Жизнь Бенвенуто Челлини - Бенвенуто Челлини

LXXVI

Я прибыл во Флоренцию и представился герцогу Лессандро, каковой учинил мне удивительные ласки и уговаривал меня, что я должен остаться у него. А так как во Флоренции жил некий ваятель, по имени Триболино,[194] и был он мне кумом, потому что я крестил у него сына, то, когда я с ним разговаривал, он Мне сказал, что некий Якопо дель Сансовино,[195] бывший его учитель, прислал звать его к себе; и так как он никогда не видел Венеции, а также из-за заработка, который он от этого ожидает, он едет туда очень охотно; и когда он меня спросил, видел ли я когда-нибудь Венецию, я сказал, что нет; тогда он стал меня просить, что я должен проехаться вместе с ним; и я ему обещал; поэтому я ответил герцогу Лессандро, что хочу сперва съездить в Венецию, а потом охотно вернусь служить ему; и так он пожелал, чтобы я ему обещал, и велел мне, чтобы перед тем, как я уеду, я представился ему… На следующий за тем день, снарядившись, я пошел к герцогу, откланяться; какового я застал во дворце Пацци, в то время как там проживали жена и дочери синьора Лоренцо Чибо. Когда я попросил доложить его светлости, что я, с его дозволения, хочу ехать в Венецию, с ответом вернулся Козимино де'Медичи, нынешний герцог флорентийский,[196] каковой мне сказал, чтобы я сходил к Никколо да Монте Агуто, и он мне даст пятьдесят золотых скудо, каковые деньги мне жалует его герцогская светлость, чтобы я на них гулял за его здоровье, а потом возвращался служить ему. Я получил деньги у Никколо и зашел за Триболо, каковой был уже готов и сказал мне, перевязал ли я шпагу. Я ему сказал, что тот, кто сидит на коне, чтобы ехать в путешествие, не должен перевязывать шпагу. Он сказал, что во Флоренции так заведено, потому что тут есть некий сер Маурицио,[197] который из-за любого пустяка отстегал бы самого Ивана Крестителя; потому надо носить шпагу перевязанной, пока не выедешь за ворота. Я над этим посмеялся, и так мы отправились. Сопутствовал нам нарочный в Венецию, какового звали по прозвищу Ламентоне; с ним мы ехали вместе и, миновав Болонью, однажды вечером приехали в Феррару; и когда мы там остановились в гостинице на Пьяцца, сказанный Ламентоне пошел разыскать кое-кого из изгнанников, чтобы передать им письма и поручения от имени их жен; ибо таково было изволение герцога, чтобы только нарочный мог с ними говорить, а другие нет, под страхом такого же ослушания, в каком пребывали они. Тем временем, так как было немногим больше двадцати двух часов, мы пошли, Триболо и я, взглянуть, как возвращается герцог феррарский,[198] который ездил в Бельфиоре[199] смотреть копейный бой. При его возвращении мы встретили Много изгнанников, каковые глядели на нас в упор, как бы вынуждая нас заговорить с ними. Триболо, который был самый боязливый человек, какого я когда-либо знавал, то и дело говорил мне: «Не смотри на них и не говори с ними, если хочешь вернуться во Флоренцию». Так мы стояли и смотрели, как возвращается герцог; потом, вернувшись в гостиницу, застали там Ламентоне. А когда было около часу ночи, туда явился Никколо Бенинтенди,[200] и Пьеро, его брат, и еще другой старик, который, как мне кажется, был Якопо Нарди,[201] вместе с несколькими другими молодыми людьми; каковые, как только вошли, стали расспрашивать нарочного, каждый про своих во Флоренции; Триболо и я стояли в стороне, чтобы не говорить с ними. Когда они поговорили с Ламентоне, этот Никколо Бенинтенди сказал: «Я этих двух знаю отлично; чего это они так кобенятся, что не желают с нами разговаривать?» Триболо продолжал говорить мне, чтобы я молчал. Ламентоне сказал им, что такого разрешения, какое дано ему, нам не дано. Бенинтенди прибавил и сказал, что это дурость, посылая нам черта и всякие прелести. Тогда я поднял голову со всей скромностью, с какой мог и умел, и сказал: «Любезные господа, вы нам можете очень повредить, а мы вам ничем не можем быть полезны; и хоть вы нам сказали кое-какие слова, каковые нам непригожи, но даже и из-за этого мы не хотим с вами ссориться». Этот старик Нарди сказал, что я говорил, как достойный молодой человек, каков я и есть. Никколо Бенинтенди тогда сказал: «И они, и герцог у меня в заднице!» Я возразил, что перед нами он не прав, потому что мы в его дела не вмешиваемся. Этот старый Нарди за нас вступился, говоря Бенинтенди, что тот не прав; а тот все продолжал говорить оскорбительные слова. Поэтому я ему сказал, что я ему наговорю и наделаю такого, что ему не понравится; так что пусть он занимается своим делом, а нас оставит в покое. Он повторил, что и герцог, и мы у него в заднице, опять, и что и мы, и он — куча ослов. На каковые слова, сказав, что он врет, я выхватил шпагу; а старик, которому хотелось быть первым на лестнице, через несколько ступенек упал, и все они вповалку на него. Поэтому, бросившись вперед, я размахивал шпагой по стенам с превеликой яростью, говоря: «Я вас всех перебью!» И я всячески старался не причинить им вреда, потому что слишком много мог бы его причинить. На этот шум хозяин кричал; Ламентоне говорил: «Перестаньте!» Некоторые из них говорили: «Ах, моя голова!» Другие: «Дайте мне выйти отсюда!» Это была сумятица неописуемая; они казались стадом свиней; хозяин пришел с огнем; я вернулся наверх и вложил шпагу в ножны. Ламентоне говорил Никколо Бенинтенди, что он поступил дурно; хозяин сказал Никколо Бенинтенди: «Можно поплатиться головой, если браться здесь за оружие, и, если бы герцог узнал про эти ваши дерзости, он бы вас велел вздернуть за горло; поэтому я не хочу делать с вами то, чего бы вы заслуживали; но только никогда больше не попадайтесь мне в этой гостинице, не то горе вам!» Хозяин пришел ко мне наверх и, когда я хотел извиниться, не дал мне ничего сказать, говоря мне, что он знает, что я тысячу раз прав, и чтобы я в пути хорошенько их остерегался.

