Том 68. Чехов - Наталья Александровна Роскина

[им казалось,что они ]точно сам[ой]а судьба предназначены ]ила их друг для друга».

В отработанном виде эта фраза приобрела предельную четкость и лаконизм: «точ­но сама судьба предназначила их друг для друга».

Значительные в идейном и художественном плане дополнения внесены Чеховым в заключительную часть этой же фразы: «И точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых [посадили] поймали и заставили жить в отдельных клетках».

Первоначальное слово: «посадили» Чехов тут же в рукописи заменяет более силь­ным и образным: «поймали и заставили жить».

Следующая фраза: «Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом [и] прощали все в настоящем [жалелн друг друга]».

Слова: «жалели друг друга» исключаются автором, и вся фраза становится более сдержанной, компактной и строгой: «Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали все в настоящем».

ИЛЛЮСТРАЦИЯ К РАССКАЗУ «ДАМА С СОБАЧКОЙ» Акварель Кукрыниксов, 1945—1946 гг. Третьяковская галерея, Москва

Не сразу был найден Чеховым и конец этой фразы. Рукопись иллюстрирует эти настойчивые поиски нужного словесного материала.

[их] их изменила

И чувствовали, что эта любовь [начавшаяся так неблагополучно] [сделала] их [к лучшему] обоих... [лучше].

В отработанном тексте эта строка читалась: «И чувствовали, что эта их любовь измепила их обоих».

Считая, что главная задача художника — ставить правильно вопрос, Чехов из первоначальных вариантов чернового текста — «эта любовь сделала их обоих лучше», «изменила их обоих» — оставляет только одну мысль: «изменила их обоих», предо­ставляя читателю самому сделать заключение.

Раскрывая работу Чехова над последним абзацем рассказа, черновая ру­копись показывает, как тщательно Чехов обдумывает конец рассказа, его заключи­тельную интонацию и настойчиво ищет точных слов для выражения своей мысли.

Чехов в процессе работы исключает слово: «дальше», сохраняя более решитель­ную интонацию: «будет найдено». В этой же фразе, характеризуя новую жизнь, Чехов заменяет недостаточно точное слово «хорошая» более сильным определением «прекрас­ная». В итоге вся фраза зазвучала более утвердительно, весомо: «И казалось, что еще немного и решение будет найдено и тогда начнется новая, прекрасная жизнь».

Посылая рассказ в журнал «Русская мысль», Чехов настойчиво просит В. А. Голь- цева о присылке ему корректуры. 30 октября 1899 г. он пишет ему: «Посылаю заказ­ною бандеролью рассказ для „Русской мысли". Пришли поскорее корректуру, я по- шлифую его малость» (XVIII, 249).

13 ноября 1899 г. Чехов, возвращая корректуру в редакцию, пишет Гольцеву: «Посылаемое отправь в типографию, и пусть мне пришлют опять корректуру в исправ­ленном виде. Надо еще раз прочесть. Исполни сию мою великую просьбу. Время тер­пит, так как до декабря или января еще далеко» (XVIII, 258).

Таким образом, Чехов дважды читал корректуру рассказа и вносил в нее ис­правления.

Сличение страницы черновой рукописи четвертой главы с журнальным текстом по­зволяет установить два весьма существенных изменения, сделанных Чеховым. Это, во-первых, включение следующего текста: «Прежде, в грустные минуты он успокаивал себя всякими рассуждениями, какие только приходили ему в голову, теперь же ему было не до рассуждений, он чувствовал глубокое сострадание, хотелось быть искрен­ним, нежным...

— Перестань, моя хорошая,— говорил он.— Поплакала — и будет... Теперь давай поговорим, что-нибудь придумаем».

Включение этих строк идет в том же направлении, в каком осуществлена Че­ховым и вся работа над текстом рассказа. Прежний Гуров легко отмахнулся бы пу­стыми рассуждениями от всяких серьезных переживаний. Теперешнему Гурову, очи­щенному от пошлости любовью, естественно быть прежде всего человечным.

Второе изменение касается того места, в котором говорится о том, что он женат, а она замужем. В черновой рукописи эта тема дается как переживания самих героев, от их лица. В журнальный текст вводятся дополнительные слова: «было непонятно».

Редактируя рассказ для собрания сочинений, Чехов снимает слова: «Это было чудовищно», и вся фраза освобождается от элемента личных переживаний героев, она перестает принадлежать только им, а становится одновременно и мыслью самого Чехова, выраженной в мягкой чеховской манере.

Остальной текст этой главы в собрании сочинений сохраняет журнальную редак­цию. Очевидно, найденное в процессе работы над черновым текстом словесное вопло щение идейного и художественного замысла удовлетворило Чехова-писателя, как это показано выше, весьма существенно переработавшего вторую и третью главы.

Это обстоятельство заставляет с особым вниманием отнестись к публикуемой стра - ничке черновой рукописи рассказа.

АВТОГРАФ ДОБАВЛЕНИЙ КО ВТОРОМУ АКТУ «ВИШНЕВОГО САДА»

Сообщение А. Р. Владимирской

Известная беловая рукопись «Вишневого сада» содержит текст, несколько от­личный от обеих прижизненных публикаций пьесы (сб. «Знание», 1903, кн. 2, СПб., 1904, и отдельное издание А. Ф. Маркса. СПб., 1904). Наиболее значительны разночтения начала и конца второго действия.

В архиве Музея МХАТ хранится авторская рукопись этих фрагментов, к которой восходит печатный текст. При ней — сопроводительная бумага на бланке Канце­лярии Главного управления по делам печати от 15 января 1904 г. следующего содер­жания:

«Канцелярия Главного управления по делам печати препровождает при сем проживающему в г. Москве директору Московского Художественного театра Влади­миру Ивановичу Немировичу-Данченко добавление ко второму действию, дозволенной драматическою цензурою к представлению на сцене, пиесы под названием: „Вишне­вый сад"».

Автограф начала и конца второго действия дает нам источник композицион­ных и текстовых исправлений, а также уточняет дату этих исправлений.

Чехов приехал из Ялты в Москву в первых числах декабря 1903 г. В Художе­ственном театре шли в это время репетиции «Вишневого сада». Спустя десять лет, в 1914 г., Станиславский рассказывал об этом периоде: «Пьеса долго не давалась. Особенно второй акт <...) после нескольких первых спектаклей Чехов изменил конец этого акта, вычеркнув бывшую раньше заключительную сцену, следовавшую за кон­чающей теперь акт сценою Пети Трофимова и Ани» («Речь», 1914, № 177, от 2 июля).

Однако, судя по дате цензорского документа и тексту автографа, Чехов изменил композицию второго акта не «после первых спектаклей», а до премьеры (состоявшейся 17 января 1904 г.) и монолог Шарлотты из заключительной сцены не вычеркнул, а пере­нес в начало акта, конец же акта был им написан заново. Изменения эти были настолько серьезны, что потребовали отдельного цензурного разрешения.

Вот как начинался второй акт в беловой рукописи.

Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле нее колодец, большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинает­ся вишневый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неяс­но означается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду. Скоро сядет солнце*. Яша и Дуняша сидят на скамье, Епиходов стоит возле. Из усадьбы по дороге проходят Трофимов и Аня.