Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин

Роман ещё долго ругали, запретили. А Паустовскому по сути ничего за это не было, хотя сравнения с речью Константина Георгиевича роман Дудинцева не выдерживает: речь и более смелая и более яркая.

Или история с альманахом «Тарусские страницы», который вышел в Калуге в 1961 году, где напечатались до того не слишком охотно печатаемые Б. Балтер, В. Максимов, Л. Кривенко, Б. Слуцкий, В. Корнилов, Д. Самойлов, где с повестью «Будь здоров школяр» выступил Б. Окуджава, где впервые после ссылки появился Наум Коржавин с щедрой подборкой стихов, где ещё более щедро с предисловием Вячеслава Всеволодовича Иванова были опубликованы стихи и проза Цветаевой. Там же под псевдонимом Н. Яковлева выступила Надежда Яковлевна Мандельштам, напечатаны три рассказа Ю. Казакова, прекрасные стихи Н. Заболоцкого…

Предупреждённые в литературном объединении «Магистраль», которое я тогда посещал, Булатом Окуджавой, членом этого объединения, мы оставили открытки с заказом на альманах в магазине областных изданий, который находился в одном из отсеков нынешнего «Библио-Глобуса» (Мясницкая улица, а тогда Кировская). И альманах получили. Что было невероятной удачей. Потому что через небольшое время калужский альманах била вся периодическая печать – от «Литературной газеты» до «Правды» и журнала «Коммунист». В выходных данных тираж был обозначен в 75 тысяч. Но столько его не продали. Сразу же после первых погромных статей альманах изъяли из продажи, из книжного склада издательства и уничтожили. Изъяли из библиотек. В самом издательстве по решению Бюро ЦК КПСС по РСФСР (была при Хрущёве такая начальствующая над всеми российскими регионами партийная инстанция) сняли главного редактора и вкатили строгий выговор с предупреждением директору.

А потом шумная волна критического негодования спала. Говорили, что этому все обязаны Паустовскому, который числился одним из составителей альманаха. Он добился приёма у Хрущёва, и тот остановил погром.

Ещё одно воспоминание. 1967 год. Большой зал Центрального дома литераторов набит под завязку. Не попавшие в зал слушают в фойе несущуюся из динамиков трансляцию речей выступающих по поводу 75-летия Константина Георгиевича Паустовского. Его самого на сцене нет: он болен. Но ему передадут запись вечера. Слово предоставляется Борису Балтеру. Он озвучивает то, что сегодня у всех на устах: надо же! – Паустовского ничем не наградили! Потому и не наградили, – возглашает Балтер, – что такова российская традиция: не награждать за правду! Шквал аплодисментов.

А на следующий день в газетах печатается Указ Президиума Верховного Совета СССР: Паустовский награждён орденом Ленина.

Награждён, кстати, за год до смерти. Он умер 14 июля 1968 года.

Иными словами, Паустовскому прощалось то, что не прощалось другим. Даже Эренбурга громил Хрущёв за его воспоминания. Паустовского он в своих погромных выступлениях не упоминал.

Может, кому-то покажется, что я жалею об этом. Нет, конечно. Не жалею. Но подозреваю, что своим согласием не получать Нобелевской премии Паустовский купил у властей индульгенцию от лично его касающейся критики.

31 мая 1948 года родилась Светлана Александровна Алексиевич, белорусская писательница, которая прославилась ещё в СССР первой же своей повестью «У войны не женское лицо». Она была удостоена за неё премии Ленинского комсомола.

Эта комсомольская премия вообще-то, как правило, доставалась многим не за талант, а за должность. Стал Феликс Кузнецов первым секретарём Московской писательской организации – отмечен премией за книги, воспитывающие молодёжь. Избрали Валерия Поволяева секретарём Союза писателей РСФСР – премия. Михаил Шевченко, работавший в аппарате этого союза, избран секретарём по делам молодых писателей – премия. Сергей Бобков занял новую должность секретаря СП РСФСР по международным связям – премия за стихи, которые ему удалось выпустить отдельной книжкой. А попробовали бы не выпустить! – Сергей – сын Филиппа Денисьевича Бобкова, генерала армии, создавшего 5 управление КГБ по борьбе с инакомыслием, ставшего первым заместителем председателя КГБ. Так что, награждая сына, радовали ещё и отца.

Кажется, не осталось ни одного секретаря в союзах писателей СССР и братских республик, которые не удостаивались этой премии. И ни одного члена парткома любого союза писателей. И не только их, но и за книги о них.

