Если завтра в поход… - Владимир Невежин

И.В. Павлова фактически солидаризировалась с выводами Ю.Н. Жукова о том, что назначение Сталина обосновывалось причинами внешнеполитического порядка. Она подчеркивала, что сталинская власть к маю 1941 г. «была безграничной и без каких-либо легитимных формальностей». Павлова высказала следующее предположение: подлинный смысл решения о назначении Сталина Председателем Совнаркома СССР, представляющий собой «часть той государственной тайны, которая десятилетиями скрывалась благодаря созданному им механизму власти», диктовался неотвратимостью надвигавшейся войны. Не случайно в связи с этим, что Сталин приблизил к себе Жданова и Щербакова.[547]

Г.В. Костырченко категоричен в своих выводах относительно передачи Сталину поста Председателя СНК СССР. Сделать это потребовала все более нараставшая «угроза втягивания Советского Союза во Вторую мировую войну». В то же время Костырченко с некоторым пессимизмом писал о перемещении Жданова, предопределенном постановлением Политбюро от 4 мая 1941 г. Якобы освобождение А.А. Жданова от обязанностей «наблюдения за Управлением пропаганды и агитации» и назначение А.С. Щербакова мотивировалось тем, что последний был молодым и энергичным. Костырченко далее высказал, как представляется, спорное, суждение: в упомянутом постановлении Политбюро «…Жданов как бы в утешение (курсив мой. – В.Н.) объявлялся заместителем Сталина по секретариату ЦК, хотя и без того был им несколько лет».[548]

5.3. Генезис идеологического противоборства с Германией

На первый взгляд, в череде «внешних врагов», образы которых столь активно использовались в советских пропагандистских материалах рубежа 1930-1940-х гг., не оставалось места для Германии и германского фашизма. Подобная версия представляется основательной с учетом широко распространенной в мемуарной и исследовательской литературе версии о том, что Сталин безоглядно верил в надежность пакта о ненападении с Гитлером.

Однако приверженность (если таковая вообще имела место) договору о ненападении не мешала ему сохранять враждебное отношение к Германии.

Так, инструктируя генерала авиации И.Ф. Петрова, направлявшегося в марте 1940 г. в составе государственной комиссии для ознакомления с образцами военной техники в Германию, Сталин подчеркивал: «Учтите: договор с Германией хотя мы и подписали, но фашистская Германия была и остается злейшим нашим врагом».[549] Известный авиаконструктор А.C. Яковлев, ссылаясь на впечатления от встреч с вождем, вспоминал о постановке им конкретной задачи: усвоить особенности конструкций немецких самолетов для того, чтобы в конечном счете научиться «их бить».[550] Сталин, оказывавший особое расположение польской писательнице В. Василевской, которая стала советской гражданкой, удостоил ее личной аудиенции в своем кремлевском кабинете 28 июня 1940 г..[551] Как утверждала писательница, он заявил ей, что война с немцами начнется рано или поздно.[552]

С лета 1940 г., когда отмечалась годовщина пакта о ненападении, большевистские пропагандистские структуры, вынужденно «законсервировавшие» свою антифашистскую и антигерманскую направленность, стали проявлять все большую активность в деле добывания негативных материалов о Германии. Так, в 10-м номере журнала «Исторический вестник» за 1940 г. цензором была задержана статья А. Манусевича «К истории Версальских договоров», поскольку, «излагая исторические факты, автор сопровождал их комментариями в духе полного сочувствия Германии. Из этих комментариев можно было сделать вывод о справедливости всех притязаний Германии».[553]

После визита советской делегации во главе с В.М. Молотовым в Берлин 12-13 ноября 1940 г. антигерманские настроения советского руководства стали усиливаться. Если верить свидетельству управляющего делами СНК СССР Я.Е. Чадаева, вечером 14 ноября на даче Сталина было заслушано сообщение главы советского правительства и наркома иностранных дел В.М. Молотова об итогах переговоров в Берлине. Сталин заявил тогда, что Гитлер «не желает считаться с законными интересами Советского Союза», а также выступил с гневным обличением внешней и внутренней политики фюрера, идеологии национал-социализма.[554]

