Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Сони Джимми

Правящая верхушка, с которой взаимодействовал Шеннон, достигла своей зрелости на фоне двух крупномасштабных провалов службы разведки. Ужас Перл-Харбора оставил неизгладимый след в их памяти, а произошедшее позднее вторжение войск Северной Кореи на территорию Южной Кореи снова застало врасплох американских политических деятелей, и к 1950 году страна в очередной раз готовилась к войне. Все это говорит о том, что Шеннон общался и работал на людей, нацеленных на вооруженный конфликт и собиравшихся втравить новое поколение американцев в кровавую бойню. Перспективы были реальными, требования к службе разведки множились. Математические умы калибра Шеннона и фон Неймана были необходимым условием обеспечения технологической и научной надежности оборонного комплекса страны.

Только благодаря недавно рассекреченным документам мы можем получить хотя бы смутное представление о работе Шеннона на правительство в тот период. Но до сих пор многие важные детали остаются засекреченными. Сам Шеннон был очень скрытен в отношении того, чем занимался. Несколько десятилетий спустя он уклончиво отвечал на вопросы в интервью Роберту Прайсу.

ПРАЙС: Какое-то время вы были членом комитета, работавшего на АН Б, не так ли?

ШЕННОН: Не уверен, что я был в составе комитета. Я числился его членом. Но не думаю, что я занимал… столь высокий пост.

ПРАЙС: Ну, мне говорили, что был период, когда вы контактировали с Агентством национальной безопасности.

ШЕННОН: Да, это более точное определение… Позднее я занимался вопросами криптографии. Я был консультантом. Вероятно, я должен… Я не знаю…

ПРАЙС: Вы говорите сейчас о АНБ, возможно, вы имели в виду консультативный совет?

ШЕННОН: Ну, я был приглашен… Я даже не знаю, могу ли я… хоть это и было много лет назад. Я все-таки не стану обсуждать эту тему.

В какой-то степени это классический Шеннон: далекий от самовосхваления, не желающий погружаться в темы, затрагивавшие узкие интересы. Но Шеннон уходил от ответов на подобные вопросы со свойственным ему смешением сарказма и юмора. Тот факт, что он нервничал и запинался по ходу беседы, очень много говорит о степени секретности, окружавшей его работу.

Шеннон имел все основания быть настороже: он обладал доступом к некоторым самым тщательно охраняемым национальным секретам и системам, а также контактировал с отцами-основателями и документами национальной системы безопасности. Он понимал всю серьезность работы и необходимость держать доверенную ему конфиденциальную информацию в тайне. Это была работа, требовавшая полной отдачи. За одним из коллег Шеннона по комитету НБА, Джоном фон Нейманом, круглосуточно присматривали военные, когда он, уже совсем больной, лежал в Центральном армейском госпитале Уолтера Рида. Несмотря на весь свой мощный интеллект, он не был защищен от хитроумных действий противника, по крайней мере, правительство боялось этого. А когда лучше всего воздействовать на человека – и похитить самые ценные государственные секреты, – как не в тот момент, когда он находится под воздействием медикаментозного дурмана?

23. Человеко-роботы

Может ли машина думать? – Может ли она чувствовать боль? – А можно ли считать человеческое тело такой машиной? Оно, несомненно, уже вполне способно стать такой машиной. Но машина, конечно же, не может думать! – Является ли это высказывание эмпирическим? Нет. Мы говорим лишь о человеке, как о мыслящем существе.

Я машина, и ты машина, и мы оба думаем, разве не так?