Вам что-нибудь говорит имя Владимира Коробова. А он критик, переиздавал несколько раз свою книгу «Василий Шукшин». Но пока переиздавал эту книгу, комсомол внимания на него не обращал. А вот когда в один год с новым её изданием появилась книга «Юрия Бондарев», Коробова пожаловали в лауреаты: удовольствовали Бондарева – генерала от литературы.

Но иногда (очень редко) что-то в аппарате администрации этой премии давало сбой. И тогда лауреатом оказывался Сергей Сергеевич Аверинцев, о чём, правда, потом ЦК комсомола жалел.

Вот и Алексиевич, видимо, так сказать, жертва подобного сбоя. Она сразу же обратила на себя внимание свежестью своего таланта. И тем ещё, что героем её книги является жёсткая правда.

И других книг тоже – «Цинковые мальчики», «Зачарованные смертью», «Чернобыльская молитва», «Последние свидетели. Соло для детского голоса».

Сама писательница считает свои книги не художественными, а хроникальными: «Искусство может солгать, а документ не обманывает… Хотя документ – это тоже чья-то воля, чья-то страсть. Но я складываю мир своих книг из тысяч голосов, судеб, кусочков нашего быта и бытия. Каждую свою книгу я пишу четыре-семь лет, встречаюсь и разговариваю, записываю 500–700 человек. Моя хроника охватывает десятки поколений. Она начинается с рассказов людей, которые помнили революции, прошли войны, сталинские лагеря, и идёт к нашим дням – почти 100 лет. История души – русской души. Или точнее, русско-советской души».

И не только души: «История великой и страшной Утопии – коммунизма, идея которого не умерла окончательно не только в России, но и во всем мире. Она ещё долго будет дьявольски искушать и манить человеческие умы. И я хотела оставить рассказы самих её свидетелей и участников».

Понятно, что с такой писательской установкой жить в сегодняшней лукашенковской Беларуси невозможно. Даже если захочешь. Не дадут. Выдавят, как выдавили в эмиграцию замечательного писателя Василя Быкова.

Выдавили и Светлану Алексиевич, которая оказалась за рубежом, начиная с 2000 года. Италия, Франция, Германия.

В 2015 году Светлана Александровна удостоена Нобелевской премии. «Это выдающийся писатель, большой литератор, который создал новый литературный жанр, выйдя за рамки обычной журналистики», – прокомментировала решение Нобелевского комитета секретарь Шведской королевской академии наук Сара Даниус.

31 мая 1817 года родился Георг Гервег – немецкий поэт и публицист.

О его романе с женой Герцена Натальей Александровной любил рассказывать мой приятель поэт Евгений Винокуров. Женя был очень начитан. А «Былое и думы» Герцена очень любил. Мог цитировать оттуда на память страницами.

«Что ж, – говорил Винокуров, – всё правильно. Эти революционеры сами толкали жён к любовникам. Провозглашали половую свободу. Чернышевский сидел и писал в своём кабинете, а его Ольга Сократовна через стену развлекалась с зашедшим в гости офицером, а потом писала о муже: «Канашечка знает!»

«Вот и Герцен, – ухмылялся Женя, – сам же и бросил Наталью Александровну в объятия к Гервегу. Прожужжал ей уши о свободе полов. А та и прими всё это всерьёз! И расскажи мужу о своём романе!».

«Почитай, – советовал Винокуров, – что стало с Герценом. Он завизжал от возмущения! Вынашивал самые тёмные планы: убить любовников! Нет, убить только одного Гервега! Столкнуть его со скалы в море!»

«Как ты могла!» – причитал Герцен. А почему бы ей, – рассудительно говорил Женя Винокуров, – не воспользоваться его же разрешением. За что боролся, на то и напоролся! – и заканчивал, – Не все они были Чернышевскими. Они были ещё и людьми. А человеческую природу не пересоздашь!»

Умер Гервег 7 апреля 1875 года.

31 мая 1899 года родился Леонид Максимович Леонов. Мне нравилась его ранняя проза и очень не нравилась поздняя.

Хвалёный «Русский лес» я не смог дочитать до конца, утонув в пространных философских авторских размышлениях. Не прочитал, а пролистал, подивившись тому, как всё новых и новых собак вешает Леонов на своего отрицательного персонажа Грацианского: он пишет статьи, где травит старого своего товарища положительного героя романа Вихрова, профессора, защитника русского леса от губительной вырубки; он нечистоплотен в личной жизни, не признал своего отцовства и не помогал материально дочери; наконец, оказывается, что ещё до революции Грацианский сотрудничал с царской охранкой, которой выдал своего товарища по революционному движению – Вихрова! Ну что за карикатура! Прямо как немцы в советских фильмах о войне сороковых годов: у них даже внешний облик перекорёжен!