Голодная бездна. Дети Крылатого Змея - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синие тона. Мягкие. Приглушенные, интимные даже, но в этой уютной интимности катастрофа выглядит еще более отвратительной. Здесь не видны предметы вовсе. И потому удивительны движения фигур, лишь отдаленно напоминающих человеческие. Синие всполохи гаснут один за другим. Кто-то тихо, обреченно, кто-то – яростно вспыхивая напоследок.
– Еще не видишь?
– Нет, – вынужден был признать Мэйнфорд.
– Они одинаковы!
– Кто?
– Да стрелки! – Вайс ерзал на месте, и брюхо его колыхалось. Пуговицы все же не выдержали, и теперь между полами розовой рубахи проглядывала белая кожа. – Посмотри внимательно! Они на всех уровнях совершенно идентичны! А это невозможно! Рассеиватель рассеивателем, но ни один растреклятый амулет не способен полностью унифицировать ауру! Да чтобы до самого глубинного уровня…
То есть среди нападавших был не просто малефик, но малефик-артефактор как минимум нулевого уровня, способный сотворить этакие чудо-амулеты.
Замечательная новость.
– Это еще не все… я прогнал помехи. Сделал спектральный анализ… в общем, я там все напишу, ладно?
– Ладно, – милостиво разрешил Мэйнфорд.
– Вот… ну спектр помех, он тоже показателен. Навроде отпечатка, только сложней… короче, я сразу почуял знакомое… смотри.
Он вытащил кристалл из гнезда и ловко загнал второй.
Мигнувший было экран восстановил хрустальную свою синеву, а спустя мгновение на нем появилась картинка.
Двор.
Старый дом с дощатой верандой. Размокшие клумбы, расползшаяся грязь дорожки. Ограда. Качели… и фигура на качелях.
Это же тот мальчишка! Запись, сделанная скорее по привычке, чем из острой на то надобности. Но теперь, глядя на эту запись, Мэйнфорд видел не пропавшего парня, а смазанное пятно.
…нарисованное карандашом.
…наспех нарисованное и полустертое.
– Понял, да? – с азартом воскликнул техник. – А теперь дальше… это то, чего из камеры притащили. Вообще, я прежде с живой памятью дела не имел… но вы классно поработали. Четкость великолепная…
…куски чужих воспоминаний мелькают в ускоренном темпе, чтобы замереть на одном эпизоде.
Грязная река.
Обрыв.
Дерево. И фигура тщедушного голого паренька. Точнее, он лишь мгновение существует на экране, а затем расплывается…
Быть того не может.
– Я прогнал все кристаллы… ну, думал, что, может, это индивидуальное… иногда бывает, что чтецы непроизвольно портят запись…
Хорошее объяснение, логичное весьма. Но Мэйнфорд чувствовал – неправильное.
– Так вот… те, которые базовые идут, с ограбления на Байвел-стрит… и еще мы просили парочку тестовых записать… в общем, на них чисто. А с тех вещичек, ну, которые… – Вайс крутанул в пальцах кристалл и поморщился. – С берега… там на всех помехи присутствуют…
Быть того не может.
Что общего между стрельбой в баре и пропавшими детьми?
– Это еще не все… я вообще трижды проверил… ночь всю просидел. – Вайс не жаловался, рассказывал. – Вот… я… не знаю, почему это…
Последняя запись.
Та, из морга. Нет изображения. Всполохи. Пятна. Что-то они значат, и раскладку к отчету приложат, а заодно и пояснение от штатного психокинетика, который, впрочем, ничего толкового не скажет.
– Вот. – На последней секунде запись застыла. – Здесь. Смотри. Снова помехи и очень сильные… очень…
На экране это выглядело пламенем свечи.
Белый центр и золотая корона.
– Не засветка… это… оригинал, я бы сказал.
Вайс теперь откинулся на кресле, да что там откинулся – он почти сполз с этого кресла.
– Спектр тот же, но там, на прошлых, он слабый, смешанный. А тут – яркий… Я подчистил… сделал обратку… как негатив и позитив… это же элементарно. Сила воздействия обратна по вектору… расчет по Люму… восстановление… подумал, что получится.
– И как?
Вместо ответа Вайс щелкнул, в очередной раз меняя картинку.
Корона не исчезла, нет, скорее уж, она обрела характерное многоцветье ауры. Здесь не было белого, как и золота, скорее уж, превалировали агрессивные тона. И королевский пурпур светлел, обретая чистоту проклятого рубина. И в нем уже прорастали спирали багряных завихрений.
В ней была и плотность.
И глубина.
И своеобразная красота, которую ощущал и Вайс, уставившийся на экран завороженным взглядом. Но вот он вздрогнул, отряхнулся и тихо сказал:
– Я, конечно, подам запрос на базу, но…
…шансы, что в базе найдется схожий отпечаток ауры, ничтожны.