В беседе с В.М. Молотовым, Г.М. Димитровым и В.Г. Деканозовым 25 ноября 1940 г. Сталин подчеркнул, что отношения СССР с Германией «вежливые», но между обеими странами имеются «серьезные трения». В тот же день Г. Димитров имел разговор с главой советского правительства. Димитров констатировал, что Коминтерн ведет «курс на разложение немецких оккупационных войск в разных странах». Подчеркнув намерение Секретариата ИККИ «еще более усилить» эту работу, Димитров поинтересовался у В.М. Молотова: не помешают ли подобные действия внешней политике СССР? Последний ответил довольно недвусмысленно: «Конечно, это надо делать. Мы не были бы коммунистами, если бы не вели такой курс. Только делать это надо бесшумно» (курсив мой. – В.Н.).[555]

В то же время стали подвергаться критике те пропагандистские структуры, в материалах которых излишнее внимание уделялось Германии. 17 января 1941 г. представители руководства УПА ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров, А.А. Пузин, Н.Г. Пальгунов и Д.А. Поликарпов направили секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову докладную записку «О работе ТАСС». Наряду с недостатками чисто организационного порядка, выявленными в деятельности Телеграфного Агентства Советского Союза, авторы докладной обратили внимание и на следующее упущение. До лета 1940 г. «Вестник иностранной военной и военно-технической информации ТАСС» публиковал вместе с материалами немецких авторов перепечатки из английских, французских и американских периодических изданий с критическим анализом вооруженных сил Третьего рейха. С лета 1940 г., как отмечали сотрудники УПА ЦК ВКП(б), в названном издании стали превалировать немецкие пропагандистские статьи об «абсолютной непобедимости» вермахта. В них говорилось о хорошем вооружении германской армии, ее передовой тактике, превозносилось «моральное превосходство германского солдата и полководческое искусство Гитлера». В одной из такого рода статей утверждалось, например, что благодаря действиям люфтваффе была прорвана «линия Мажино» во Франции. Ряд материалов, перепечатанных «Вестником иностранной военной и военно-технической информации ТАСС» из немецкой периодики, сводился, как считали в Управлении пропаганды и агитации, к доказательству «блестящего снабжения германской армии».[556]

В январе 1941 г. дошла очередь до контрольной проверки «высшей инстанцией» печатной продукции журнала «Интернациональная литература». Руководство этого журнала, считавшегося традиционно антифашистским, в конкретных условиях советско-нацистского сближения сочло возможным сосредоточить внимание на воспроизведении на своих страницах позитивных откликов о советской литературе и искусстве, появлявшихся в германской периодике. Для решения данной задачи оно имело необходимые материалы (газеты, журналы и другие печатные издания), регулярно получаемые из Германии. В 1940 г. на страницах «Интернациональной литературы» стали появляться заметки об издании на немецком языке в Третьем рейхе произведений русской классической литературы, о постановках пьес дореволюционных драматургов, опер русских композиторов. В 1941 г. публикации такого рода были продолжены, причем наряду с ними печатались и материалы, естественно, предварительно прошедшие цензуру, собственно о культурной жизни в нацистской Германии.[557]

Специальная комиссия УПА ЦК ВКП(б) в январе 1941 г., подвергавшая проверке печатную продукцию журнала «Интернациональная литература», в первую очередь обратила внимание на ее немецкоязычное издание. Выяснилось, что за 1940 г. в нем были помещены публикации 85 немецких и лишь 30 советских авторов, что вызвало порицание. Совершенно неуместным посчитали члены комиссии УПА появление в «Интернациональной литературе» информации о праздновании в Германии 500-летия изобретения европейского книгопечатания, у истоков которого стоял немецкий гуманист И. Гуттенберг.

Они также сочли издевательским заголовок, под которым вышел в свет в Германии сборник сатирических произведений М.М. Зощенко, П.С. Романова, В.Я. Шишкова, В.П. Катаева. Германские издатели назвали сборник: «Спи скорее, товарищ!».[558] По поводу названной книги писатель В.В. Вишневский отметил: «С отвращением прочел, что у Гитлера издаются Зощенко, Катаев, Шишков, П. Романов и пр. Выбирают по крупицам сатиру, прикрытое мрачное описание быта нашего…».[559] Самого Гитлера книга «Спи скорее, товарищ!» весьма развлекла. 28 апреля 1940 г. Геббельс отметил в дневнике, что читал фюреру «анекдоты» из этого издания. «Мы вместе очень смеялись», – констатировал министр пропаганды Третьего рейха.[560]