Алое и зеленое - Айрис Мердок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В комнате горела маленькая лампа. Кэтел скорчился на кровати в какой-то неестественной позе и не пошевелился, когда вошел Пат. Похоже было, что он просидел так очень долго, не сводя глаз с двери.
Пат был в полной форме. Винтовку и сумку он оставил внизу, но был при портупее и револьвере. Наручники лежали у него в кармане. Он закрыл дверь и сел на пол, прислонившись к ней спиной.
Комната на чердаке предназначалась для горничной в те далекие дни, когда в доме на Блессингтон-стрит еще водились горничные, и в ней до сих пор осталась железная кровать с матрасом, умывальник, стул с прямой спинкой и цветная картинка, изображающая Святое Сердце. Лампа, стоявшая на полу, освещала снизу бесчисленные пленки паутины на желтых, в пятнах стенах. Частый дождик барабанил по крыше, обнимая и крышу, и комнату, и окно, точно сотканное из дождя. Пат взглянул на картинку и подумал: но ведь сердце не здесь, не посередине тела, оно слева. Потом вспомнил, как кто-то говорил, что на самом деле оно в середине, а только принято считать, что слева. А что, если ему выстрелят в сердце? Он вдруг сообразил, что чуть не заснул, сразу как сел, и что Кэтел что-то сказал.
- Ты что сказал, Кэтел?
- Я спросил, что ты хочешь со мной сделать. Что, что, что?
По тени Кэтела на стене Пат заметил, что мальчика бьет дрожь. Лица его он не мог разглядеть сквозь дождь и сквозь сон.
- Матрас небось отсырел, - сказал Пат. - Ты не сиди на нем. Нельзя засыпать, нельзя. - Он заставил себя встать, открыл дверь, вынул ключ и вставил его изнутри, потом запер дверь, а ключ положил в карман. И опять опустился на пол.
- Что ты будешь делать?
- Не знаю, - сказал Пат. - Горе мне с тобой. Давай начнем все сначала. - Он чувствовал, что тут есть какая-то логика, какая-то цепь доводов и, если перебрать ее звено за звеном, он, может быть, сумеет не заснуть и прийти к новому, окончательному выводу. - Логика, - сказал он вслух.
- Что?
- Я говорю - логика. Давай начнем сначала. Я не хочу, чтобы ты участвовал в этом деле. Ты еще молод.
- Это можешь пропустить, - сказал Кэтел. Он кое-как распрямил затекшие ноги. Скорчив гримасу, растер лодыжки, потом поднялся на колени. - Матрас отсырел, это ты прав.
- Ты еще молод, - сказал Пат, - и просто должен меня послушаться и обещать, что завтра будешь сидеть дома и не лезть туда, где опасно. Это работа для специально обученных людей. Ты не обучен и был бы только помехой. Кому-то пришлось бы за тобой присматривать, и для дела получилась бы не польза, а вред. Это очень трудно, но ты уже не маленький, и ты смелый, а значит, можешь это понять.
- Я уже не маленький, и я смелый, значит, могу сражаться, - сказал Кэтел. - Ты все еще относишься ко мне как к ребенку, ну а другие - нет. И стрелять из винтовки я умею, меня научил один парень из ИГА, и...
- Я с тобой спорить не собираюсь. Я просто говорю тебе, что ты должен делать.
- Ты не командуй. Ты меня бил, когда был сильнее, а теперь я тоже сильный. Уж если я забочу отсюда выйти, ты меня не удержишь.
- Удержу одной рукой, и ты это прекрасно знаешь. Кэтел, ну пойми же...
- И слушать тебя не стану и завтра пойду сражаться. Неужели ты остался бы дома, если бы старший брат сказал тебе, что ты еще маленький?
Пат ответил не сразу. В глазах плыли круги. Надо что-то говорить дальше. Какой следующий довод? Логика...
- В таком случае, - сказал он, - придется оставить тебя под замком. Он нащупал в кармане наручники.
- Только попробуй удержать меня силой.
Пату было очевидно, что Кэтел тоже успел обдумать эту проблему со всех сторон.
- Это нетрудно. Запру дверь, и все.
- А я сломаю дверь или вылезу в окно.
- Я тебя свяжу. И наручники у меня есть.
- А я буду кричать и колотить в стену ногами. Тут с обеих сторон есть люди. Вся улица сбежится меня освобождать.
- Придется заткнуть тебе рот.
- А я проглочу кляп и задохнусь насмерть или как-нибудь да крикну.
Пат знал, что не сумеет заткнуть Кэтелу рот. Это очень трудно и небезопасно, если человек вырывается. Опять все поплыло перед глазами. Он чуть не плакал, так ему было себя жалко. Ему необходимо поспать, и как можно скорее. Нужно подготовиться к следующему дню. О Господи, завтра. Должен же быть какой-то предел этой пытке. Логика.
- Пат, - сказал Кэтел. Лицо его смутно виднелось, среди паутины и стука дождя. - Пойми, связать меня ты не можешь, лучше и не пробуй. Я, как зверь в капкане, откушу себе ногу и уйду. Либо уйду, либо убью себя. Ты представь...
- Я кого-нибудь с тобой оставлю.
- Некого. Все, кто знает, завтра пойдут туда, а другим ты не доверишь. Да кого бы ты ни оставил, я все равно убегу. Теперь уж меня поздно удерживать. Возьми меня с собой, Пат, я хочу быть с тобой, ты же видишь, ты должен меня взять.