– А отчет я допишу, – жалобно произнес Вайс. – К вечеру. Ладно?
– Ладно.
Мэйнфорд потер виски.
И вот как быть дальше? Объединять необъединимое, руководствуясь заключением техников? Потребовать проверки? Ее в любом случае придется устраивать.
Притвориться, что никакой связи нет.
Или…
Королевский багрянец заливал экран.
…ты знаешь, что делать, Мэйни.
…но ты боишься.
…признай себе, что ты просто-напросто боишься.
Королевский багрянец грозил выплеснуться за рамки экрана. Еще немного, и силы его не выдержит хрусталь, треснет, а трещины закровоточат.
…ты болен, Мэйни.
…признай, что ты болен. Отступи. Сдайся.
– Нет, – сказал Мэйнфорд, отворачиваясь.
Болен он или нет, но найдет того ублюдка, который начал эту игру.
Глава 25
Этой встречи Тельма и боялась, и все же ждала, втайне надеясь, что ее дара хватит, чтобы получить ответ на все вопросы разом. Но дар разбился об обаяние Гаррета, словно волна о каменные глыбы.
– Не знал, что в этом месте можно отыскать подобное сокровище. – Он взял руку Тельмы осторожно, словно рука эта была из горного хрусталя вырезана. И к губам поднес.
И коснулся.
Тельма прислушалась к себе.
Ничего.
Пустота.
Ни звуков, ни запахов, ни обрывков образов, не считая странного желания сделать все ради этого вот мужчины, который стоял в шаге от нее, разглядывая Тельму с почти неподдельным восторгом.
Он был совершенен.
Тельма раньше и не представляла, что мужчина может быть столь совершенен.
Высок.
Гармонично сложен. И серый строгий костюм подчеркивает его красоту. Он сам по себе, безотносительно Гаррета, произведение искусства. И логично, что два таких произведения созданы друг для друга.
– Как вас занесло в места столь мрачные, милая фэйри? – он не спешил отпустить руку, уже не удерживая, лишь придерживая за кончики пальцев.
– Работаю я тут. – Тельма моргнула.
Да что с ней такое творится? Она же не дурочка, из тех, которые готовы вздыхать на прекрасную картинку! А Гаррет… лучше картинки, определенно, намного лучше.
И Тельма не отказала себе в извращенном удовольствии разглядеть его лицо.
Она помнила распрекрасно, но… все-таки десять лет прошло. И лицу этому стоило бы измениться, но нет, будто Гаррет хлебнул-таки водицы из источника вечной юности. Ни морщинок, ни предательских складок, за которыми бы угадывались будущие морщинки. Ни подвисающего подбородка, ни наметившихся брыл. Ничего.
Кожа сияла здоровьем.
Лучились восторгом – откуда только взялся он? – синие глаза.
Светлые волосы слегка растрепались, и Тельма поймала себя на мысли, что отчаянно хочет прикоснуться к этим волосам, убедиться, что на ощупь они столь же мягки, как и с виду.
– Я вас раньше здесь не видел…
Руку она все-таки убрала. Что ж, теперь понятно, почему матушка влюбилась. Сама Тельма, кажется, вот-вот пополнит армию поклонниц сенатора.
А оно ей надо?
– Раньше я здесь не работала…
– Логично. – Он улыбнулся, и от этой улыбки кровь прилила к щекам Тельмы.
Дура!
Как есть дура! Сейчас она проникнется пониманием, что этот человек, кругом столь совершенный, что от совершенства этого начинает мутить, просто-таки физически не способен на дурной поступок. И что матушку он не убивал, и Тельму не обокрал, и вовсе кругом, как ни глянь, кладезь достоинств.
– Если вы к Мэйнфорду, то он, кажется, у техников… подождите… – Тельма спрятала руки под мышки. Злилась она на себя. И еще на него, такого очаровательного, что сахарный леденец на палочке.
– Мне уже сказали… увы, бывает. Мы с братом редко видимся… хотел его пригласить на ланч, но он вернется не скоро…
Гаррет бросил взгляд на часы.
Браслет из белого золота, широкий, но не настолько, чтобы выглядеть громоздким. Массивный корпус, украшенный алмазами.
…ты меня балуешь, Элиза…
…ну что ты, дорогой. Я как только увидела их, сразу о тебе подумала. Переверни, там…
…Гаррету от Элизы на вечную любовь… как мило…
…мне не хотелось, чтобы ты забывал меня…
…разве я способен хотя бы на миг тебя забыть?
– Так что? – Этот вопрос вернул Тельму в мир яви, а заодно уж разбил остатки иллюзий.