LXXVII

Когда мы поужинали, явился лодочник, чтобы везти нас в Венецию; я спросил, отдаст ли он лодку в мое распоряжение; он согласился, и на этом мы сговорились. Наутро, спозаранку, мы сели на коней, чтобы ехать на пристань, которая находится в скольких-то немногих милях от Феррары; и когда мы приехали на пристань, мы застали там брата Никколо Бенинтенди с тремя другими товарищами, каковые поджидали, чтобы я подъехал; с ними было две штуки оружия на древках, а я купил в Ферраре доброе копье. Будучи к тому же отлично вооружен, я ничуточки не испугался, как то сделал Триболо, который сказал: «Помоги нам, Господи, они здесь, чтобы убить нас!» Ламентоне обернулся ко мне и сказал: «Лучшее, что ты можешь сделать, это — вернуться в Феррару, потому что я вижу, что дело это опасное. Сделай милость, мой Бенвенуто, уходи от ярости этих бешеных зверей». Тогда я сказал: «Едем вперед, потому что, кто прав, тому помогает Бог; и вы увидите, как я помогу себе сам. Разве эта лодка нанята не для нас?» — «Да, — сказал Ламентоне. — И в ней мы будем без них, поскольку сможет моя доблесть». Я тронул вперед коня и, когда я был в пятидесяти шагах, спешился и смело со своим копьем пошел вперед. Триболо остановился позади и скрючился на лошади, что твой мороз; а Ламентоне, нарочный, пыхтел и сопел, что твой ветер; потому что такая была у него привычка; но на этот раз он пыхтел больше обычного, выжидая, чем кончится вся эта чертовщина. Когда я подошел к лодке, лодочник выступил мне навстречу и сказал мне, что эти несколько флорентийских господ хотят сесть вместе с нами в лодку, если я на это согласен. На что я сказал: «Лодка нанята для нас, а не для других, и мне жаль до самого сердца, что я не могу быть с ними». На эти слова некий смелый юноша Магалотти сказал: «Бенвенуто, мы сделаем так, что ты сможешь». Тогда я сказал: «Если Бог и моя правота, вместе с моими силами, захотят и смогут, вы меня не заставите смочь то, что вы говорите». И с этими словами я прыгнул в лодку. Обратив к ним острие оружия, я сказал: «Этим я вам покажу, что я не могу». Когда этот Магалотти, желая немного пригрозить, взялся за оружие и двинулся вперед, я вскочил на край лодки и отвесил ему такой удар, что, не упади он навзничь, я бы его проткнул насквозь. Остальные товарищи, вместо того чтобы помочь ему, отступили назад; и, видя, что я мог бы его убить, а не только что ударить, я ему сказал: «Вставай, брат, и бери свое оружие, и уходи; ты видел, что я не могу того, чего не хочу; а того, что я мог сделать, я не хотел». Затем я кликнул Триболо, и лодочника, и Ламентоне; так мы поплыли в Венецию. Когда мы проплыли десять миль по По, эти молодые люди сели в фузольеру[202] и догнали нас; и когда они с нами поравнялись, этот болван Пьер Бенинтенди сказал мне: «Плыви себе, Бенвенуто, мы еще увидимся в Венеции!» — «Плывите сами, я не отстану, — сказал я, — меня всюду можно видеть!» Так мы прибыли в Венецию. Я обратился за советом к брату кардинала Корнаро, говоря ему, чтобы он оказал мне покровительство, чтобы я мог носить оружие; — каковой мне сказал, чтобы я его носил свободно, потому что худшее, что мне грозит, это лишиться шпаги.