Новый Мир ( № 8 2005) - Новый Мир Новый Мир

37 Официальный русский перевод П. А. Вяземского — в кн.: Шильдер Н. К. Император Александр I... Т. 4, стр. 86.

38Великий князь Николай Михайлович. Император Александр I, стр. 171.

39 Томсинов В. А. Светило русской бюрократии. М., 1997, стр. 204.

40 “Сборник Императорского Российского Исторического Общества”. Т. 78, стр. 192; Шильдер Н. К. Император Александр I... Т. 4, стр. 95.

41 Великий князь Николай Михайлович. Император Александр I, стр. 170 — 171.

42 См. текст проекта “Уставной Грамоты” в кн.: Шильдер Н. К. Император Александр I... Т. 4, стр. 499 и далее.

43 Вернадский Г. В. Конституционная хартия Российской Империи от 1820 г. Париж, 1933.

44 Вернадский Г. В. Русская история, стр. 208.

45 Леонтович В. В. История либерализма в России. М., 1995, стр. 119.

46 Шуазель-Гуфье С. Исторические записки... — В кн.: “Державный сфинкс”,     стр. 335.

47 Шильдер Н. К. Император Александр I... Т. 4, стр. 87.

48 Там же, стр. 151 — 152.

49 Журнал намерен продолжить публикацию фрагментов из книги А. Б. Зубова (в т. ч. окончание размышлений над царствованием Александра I) в 2006 году. (Примеч. ред.)

Социальная структура или социальный хаос?

Фрумкина Ревекка Марковна — лингвист, эссеист, доктор филологических наук, автор многочисленных научных книг и статей на русском и английском языках, мемуарных и социокультурных очерков. Неоднократный автор “Нового мира”.

Благосклонный читатель! Не хотите ли сыграть со мной в нехитрую игру? Закончите фразу: “Наше общество состоит из ...”.

Лет тридцать назад мне бы, скорее всего, ответили штампом: “из рабочих, крестьян и интеллигенции”. Сегодня ответы колеблются от откровенно шутливых (“из нормальных и бандитов”) до неожиданных, как, например, “из тех, кто кормит себя и других, и тех, кого кормят другие”; “из выигравших и проигравших”, “из своих и чужих” и т. п. Подобные формулировки не столько отражают представления о социальных различиях, сколько свидетельствуют о психологическом настрое отвечавших.

Признаюсь, что приведенная выше фраза-вопрос высветилась в моем сознании после чтения книги, повествующей о структуре социума совсем иной эпохи: это работа Ю. П. Уварова “Франция XVI века (опыт реконструкции по нотариальным актам)” (М., 2004). На мой взгляд, самые интересные книги те, которые открывают проблему и демонстрируют ее многослойность, не претендуя на то, чтобы исчерпать тему до дна. Согласитесь: одно дело — представлять в общих чертах, что феодальное общество являло собой витиеватую иерархию сословий, где социальные и имущественные отношения регулировались не только писаным, но и “обычным” правом, а также системой разнообразных привилегий. И совсем иное — читать нотариальные записи пятисотлетней давности, из которых видно, как все эти структуры “работали”, как привилегии осуществлялись или нарушались, в каких терминах в старинных актах формулировались правовые нормы и представления о достойных или недостойных поступках, благородных или низменных целях и т. п.

Как известно, французское общество XVI века было сословным и состояло из дворян, клириков и так называемого “третьего сословия” — к тому времени весьма неоднородной группы, поскольку туда входили и бедные крестьяне, и ремесленники средней руки, и богатые купцы, и влиятельные бюргеры. Помимо деления на три крупные социальные группы — б etats (а именно это слово на русский язык обычно переводится как “сословие”), действовало и куда более дробное социальное членение на ordres — например, приходские священники и монахи принадлежали к одному йtat , но к разным ordres.

Хотя деление на бetats и ordres просуществовало вплоть до Великой французской революции, ни одно из “сословий” не было ни социально, ни культурно однородным — были бедные дворяне и состоятельные землепашцы, стиль жизни монаха нищенствующего ордена имел мало общего со стилем жизни епископа, член парижской гильдии суконщиков пребывал на заведомо более высокой ступени социальной лестницы, чем парижский зеленщик. Известный французский историк Ролан Мунье, опираясь на нотариальные брачные контракты, показал, что положение той или иной группы лиц на социальной лестнице определялось не столько доходом, сколько престижем. Последний же зависел от социальных функций, которые общество в целом отводило данной социальной группе, а также от оценок других социальных агентов — например, от того, кто считается “ровней” с точки зрения возможных брачных уз.

