Засекреченный свидетель - Фридрих Незнанский

А связь Такача с Бодровым видна невооруженным глазом. Фирма Горана получила офис в здании РОК на Луженецкой набережной и даже выполняла обязанности официальной службы маркетинга Российского олимпийского комитета.

Друзья по олимпийскому бизнесу успешно отработали технологию «выдвиженчества» городов на право проведения Игр. Причем инициаторов, как правило, интересовал не результат, а процесс. Разве в России никого не задела история с бесперспективной идеей выдвижения Санкт-Петербурга? Олимпийские сирены заворожили мэра города грандиозными планами. Замысел оброс политическими аргументами и был поддержан там, откуда пришел, — в Москве. Появились указ президента и распоряжение правительства. И пошло-поехало: учредили федеральный оргкомитет, спецфонд.

— Знаете, — говорил Ромашин, — я сейчас навскидку только об одной афере вам расскажу. Вот как выглядели растраты по изготовлению только Заявочной книги (три тома, триста экземпляров) — на каждый комплект «израсходовано» примерно семь тысяч долларов! Малоизвестная зарубежная фирма, по сути крохотное пиар-агентство, находившееся под патронажем Бодрова, согласно договору, должна была разработать макет, изготовить и передать тираж с документацией фонду. Однако ни книги, ни документация не были получены. В МОК было доставлено лишь семьдесят экземпляров. И только лоббирование «барина» спасло питерский оргкомитет от полного краха. Относительно же судьбы остальных двухсот тридцати комплектов имеются лишь заверения «команды» Такача о том, что они якобы разослали их международным спортивным федерациям. Подтверждающие рассылку документы на сумму в четыре миллиона долларов, разумеется, отсутствуют.

Далее Ромашин рассказал, что сам Бодров получил напрямую от петербургского оргкомитета перед поездкой на Игры-96 в Атланту 96 100 долларов на «представительские расходы», а еще 50 тысяч — «на личные расходы».

По сведениям проведенного депутатского расследования, полностью подконтрольный тогда Бодрову РОК затратил на продвижение кандидатуры Санкт-Петербурга суммы, эквивалентные стоимости 800 килограммов золота. Тем не менее «стрелочником» назначили вице-губернатора Большова, курировавшего питерский комитет по спорту. Его «дело» стало показательным примером «коррупции в высших эшелонах». Ключевой повод — финансовая деятельность фонда «По проведению в Петербурге Олимпиады 2004 года», президентом которого по бумагам как раз числился Большов…

«Дело» направили в Петербургский городской суд. Но поставить «заказную» точку не успели: в ночь на 7 мая 2002 года Большов скончался от внезапного инсульта, а десятью днями раньше имел диагнозы — цирроз печени и гепатит. Спустя месяц его оправдали вчистую, но без огласки и с провалом обвинения. Между прочим, в компетенцию Большова не входило решение конкретных финансовых вопросов. Эти вопросы находились в ведении президента РОК…

От исторических изысканий собеседники потихоньку перешли ко дню сегодняшнему. Ромашин как на духу рассказал Турецкому о том, как именно в комитете велась двойная бухгалтерия. Существовала черная касса, где хранились неофициальные средства. Алексей Илларионович передал следователю толстую папку черного цвета. В ней оказались счета, проводки, перечисления на миллионные суммы. Какие-то из этих сумм переводились на официальные счета в России, другие — в банки ближнего и дальнего зарубежья. Ромашин подробно рассказал о каждой проводке, о каждом получателе. Вот суммы, полученные самим Калачевым, вот — другими должностными лицами, причем очень влиятельными. Здесь и суммы, полученные полковником Ореховым за оказание услуг и охрану Калачева…

— Копии этих документов, — говорил бухгалтер, — были переданы и журналистке Заславской. Целый рюкзак бумаг. Мог бы получиться острейший обличительный материал. Жаль, что трагическая случайность оборвала жизнь талантливой журналистки…

Поделился Ромашин и своими впечатлениями о Владиславе Калачеве, с которым был близок многие годы. Владислав был некогда добрым и честным человеком, никогда не зарился на чужую копейку. Был он и отличным спортсменом, они вместе когда-то играли в хоккейной команде «Спартак». Когда же Славу «назначили» в Олимпийский комитет, человека просто подменили. Этого мягкого, бесконфликтного человека стали ломать, припечатывать к стенке покруче, чем в хоккее. Поначалу он сопротивлялся. «Барин» был очень недоволен новой политикой, которую стал проводить Калачев. И начал давить на все возможные рычаги влияния. И Слава где-то дрогнул, не выдержал натиска сильных мира сего и сдался. Он делал то, что ему приказывало «начальство», которое, как известно, при любой власти располагается в Кремле. Вот и сгорел человек, не выдержал, покончил с собой, выбросился с балкона!..