Голос у Кэтела был теперь жалобный, совсем детский, и Пат понял, что брат, тоже измучен до предела. Нужно что-то решить, нельзя засыпать.. Если сейчас заснуть, Кэтел воспользуется этим и удерет.
Пат пошевелился, отгоняя сон, и рука его задела за кобуру револьвера. Он широко открыл глаза. Оказывается, все очень просто. Нужно только выстрелить Кэтелу в ногу.
Пат увидел комнату очень отчетливо, как будто ее только что осветили, паутина, чуть колышущаяся в потоке воздуха от лампы, скошенные, в пятнах стены, о которые стучит дождь. Христос, выставляющий напоказ свое Святое Сердце. Кэтел скорчился на кровати под собственной тенью, слабо шевелится, совсем окоченел на отсыревшем матрасе. Теперь и лицо его выступило четко, все стянутое к длинному носу от усталости и тревоги. В надутых губах был трогательный измученный вызов. Темные волосы снова и снова падали вперед, точно стараясь притянуть голову книзу.
Интересно, думал Пат, знает он, о чем я думаю? Он потрогал револьвер. И тут из сна, который почти одолел его, из Святого Сердца, пришла мысль, что Кэтела нужно убить. Так будет еще проще. Так он будет в полной безопасности. Если Кэтел умрет, никто уже не сможет ему повредить, и ничто не помешает Пату завтра тоже пойти на смерть. Разве это не лучший выход? Он не может допустить, чтобы Кэтелу сделал больно кто-нибудь другой, он слишком его любит. Только Пат может сделать ему больно, да он и не сделает ему больно, просто уложит спать... Он слишком любит Кэтела. Пат всхлипнул и с усилием вздернул себя на колени. Какие-то безумные мысли лезли ему сейчас в голову, или уже успело что-то присниться. Он простонал:
- Кэтел, мне нужно поспать. Мне нужно отдохнуть. Пожалей меня;
- Обещай, что возьмешь меня с собой.
- Не могу, не могу.
- Обещай, тогда мы оба можем поспать.
- Сейчас я лягу на пол и тут же усну, - сказал Пат. Он сам не знал, произнес ли эти слова вслух. Кэтел живо вытащит ключ у него из кармана. Комната снова поплыла, точно наполнилась парами.
- Обещай.
- Обещаю, - сказал Пат. - Ладно, обещаю.
Он солгал. Но что ему оставалось? Он застонал, прислонясь к двери, пытаясь встать на ноги. Он должен поспать. А проблему разрешит завтра.
- Правда, обещаешь, да?
- Да, да. Где же ключ? Вот он. Пойдем отсюда. Ступай в свою комнату. Нам обоим нужно поспать. Идем.
Вот и лестница, и лампа все горит на площадке. Внизу непроглядная тьма. Пат вцепился в перила.
- Лампу захватишь, Кэтел?
Он толкнул дверь в комнату Кэтела, и лампа осветила ее. Потом лампа стукнула о стол. Кэтел, не поднимая головы, стянул ботинки и брюки и залез в постель. Он начал что-то говорить, но слова перешли в невнятное бормотание, и через минуту он уже крепко спал.
Пат оглядел знакомую комнатку: книжный шкаф, в котором вповалку стояли и лежали книжки Кэтела, приколотые к стене картинки с птицами, модель яхты. Словно его собственное детство жило здесь. С Кэтелом он и в самом деле прожил второе детство, вторую невинность. Впервые то, что должно было случиться завтра, представилось ему кошмаром, чем-то ужасным. Сколько раз он видел, как брат вот так же засыпал на каникулах, когда они к вечеру тоже валились с ног от усталости; и они засыпали, а рано утром бежали купаться в холодном море. Неужели это не повторится? Завтра он будет убивать людей. Неужели этот кошмар не рассеется к утру, не оставит его свободным и невинным? Он склонился над братом, откинул с его лица темные волосы и тронул место на виске, куда можно бы приставить дуло револьвера. Кто сказал, что Кэтел должен умереть? Что он сам должен умереть? Они так молоды. Внезапно он вспомнил и понял слова матери: "Умереть за Ирландию - это бессмыслица".
Глава 23
В пасхальный понедельник, в десятом часу утра, младший лейтенант Эндрю Чейс-Уайт энергично шагал вверх по Блессингтон-стрит. Он решил, что должен. как-то объясниться со своим кузеном Патом.
Поехать в Ратблейн Эндрю решил не потому, что его интерес к Милли возрос: интерес этот неуклонно падал и достиг нуля, когда он оказался с ней в постели. Самой лучшей, самой чистой, как ему потом казалось, минутой с Милли был их первый поцелуй. Как фейерверк, взлетевший к небу и медленно опадающий, событие это озарило постепенно бледнеющим светом весь его дальнейший образ действий. Он пережил романтическое опьянение, но на поступки его толкнуло отчаяние. Ощущение утраты Франсис, мало-помалу проникая в самые отдаленные уголки его сознания, разъедало все его существо, подобно болезни. Он просто не понимал, как сможет жить дальше, день за днем, минута за минутой. Матери он еще не сообщил о катастрофе, все откладывал и в ответ на ее расспросы грубо отмалчивался. Он решил было сейчас же вернуться в Англию, но вспомнил, что в конце недели должен явиться по службе в Лонгфорд. Это обстоятельство, которое могло бы его утешить, как ниспосланная судьбой необходимость, тоже терзало его, и он думал: меня опять пошлют туда, меня убьют, и получится, что ничто не имело значения. Что я ничего не совершил, ничего даже не понял. Франсис составляла весь смысл моей жизни, и теперь моя жизнь бессмысленна и пуста.