Очерк французской политической поэзии XIX в. - Юрий Иванович Данилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В годы Второй империи всякая былая близость крупных писателей к писателям из народа прекратилась. Народная тема в эту пору ушла главным образом в авантюрно-социальные романы так называемых бульварных писателей.
Только изгнанник Гюго создал в романе «Труженики моря» (1866) волнующую и величавую картину неисчерпаемого творческого могущества трудовых сил народа. С энтузиазмом повествовал писатель о том, как его герой Жильят один в утлой лодчонке выплывает в океан, чтобы спасти дорогую машину с разбившегося о скалы парохода. Жильяту приходится бороться со свирепой стихией, с хищными птицами, с морским чудовищем-спрутом, у него нет самых необходимых орудий. И лишь рабочая смекалка и искусные руки помогают ему достичь, казалось бы, невозможной победы. «По-моему, это будет почище сражения под Аустерлицем!» — в восторге восклицает один из персонажей романа. Однако в конце романа автор наделяет своего героя ложной идеей смирения и — жертвенности, заставляя его кончить самоубийством из-за любовной неудачи. Жильят — титан лишь в труде, но Гюго не верит в его могущество и стойкость в других областях жизни. Так отстаивала себя угасавшая буржуазно-демократическая революционность.
Под влиянием Парижской Коммуны, ее поэзии, широко развернувшейся деятельности ее романистов, новеллистов, очеркистов и мемуаристов, наиболее чуткие представители «большой» литературы убеждались, насколько жаждет трудовой народ положить конец своим мукам[123]. В этом отношении достоин самого пристального внимания роман Эмиля Золя «Жерминаль» (1885). Золя был знаком со множеством коммунаров и знал о Потье, посвятившем ему в сборнике «Революционные песни» песню «Убить тоску».
В основу «Жерминаля» легли события забастовки углекопов в Анзене в феврале 1884 г., и Золя специально тогда же, в феврале, поехал туда для изучения условий труда и жизни рабочих.
Физиологические стороны метода Золя, показ детерминирующих поведение человека факторов наследственности, почти что не проявляют себя в действиях главного героя «Жерминаля», Этьена Лантье.
Главную роль в романе играет фактор социальный. Поль Лафарг видел подлинное новаторство Золя как художника-реалиста в том, что «он сделал попытку описать влияние, которое оказывают экономические организмы на деятельность человека»[124]. В «Жерминале» речь идет о власти над человеком акционерного общества шахтовладельцев Монсу.
Золя ярко обрисовал беспросветно тяжелую жизнь шахтеров, измотанных нечеловеческим трудом, плохо питающихся, жестоко эксплуатируемых, вынужденных терпеть нужду; они полны внутреннего недовольства, смиряемого у старых рабочих горькой мыслью, что как было, так и будет, а у других порождающего смутную, чисто религиозную (Золя это подчеркивает) веру в то, что придет же когда-нибудь избавление от стольких мук! Особенно впечатляюще описаны художником условия труда углекопов, вынужденных лежа разбивать глыбы угля, полуголых в жаркой темноте, постоянно оцарапанных или пораненных осколками угля или острыми углами стен, наспех крепящих деревянные, непрочные подпорки и вечно готовых то к обвалу, то к взрыву рудничного газа, то к обрыву каната, опускающего в глубь земли клеть с рабочими; словом, каждое утро, на рассвете, эти люди спускаются в шахту, не зная, выйдут ли оттуда живыми. Роман и закончен катастрофой, гибелью многих рабочих, которых, не удалось быстро откопать; в этом эпизоде Золя с настоящим вдохновением показал братскую спаянность рабочих, прилагающих сверхчеловеческие усилия для спасения товарищей, но тоже частью гибнущих от взрыва рудничного газа. Вот так, видит Золя, ради тунеядства кучки богачей обрекают себя из-за куска хлеба на столь тяжелую и опасную работу эти бедняги, черные от налипшей на потное тело угольной пыли.
Золя правдиво рассказывает о быте углекопов, о грубости их нравов, о пьянстве, о легких связях рабочих с работницами (в этих связях он видел единственную радость этих горемык). Он старался понять и оправдать многое из того, что предстало его взору, во имя той простой справедливости, которая заставила его в 1878 г. опровергать россказни реакционеров о «страшных лицах» участников Парижской Коммуны, «легенду о революционных страшилищах, о бандитах, выходящих из-под земли в дни восстаний».
Однако вряд ли был прав Золя, изображая массу углекопов исключительно в виде беспомощных, темных, несознательных людей.
Золя прекрасно видит, что правительству Третьей республики нет никакого дела до нужд рабочих (оно лишь посылает войска для подавления забастовки), что религия не пользуется никаким авторитетом у углекопов, что акционерная компания, собственник угольных копей, лишь усиливает эксплуатацию рабочих ради своих барышей, что владельцы отдельных рудников сами находятся в тисках промышленного кризиса и в конце концов разоряются.
Забастовка измученных углекопов неизбежна, естественна. Вождем и организатором ее становится Этьен Лантье, рабочий, пришелец с юга, человек малообразованный, прочитавший только несколько политических книг, путано усвоивший их содержание. Но Этьен, искренне возмущенный положением рудокопов Монсу, молод, энергичен, напорист, неподкупен и обладает даром воодушевлять рабочую массу, обещая ей лучшее будущее, желанную справедливость, счастливую жизнь.
В пору работы над романом Золя посетил Жюля Геда и спорил с ним, отстаивая примат «стихийного» начала пролетарской революции над «сознательным»[125]. Отражение этого спора — в «Жерминале», где Золя подчеркивает внутреннее одиночество Этьена, его неуверенность в себе, его испуг тем, что забастовка переходит в восстание, которым он уже бессилен управлять, которое действует по воле стихии, приводя к бесполезным анархическим разрушениям, к диким жестокостям.
Однако Золя не может не видеть и того, что опыт восстания обогатил Этьена. Наступит время, уверен Этьен, когда рабочие хорошо организуются, объединятся в союзы, почувствуют свою силу, — и тогда «миллионы трудящихся окажутся перед несколькими тысячами бездельников» и вправе будут «забрать власть и стать хозяевами!» «Тогда воссияют правда и справедливость! Тогда погибнет, наконец, тучное приземистое божество, чудовищный идол, таящийся в глубине святилища, в неведомой дали, где несчастные кормят его своей плотью, никогда его не видев»[126].
Этими оптимистическими нотами заканчивается роман — и не мог не закончиться, потому что ужас жизни рабочих, понятый писателем, глубоко потряс его. Золя создал гигантскую социальную фреску безысходных страданий и неотвратимой революционной борьбы пролетариата, порождаемой самими условиями капиталистического общества. Заканчивая «Жерминаль», Золя убеждался, что борьба рабочих развернется, могуче развернется в будущем, потому что иначе быть и не может. Так великий писатель конца XIX в. сомкнулся в этом своем романе с революционно-демократическими и пролетарскими поэтами, давно уже твердившими, что трудовой народ должен быть не рабом, а владыкой на земле, стать «государством и законом», как говорил Эжен Потье.
INFO
Д 70202-017/054(02)-74 53-54-74 НП
Юрий Иванович Данилин
ОЧЕРК ФРАНЦУЗСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ XIX В.