Если у Шеннона и был свой характерный подход к работе до момента опубликования его теории информации, то растущая репутация дала ему право полной свободы действий. После 1948 года чиновники из «Лабораторий Белла» не могли его тронуть – и это вполне отвечало интересам Шеннона. Генри Поллак, директор математического отделения «Лабораторий», высказал мнение широкого круга руководителей, заявив, что Шеннон «заработал право быть непродуктивным». Шеннон приезжал в офис в Мюррей-хилл поздно – если вообще приезжал – и часто проводил остаток дня, играя в шахматы и другие настольные игры. В то время, когда он не обыгрывал своих коллег, его можно было увидеть катающимся на одноколесном велосипеде по узким коридорам «Лабораторий» и периодически жонглирующим. Иногда он ходил на ходулях «пого» по кампусу «Лабораторий», надо полагать, к большому удивлению людей, выписывавших ему чеки на заработную плату.

Возможно, его коллег и раздражало все это, но Шеннон к тому моменту был легендой, прячущейся под маской рядового сотрудника. Будучи все еще связанным обязательствами по контракту, как постоянный сотрудник учреждения, он фактически обеспечил себе роль заслуженного деятеля в отставке. Это означало возможность работать за закрытой дверью, что считалось чуть ли не смертным грехом в кругах сотрудников «Лабораторий». Это также означало работу над собственным проектом и в том направлении, которое автору казалось правильным. В одной из квитанций того периода указан ряд товаров из магазина строительных материалов, которые покупал Шеннон, вероятно, для постройки своей машины. Результат этой работы вряд ли мог иметь какое-то отношение к практической деятельности телефонной компании.

Его можно было увидеть катающимся на одноколесном велосипеде по узким коридорам «Лабораторий» и периодически жонглирующим.

Но все это не вызывало никакой тревоги у сотрудников и руководства «Лабораторий Белла». Никто не сомневался в таланте Шеннона, а следовательно, никто и не думал допытываться, чем он занят. В конце концов, «отец теории информации», по сути, вложил свое детище в руки каждого, после того как завершил свой индивидуальный проект. Кто бы решился задать ему вопрос о том, что еще он замышляет за закрытыми дверями?

Один любопытный побочный эффект такой свободы заключался в том, что Шеннон в этот период почти не занимался своей корреспонденцией, несмотря на то что она росла вместе с его репутацией. Неотвеченные письма скапливались стопками. Их было так много, что Шеннону пришлось складывать их в ящик, который он подписал «Письма, которые уже давно ждут ответа». По словам Джона Гертнера, «Шеннон, похоже, не понимал того, что ученый, заявивший о том, что любое сообщение могло быть отправлено по любому шумному каналу связи с почти идеальной точностью, сам был теперь исключением из правила. Сообщения доходили до Клода Шеннона, но с обратной передачей возникали проблемы».

Шеннон получал корреспонденцию от именитых ученых, высших правительственных чинов – и даже от Рона Хаббарда.

Ему писали не только рядовые поклонники и почитатели его таланта. Шеннон получал корреспонденцию от именитых ученых, высших правительственных чинов – и даже от Рона Хаббарда.

Лишь по прошествии нескольких десятилетий мы можем сделать вывод, что это была одна из самых странных переписок в жизни Шеннона. И она достойна упоминания по одной причине: да, создатель дианетики и сайентологии искал встречи с Шенноном. Нет, сам Шеннон не был сайентологом. Хаббард, оказывается, был больше заинтересован в Шенноне, чем Шеннон в нем. Шеннон, со своей стороны, написал письмо Уоррену Маккалаху, ведущему эксперту МТИ в области кибернетики, попросив того, чтобы он встретился с его «другом» Хаббардом.

Хаббард, похоже, был больше известен Шеннону как автор научно-фантастических романов, а не как новоиспеченный религиозный фантазер. «Если вы так же обожаете научную фантастику, как и я, вы признаете его одним из лучших авторов в этом жанре, – пишет Шеннон. – Хаббард к тому же является опытным гипнотизером, а в последнее время он занимался весьма интересной работой, применяя видоизмененную технику гипноза в терапевтических целях… Я уверен, что вы оцените Рона как очень интересную личность, профессиональная деятельность которой так же разнообразна, как и ваша. И не важно, обладают ли его методы какой-либо ценностью».