Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Насколько он мог судить, преследователи не смогли пробиться через заваленную дверь доктора, но от этого не становилось легче. У его врагов были вооруженные стражники, лошади и приказ короля.

Дремота уступила место страху и ярости. Они отняли у него все: друга, дом, — но они никогда не получат его жизни и свободы. Саймон с трудом поднялся на ноги, опираясь на тяжелый камень надгробия, и вытер слезы изнеможения и страха.

Примерно в полулиге виднелась освещенная луной городская стена Эрчестера — каменный пояс, отделявший горожан от кладбища и внешнего мира. От городских ворот бежала лента Вальдхельмской дороги; справа от Саймона она тянулась на север, к горам, а налево убегала вдоль реки Имстрека, через земли фермеров ниже Свертских скал, мимо Фальшира на другой берег и прямо к степям востока.

В этих городах у большой дороги эркингарды в первую очередь будут искать беглеца. Кроме того, дорога проходила через долинные фермы Хасу Вейла, а там непросто найти убежище свернувшему с дороги страннику.

Повернувшись спиной к Эрчестеру и единственному дому, который он знал, Саймон побрел через кладбище к далеким холмам. Первые шаги его вызвали мучительную боль у основания черепа, но ни на нее, ни на боль душевную лучше было не обращать внимания, чтобы как можно дальше уйти до рассвета. Тревожиться о будущем можно будет, только найдя подходящее место, чтобы прилечь.

По мере того, как луна медленно двигалась по теплому небу к полуночи, шаги Саймона становились все тяжелее и тяжелее. Кладбище казалось бесконечным. Земля стала неровной, начинались холмы, а его окружали все те же надгробия, одни прямые, как собачьи клыки, другие склонившиеся друг к другу, словно перешептывающиеся старики. Он петлял по бесконечному лабиринту из обломков камней, снова и снова спотыкаясь на кочковатой земле. Каждый шаг был таким трудным, как будто он брел по колено в воде.

Шатаясь от усталости, юноша споткнулся и тяжело упал. Он попытался встать, но руки и ноги показались ему мешками, полными мокрого песка. Он прополз еще несколько локтей и уткнулся лбом в плечо заросшего травой холмика. Что-то впивалось в спину, и Саймон неуклюже перекатился на бок, но лучше не стало, потому что теперь мешал засунутый под пояс манускрипт доктора Моргенса. Ничего не видя полуслепыми от усталости глазами, юноша нащупал источник беспокойства.

Это был кусок ржавого металла, прикрепленный к полусгнившему и изъеденному червями дереву. Саймон попытался вытащить странный предмет, но он прочно сидел в земле. Может быть, остальная его часть, чем бы он ни был, была похоронена глубоко в теле холма, застывшего в лунном свете. Наконечник пики? Пряжка пояса или наколенник доспехов, владелец которых много веков назад отправился кормить траву, под которой лежит? Саймону представились лежащие в недрах земли тела, плоть, когда-то дышавшая бурной жизнью, а теперь объятая тьмой и тишиной.

Сон, наконец, одолел его и перенес на крышу церкви. Перед ним громоздился замок… но стены и башни его состояли из темной сырой земли, опутанной сетью белых корешков. Люди в замке спали тяжелым, беспокойным сном, потому что Саймон ходил по крыше над их постелями…

Теперь он шел — если только это не было сном — по берегу черной реки, слышен был плеск волн, но вода не отражала света и напоминала жидкую тень. Все было окутано непроницаемым туманом, и Саймон ничего не мог различить вокруг, кроме бесконечной мглы. Бесчисленные голоса переговаривались во мгле за его спиной, и журчание голосов сливалось в журчанием темной воды, то приближаясь, то отдаляясь, как ветер, завывающий в кронах деревьев.

На другом берегу не было ни тумана, ни дымки. Жесткая трава спускалась к самой воде, а за ней поднималась ольховая роща, тянувшаяся к далеким холмам.

Все за рекой было темным и сырым, там царили вечные сумерки. Все-таки это был вечер, потому что холмы эхом откликались на неутомимую песнь соловья. Все там было застывшим и неизменным.

Он кинул взгляд поверх плещущейся реки и увидел призрачную фигуру, стоящую у воды на дальнем берегу. Это была женщина в причудливом сером одеянии, лицо ее скрывали длинные прямые волосы.