Турецкий слушал бухгалтера больше четырех часов. Неоднократно пытался прервать, говоря, что специалисты разберутся с документами. Не надо, мол, себя утруждать, поберегите силы. Хотя бы для борьбы с болезнью. Но Ромашин говорил и говорил. Ему не нужно было бороться с болезнью. Ему хотелось дать последний и решительный бой мировой несправедливости.

Среди прочего, как бы невзначай, Ромашин рассказал следователю о существовании закрытого городка у Московского моря, предназначенного для отдыха спортивных боссов и их друзей. Виллы, выстроенные в райском уголке, куплены за деньги комитета на подставных лиц. И назвал конкретный адрес и даже объяснил, как проехать: от МКАД 98 километров по Ленинградскому шоссе, а потом — поворот налево на Новозавидовский. Можно и по Новорижскому до поворота на Клин, а потом все равно на Ленинградку. И, не доезжая до Новозавидовского, направо повернуть — мимо деревеньки Лазурное к волжскому берегу: там отменная асфальтовая дорога и указатель «Олимпиец». И вообще с дорогами там проблем нет. Дороги дренируемые и освещенные, пригодны для движения любого автомобиля представительского класса. Денег туда вбухано ого-го сколько!..

Пояснил, что именно в этом городке, в собственном коттедже, господин Калачев обычно встречался с доверенными людьми, в частности с полковником Ореховым. Да и у многих функционеров есть в «Олимпийце» собственные «хибарки».

Сам того не подозревая, Ромашин дал наводку следователю на то место, где, не исключено, могут отсиживаться и скрываться от следствия Орехов и его подручные. Они еще прячутся, они еще надеются на возможную отмазку высоких покровителей. На приказ прекратить следствие. Но напрасно…

Они не могут знать о том, что нашелся очень серьезный свидетель, «секретный свидетель», заставить замолчать которого они уже не смогут. И вообще властен над ним теперь один только Бог.

Через два дня после визита Турецкого в Онкологический институт Алексей Ромашин скончался. Он до последней минуты оставался спокойным и улыбался Грете Федоровне, держа ее за руку. Совесть его была чиста. 3

Осень постепенно брала свое. Темнело рано, и к вечеру становилось совсем уже холодно, но двум бравым майорам было жарко. Они только что выскочили из парной в предбанник, окунулись в небольшой бассейн с ледяной водой и уселись к толстому деревянному столу, уставленному импортным пивом.

— Так вот, — продолжил один свой рассказ, начатый в парной. — Меня тогда в Киргизию лейтенантом направили. Когда она еще советской республикой считалась. А Бишкек назывался Фрунзе. Письменность у них своя, конечно, была, а алфавит русский. Послали меня с подразделением обеспечивать безопасность демонстрации на Седьмое ноября. Ну, вышли мы, а на центральной площади стоит толпа русских — человек четыреста, все помирают от хохота, строя разные версии перевода. На здании ЦК компартии Киргизии — огромный плакат во весь фасад: «КПСС — балдырма! Владимир Ильич Ленин — балбучок!» Вон сколько лет прошло! И города такого нет. И страны-то нет. А я этот «балбучок» до смерти не забуду.

Посмеялись. С наслаждением опустошили керамические кружки.

— Ну что? Еще на полок пойдем?

— Пойдем, конечно, — согласился с Бочкаревым Степанов, разглядывая розовую «сеточку», проступившую на коже от интенсивного прогревания. — Смотри, проняло-таки. Но все равно пойдем. Сейчас, только пивка еще глотану…

И откупорил следующую бутылку.

— Хорошо сидим, — улыбнулся Виталик. — Скорее бы Лева решал вопрос с визами. Что-то затянулось дело. Обещал еще позавчера быть. И телефон молчит…

— Да ладно тебе, — Евгений беззаботно оскалился. — Расслабляйся пока. Занят человек, надо полагать. Объявится, куда ж ему деться? А потом махнем в Гармиш-Партенкирхен, а? Мечтаю с горы хоть раз в жизни скатиться. Ты-то хоть немного научился на лыжах стоять в Красной Поляне, а я так и не попробовал ни разу. Не довелось…

— И не скоро еще доведется, — встрял в разговор чей-то чужой голос, донесшийся из открываемой двери бани, в которую тут же ворвался мокрый, холодный осенний воздух. — Господа офицеры, прошу вас быть благоразумными и не оказывать бессмысленного сопротивления. — Володя Яковлев говорил громко, четко и доходчиво. — Вы арестованы по обвинению в совершении ряда убийств. Бежать вам некуда. Одевайтесь и выходите, ненужных телодвижений не совершайте, руки держите за головой.