Как бы то ни было, всякий человек принадлежал той или иной сословной клеточке. Другое дело, что мы, отдаленные потомки, испытываем немалые трудности в определении количества и соотношения тогдашних “клеточек”. Еще сложнее отыскать эту клеточку для конкретного лица. Ю. П. Уваров, много занимавшийся такой специфической институцией, как университет времен “старого порядка”, предположил, что надежным источником сведений о социальной структуре Франции XVI века могут служить нотариальные акты дарений, в частности — дарений в пользу студентов Парижского университета (тех, кто хотел бы понять, почему выбраны именно эти акты, а не иные, отсылаю к книге Уварова).

В нотариальном акте дарения нотариус со слов дарителя обязательно указывал его социальный статус: дворянин, адвокат, торговец, буржуа, прокурор, виноградарь и т. д. Однако адвокат мог иметь или не иметь дворянства, буржуа мог быть владельцем большого дела, но мог располагать и скромной мастерской, так что требуется немалая изощренность, чтобы по этим источникам сколько-нибудь надежно реконструировать социальные характеристики дарителя. Уварову это удалось — и здесь я завидую тому, кому чтение этой увлекательной книги только предстоит.

А теперь вообразите нашего потомка, который попытался бы составить представление о социальной структуре современного российского общества, опираясь на нотариальные документы — доверенности, завещания или пока мало распространенные у нас брачные контракты. Для упомянутой цели все эти документы будут совершенно бесполезны, поскольку в них не указывается ни имущественный, ни социальный статус агентов соглашения.

Начнем со статуса имущественного. Вспомним, что до недавнего времени имущества у наших граждан, по сути, не было. Все уже забыли, что, например, квартира наследовалась только в случае, если законные претенденты на наследство были там прописаны, поскольку практически все городское жилье принадлежало государству. Даже кооперативную дачу нельзя было просто передать по завещанию — наследовался паевой взнос, но не само строение. Кто мог думать о собственной земле или, боже упаси, о собственной автозаправке?..

Если бы сегодня закон требовал указать в нотариальном акте социальный статус, то никакой нотариальный документ вообще не удалось бы составить. Оформляете вы, к примеру, нотариальную доверенность на жену, чтобы она могла получать вашу зарплату или гонорары, почтовые переводы, брать деньги с вашего счета в банке. И вдруг выясняется, что надо не просто написать “Я, Смирнов Владимир Петрович...”, а как-то отрекомендоваться. Но как?

Не так давно в наш обиход вошли визитные карточки, где принято указывать место работы, должность, e-mail и телефон, а также ученое звание или степень. При этом о должности сообщают преимущественно руководители (генеральный директор ; главный редактор) и PR-менеджеры, а данные о профессии на наших визитках я пока видела только у врачей (стоматолог, фитотерапевт). Очевидно, что подобные сведения не могут быть использованы для характеристики положения человека в нашем обществе: одно дело — районный стоматолог, совсем другое — стоматолог в частной клинике; сегодня ты главный редактор, завтра — безработный.

За свою жизнь я встретила только одного человека, который подписывался “Павел Шапиро, инженер ”. Диплом путейца Павел Шапиро получил в Льеже, перед Первой мировой войной — то есть без малого сто лет назад. Он имел мужество напоминать об этом следующие пятьдесят лет — даже в лагере под Интой...

Бесструктурных социумов не бывает, так что и наш как-то структурирован. А вот как — неизвестно. Западные социологи свой “модерный” социум более или менее описали в тех аспектах, которые являются определяющими для его функционирования, — открытое общество, представительная демократия, социальные гарантии, достижительские ценности и, разумеется, социальные институты, обеспечивающие функционирование всего этого. Мы же отказались наконец от представления нашего социума в терминах социально-учетных категорий (рабочие, крестьяне, служащие и т. п.). Но при этом, естественно, обнаружился теоретический и интерпретационный вакуум. А поскольку, как сказал один поэт, “природа не терпит пустот”, в сознании большинства без особой рефлексии возникают представления, этот вакуум замещающие.