Женщина стояла, прижимая что-то к груди. Когда она подняла глаза, он увидел, что женщина плачет. Он, казалось, знал ее.

— Кто ты? — крикнул он.

Слова, едва сорвавшись с его губ, растаяли, заглушенные влажным шипением реки. Темные глаза женщины впились в него, как бы вспоминая каждую черточку.

Наконец она заговорила.

— Сеоман. — Ее голос доносился издалека и звучал слабо и глухо. — Почему ты не пришел ко мне, сын мой? Ветер печален и холоден. Я ждала так долго!

— Мама? — Неожиданно Саймон почувствовал страшный, леденящий холод.

Повсюду тихо плескалась вода. Женщина снова заговорила.

— Мы долго не встречались, о мое прекрасное дитя… Почему же ты не пришел и не осушил слезы матери? Ветер несет холод, но река так тепла и ласкова! Иди… Разве ты не перейдешь ко мне?.. — Она протянула руки, черные глаза ее были печальны, на губах застыла нежная улыбка. Саймон двинулся вперед, к своей потерянной матери, которая звала его к себе, пошел по мягкому берегу смеющейся темной реки. Она протянула руки к нему… к своему сыну…

И тогда Саймон увидел: то, что она держала в руках, было маленькой куклой, сплетенной из камышей и травы. Но кукла почернела и сморщилась, листья скрутились на стеблях, и Саймон внезапно понял, что ничто живое не может пересечь эту реку — границу с сумеречной страной. Он остановился у края воды и посмотрел вниз.

А там, в чернильно-черной воде, возникло странное светлое пятно, и оно медленно поднималось к поверхности. Вскоре Саймон смог различить три стройные светящиеся фигуры. Плеск реки превратился в печальную, мучительно неземную музыку. Бурные волны скрывали истинные размеры фигур, но ему казалось, что стоит только захотеть, и можно будет достать их рукой…

— Сеоман! — снова позвала мать. Она медленно удалялась от него, как будто ее серая страна уносила ее прочь в бесконечном потоке, прочь от него. Она простирала к нему руки, а затихающий голос был воплощением трепещущего одиночества, стремления холода к теплу и темноты к свету.

— Саймон! Саймон! — Это был вопль отчаяния. Он сел, озираясь, чувствуя под ногами мокрую траву, а под рукой камень древнего памятника.

— Саймон! — Крик стал еле слышным шепотом в ночи. Это действительно была фигура в сером, крошечная дрожащая фигурка, позвавшая его с мглистого кладбища, которое он пересек. Ее нелегко было различить под покровом тумана, спустившегося на кладбище, но Саймон почувствовал, что сердце его вот-вот разорвется в груди. Он побежал по холмам, побежал так, как будто сам дьявол гонится за ним, протягивая руки. Темный силуэт Тистеборга поднимался на горизонте, тут и там на пути его вставали холмы, а Саймон все бежал и бежал.

Когда сердце его готово было уже выскочить из груди, юноша позволил себе перейти на быструю ходьбу. Он не мог бы бежать дальше, даже если бы сам дьявол настигал его — мешала хромота, усталость и неправдоподобный голод. Страх и растерянность волочились за ним, как ядро каторжника; сон не принес ему новых сил, юноша был очень напуган и чувствовал себя совсем разбитым.

Он брел вперед, ориентируясь по оставленному позади замку, и ощущал, как воспоминания о счастливых временах уходят, унося с собой все, кроме тончайших связей, еще соединяющих его с миром солнца, порядка и безопасности.

Что я чувствовал, лежа в тишине на душистом сеновале? В голове не осталось ничего, кроме бесчисленных слов. Я любил замок? Спал ли я там, бегал ли, ел, говорил?..

Не думаю. Думаю, что всегда шагал по этим холмам под этой луной — мертвенное белое лицо — шагал и шагал, несчастный, одинокий дух, шагал и шагал…

Нежный отблеск огня на вершине холма остановил его мрачные размышления.

Уже некоторое время он поднимался по склону и почти достиг основания темного Тистеборга; лес у подножия холма был мантией непроницаемого мрака по сравнению с темной громадой Тистеборга. Теперь на самой вершине холма горел огонь, утверждая жизнь среди веков холода, сырости и смерти. Он перешел на медленный бег, это было все, на что он был способен в своем нынешнем состоянии. Может быть, это костер пастухов, веселый огонек, согревающий вынужденных ночевать под открытым небом?