действия в отношении главы государства…»

Прошел уже знакомый видеоряд, Саша вновь увидел Яну — волосы ее были причесаны вгладь, что делало лицо особенно тонким и беззащитным… Затем появилась ведущая, улыбнувшись, сообщила, что это был последний выпуск их новостной программы, и поблагодарила всех, кто был с ними все эти годы.

Минуту все молчали.

Саша вышел на улицу, стоял под тихим снежком.

Следом появился Матвей.

— Как они обиделись за эту обоссанную морду… — сказал Саша.

Матвей не ответил. Попросил сигарету.

Вдыхая дым, втягивал щеки в жесткой щетине — открывались красивые, яркие скулы, острые и костистые. Двигался кадык, словно Матвей хотел что-то проглотить, живое и рвущееся наружу.

— Едем обратно, Саш.

Хозяин вывел лошадь с испуганными глазами.

— Вот у нас свой трактор есть. Любые снега нипочем, — сказал хмуро.

Когда проезжали мимо дома, где провели ночь, Олег сбросил скорость — хотел, наверное, деду рукой помахать или посигналить — но дед не вышел и в окошко не смотрел.

— Ой, я носки забыл переодеть, — сказал Веня. — В шерстяных уехал… Никто не отвечал.

— Носи теперь, — сказал Олег наконец. Ему не нравилось это общее молчание.

Матвей раздраженно обернулся на Веню. Смерил взглядом.

— Бля, ты думаешь, мне не жалко пацанов, Матвей? — взвился Веня. — Мне жалко! И что теперь? Сопеть до самой смерти? Я вот приеду и ухерачу кого-нибудь.

Молчали еще минуты три.

— Они нам отомстили, — заговорил Матвей. — И, наверное, отомстят еще. Значит, ждать уже нечего. Костенко говорил, что начинать надо только когда нечего ждать.

Теперь все молчали иначе: прислушиваясь к тому, что скажет Матвей.

— У нас есть отделения в сорока крупнейших городах. Мы можем взять все администрации в один день, — сказал он.

— И что? — спросил Веня весело.

— И узнаем, что.

Матвей раздумывал, щурясь и вглядываясь в мельканье брызговиков.

— Что мы сделаем в Москве — я понимаю. А вы тут сами разберетесь, Саш?

— Разберемся, — твердо ответил Саша, ничего еще не зная толком.

— Вам куда проще, — спокойно продолжал Матвей. — Все мы этого хотели. Мы ждали этого. Значит, надо делать. Сейчас. Иначе — все.

— Ты как уговариваешь, Матвей. Как будто кто-то против, — сказал Веня.

— А ты вообще пропьешь все! Проспишь и пропьешь! — выругался Матвей, снова гневно обернувшись с переднего сиденья.

— А я тут останусь, — огрызнулся Веня.

— Вот и оставайся.

Все снова замолчали. На этот раз обдумывая то, что высказал Матвей.

— Вы, наверное, дико боитесь смерти, — вдруг сказала Верочка злым, предслезным голосом. — Умерла она, ваша Россия, это всем вменяемым людям ясно. Что вы за нее цепляетесь? Вы что, не знаете, что иногда все умирает? Человек, собака, крыса — они умирают! Умирают!

— Я тебя сейчас выкину из машины, — сказал Саша спокойно.

Верочка тихо заплакала. Она сжалась вся, и гладила маленькие коленки, и тонкие губы кусала. Саше хотелось разбить ей голову.

— Я знаю, как все сделать здесь, — сказал Олег так, словно никакой Верочки в салоне и не было.

Глава тринадцатая

Саша не спал всю ночь, но чувствовал себя, словно ему натерли грудь снегом. Часто улыбался — так бывает, если готовишь самым близким и любимым людям славный сюрприз. Вот-вот гакнет хлопушка, всех осыплет разноцветной бумажной шелухой, и выбежит, весело вереща, ушастый заводной заяц, жутко вращая электрическими глазами.

Делали с Олегом круги по городу, все высчитывая поминутно. Олег скалил зубы довольно, повторял часто, иногда вовсе не к месту: «Зол злодей, а я трех злодеев злей».

Потом снова все обсуждали и опять колесили по городу. Никого не боялись. Несколько раз вылетали на машину с милицией и проезжали мимо, как заговоренные, — никто не останавливал. Дурака с полосатой палкой то по рации вызывали, то машина впереди что-нибудь нарушала, и ее, посвистывая злобно, приходилось тормозить.

— Нам все вешки убрали, — сказал после очередного везенья Олег.

Сашка понял, о чем он: Олег запомнил, что дед в деревне говорил. А казалось, что варенье ест.

— А ты в Бога веришь? — спросил Саша. Олег хмыкнул.

— У нас снайпер был. Иногда нательный крестик клал в рот перед выстрелом. Говорил, помогает.

— «Русь бредит Богом, красным пламенем, где видно ангелов в дыму…» — вдруг вспомнилось Саше, он произнес эти слова просто и тихо, совсем без чувства: подумав отчего-то о семнадцати стариках в белых рубахах в черной, смурой избе… и дедушка его среди них. — …И ангелов тебе видно?

Олег покрутил головой, и неясно было, что это значит: нет, не видно… нет, не скажу… — или: не то ты спрашиваешь, совсем не то…