Моя прелестная роза - Мэри Патни

— А что особенного в нашей женитьбе? — резко сказал он. — Ты была воспитана в семье джентльмена, который избрал карьеру актера. По своей речи, манерам и утонченности ты настоящая леди. Каждый, кто знаком с тобой, подтвердит это. Мне же он будет просто завидовать и, уж конечно, не примет за сумасшедшего.

Что это, наивность? Уверенность, что повсеместно оказываемое ему почтение будет простираться и на нее даже в его отсутствие? С горькой иронией она подумала, что в краткосрочности их брака есть по крайней мере одно преимущество — хотя его мир и не примет ее, ей недолго придется терпеть это унижение.

Но в конце концов, разве это важно? После того как ужасное предсказание доктора сбудется, она сможет вернуться к своим. Между тем…

— Скажи, чего ты хочешь от меня, Стивен? Каковы общественные обязанности герцогини? Он был явно изумлен.

— Я хочу, чтобы ты была моей женой, Розалинда. Моим другом. Моим компаньоном. Моей госпожой. Что до твоих общественных обязанностей, то тут все зависит исключительно от твоего желания. Хочешь — занимайся ими, хочешь — нет, твоя воля. Если хочешь, я представлю тебя при дворе. Если ты не хочешь даже заходить ни в один фешенебельный салон, никто тебя не будет принуждать. Выбор за тобой, только за тобой.

Казалось, он предлагает самое простое решение, но она ему не поверила.

— Твой титул накладывает на тебя определенные общественные обязанности. Есть, вероятно, много людей, которые от тебя зависят.

— А как ты думаешь, почему я убежал? — спросил он с нескрываемой горечью.

— Неужели это так ужасно — быть герцогом? Подавляя эмоциональный взрыв, он сказал:

— Унаследовав два года назад титул, я понял, что гораздо приятнее быть герцогом, чем наследником. Теперь и могу делать почти все, что захочу. Могу даже какое-то время вести себя как всякий обычный человек.

— Тебе понравилось быть мистером Ашем? После недолгого колебания он спокойно произнес:

— Я никогда еще не чувствовал себя в такой степени самим собой. Никто не имел обо мне заранее составленного представления, не ожидал, что я буду вести себя так-то и так-то и говорить то-то и то-то. Я чувствовал себя как освободившийся от пут сокол.

Его предыдущее высказывание заинтересовало ее.

— Ты сказал, что быть наследником гораздо хуже, чем герцогом. Почему? Он посуровел.

— С того самого мгновения, как я сделал свой первый вдох, я был маркизом Бенфилдским. Вся моя жизнь была только приготовлением к высокому положению, которое мне предстояло занять. Будущий герцог не может плакать, потому что расстроен, потому что его побили. А взбучку получает достаточно часто. Он избегает всего, что его недостойно — в частности, не общается с детьми не аристократов. Он должен первенствовать в учебе и спортивных играх. Не имеет права жаловаться, если к нему пристают старшие ребята. Никогда не уклоняется от выполнения долга, не извиняется перед низшими, то есть почти ни перед кем. Он чтит короля, даже если это дурно воспитанный выскочка из так называемой Ганноверской династии. Он выбирает свое окружение среди себе подобных. А женится… — Стивен резко оборвал свой негодующий монолог.

Она посмотрела на него, изумленная:

— Но это звучит ужасно.

Он стал бессознательно растирать живот под самой грудной клеткой — это было несомненным признаком боли.

— Ты еще убедишься, что воспитание укоренилось во мне недостаточно глубоко. Отец был просто в бешенстве от того, что я придавал не слишком большое значение герцогскому титулу. Он считал меня излишне мягким. Упрекал в недостатке достоинства. — Стивен иронически улыбнулся. — Я не отвечал и не отвечаю его критериям.

И все же многое из того, чему его воспитывали, укоренилось достаточно глубоко. Неудивительно, что Стивен умеет так хорошо скрывать боль. Если бы не его врожденная порядочность, чувство справедливости, он и в самом деле мог бы превратиться в чудовище, каким, по-видимому, был его отец.

— Предусмотрена ли в кодексе поведения герцога любовь? — спокойно спросила она. Он перевел взгляд на окно.

— Любовь не входит в эту программу. Разврат, однако, допускается. У обоих моих родителей были печально известные романы. Но любовь была для них иностранным языком. — Его лицо дрогнуло. — Я думаю, что способность любить, как и способность изучать иностранные языки, следует развивать еще в юности.

Стало быть, даже если он и любил свою жену, он, быть может, никак не выражал своих чувств, с состраданием подумала Розалинда. Оставалось надеяться, что прежняя герцогиня могла слышать то, о чем он не говорил вслух.

— Слушая тебя, я радуюсь, что выросла среди простых людей. Впрочем, ты не так уж плох, как можно было бы ожидать.

— Значит, ты не раскаиваешься, что вышла за меня замуж?

Вопрос прозвучал как бы шутливо, но по его глазам она видела, что он говорит совершенно серьезно. Господи, почему они болтают о таких пустяках, как общественные условности, когда у них остается так мало времени?

— Конечно же, нет, я поздравляю себя с блестящим выбором. Сначала я думала, что ты просто очень милый и привлекательный, хотя и не без греха, человек. Но теперь выясняется, что мне необыкновенно повезло с мужем, — сказала она поддразнивающим тоном. — Если я о чем-нибудь и сожалею, то только о том, что ты сидишь далеко от меня.

— Ну, это дело поправимое. — Он встал, перешагнул через корзинку с Порцией и уселся рядом с Розалиндой. В тесном экипаже их тела соприкасались от плеч до бедер.

— Куда мы едем и когда мы доберемся до места? — Она переплела свои пальцы с его пальцами. — В предотьездной суматохе я даже забыла спросить об этом.

— У меня есть маленький дом на берегу моря, недалеко от Честера. Дом очень красивый, уютный, обслуживают его всего двое слуг — супружеская чета. Мы должны прибыть туда еще до заката.

— И сколько же у тебя домов? — с любопытством спросила она.

На какой-то миг он задумался.

— Шесть. Помнишь, я спрашивал, понравилось бы тебе окруженное аркадами аббатство? Таково наше фамильное гнездо, Ашбертонское аббатство. Это очень красивое место.

Итак, еще вчера у нее не было собственной крыши над головой, а сегодня она совладелица шести домов. Эта мысль позабавила ее, но она тут же зевнула. Прикрыв рукой рот, она сказала:

— Извини. Я почти не спала вчера ночью.

Он обвил ее правой рукой. — Можешь использовать меня как подушку. Уютно свернувшись, она прижалась к нему. Положила голову ему на плечо. Как хорошо им вместе! Именно это, а не разница в общественном положении, самое главное. Чувство покоя и еще это жгучее предвкушение — вот что ей прежде всего нужно от мужа.