Как устроен мир на самом деле. Наше прошлое, настоящее и будущее глазами ученого - Вацлав Смил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизменные установки
Когда дело касается рисков, некоторые прописные истины, похоже, оказываются вечными. Каждый человек обладает определенной степенью контроля над своей жизнью. Многим не доставляет труда воздерживаться от курения, употребления алкоголя и наркотиков, а также не садиться на борт круизного судна с 5000 пассажирами и 3000 членами экипажа в разгар пандемии коронавируса или норовируса. Другие не могут совладать со своими желаниями, и просто удивительно, сколько людей не уменьшают даже те риски, уменьшить которые можно легко и дешево. Всегда пристегивать ремень безопасности, не превышать скорость, осторожно вести себя на дороге, установить датчики дыма, угарного газа и природного газа у себя в доме — все это бесплатные или почти бесплатные способы снизить риск управления автомобилем или проживания в доме, который отапливается сжиганием ископаемого топлива.
Кроме того, большинство людей и правительств не умеют правильно реагировать на события с малой вероятностью, но с серьезными последствиями (то есть с большими потерями). Одно дело купить страховку на дом (во многих случаях она обязательна), а совсем другое — инвестировать в сейсмоустойчивые здания (как физические лица и как социумы), чтобы минимизировать последствия события, которое происходит один раз в 100 лет. В Калифорнии действует субсидируемая программа повышения сейсмоустойчивости для домов, построенных раньше 1980 г. (скрепление дома болтами или болтами и стяжками до самого фундамента в соответствии со строительными нормами 2016 г.), — но в большинстве регионов с похожими сейсмическими рисками такой программы нет[469].
Многих опасностей избежать очень трудно или даже невозможно из-за (как указывалось выше) отсутствия четкой границы между добровольным и вынужденным риском. И большинство рисков находятся вне нашего контроля. Мы не можем выбирать себе родителей и тем самым избежать генетической предрасположенности к большому числу распространенных и редких заболеваний, в том числе к некоторым видам рака, диабету, сердечно-сосудистым заболеваниям, астме и некоторым аутосомно-рецессивно наследуемым заболеваниям, таким как кистозный фиброз, серповидно-клеточная анемия и болезнь Тея — Сакса[470]. Чтобы значительно снизить риски природных катастроф, местных или региональных, нужно исключить из мест обитания человека обширные территории — прежде всего те, которые страдают от сильных землетрясений и извержений вулканов (Тихоокеанское вулканическое огненное кольцо), разрушительных циклонов и сильных наводнений[471].
Поскольку для планеты, население которой постоянно растет, это абсолютно невозможно, единственный способ повысить шансы на выживание в таких условиях — принимать меры предосторожности. Сейсмостойкие (укрепленные стальными стержнями) дома не похоронят под своими развалинами людей; штормовые убежища спасут семьи, которые потом смогут восстановить снесенные торнадо дома; необходимо также установить эффективные системы раннего предупреждения и разрабатывать планы массовой эвакуации, чтобы снизить число смертей из-за циклонов, наводнений и извержений вулканов. Эти меры помогут спасти не просто сотни, а сотни тысяч жизней, но мы не можем надежно уберечь себя от многих масштабных катастроф, а иногда просто беззащитны перед ними — от вызванных землетрясениями мощных цунами до мегаизвержений вулканов, от продолжительных региональных засух до столкновения Земли с астероидами или кометами.
Другие прописные истины связаны с нашей оценкой риска. Мы привычно недооцениваем добровольные, знакомые риски и постоянно преувеличиваем вынужденные и незнакомые. Мы все время переоцениваем риски, ассоциирующиеся с недавним неприятным опытом, и недооцениваем риск событий, которые постепенно уходят из нашей коллективной и институциональной памяти[472]. Как уже отмечалось выше, около одного миллиарда человек пережили три пандемии, но после прихода COVID-19 все вспоминали в основном о пандемии 1918 г., поскольку три последние пандемии (менее смертоносные) оставили после себя лишь поверхностные воспоминания или вообще забылись — в отличие от страха перед полиомиелитом в 1950-х гг. или СПИДом в 1980-х гг., который помнят все[473].
У этой амнезии есть очевидное объяснение. Пандемия 2009 г. была практически неотличимой от сезонного гриппа, а в 1957–1959 гг. и в 1968–1970 гг. мы не прибегали к почти полному локдауну в масштабах страны или целого континента. Статистика (с корректировкой на инфляцию) не показывает серьезного долгосрочного снижения темпов экономического роста в США и во всем мире во время двух пандемий конца XX в.[474]. Более того, последний эпизод совпал со значительным расширением международного воздушного сообщения: первый широкофюзеляжный лайнер, Boeing 747, совершил свой первый полет в 1969 г.[475] Но что, наверное, еще важнее, у нас не было ни круглосуточных каналов кабельного телевидения с их нездоровым интересом к цифрам смертности, ни интернета с абсурдными утверждениями относительно причин и способов лечения болезни, с конспирологическими теориями, и, следовательно, не просто антиисторическим, а истерическим характером распространения новостей.
COVID-19 еще раз продемонстрировал (в масштабе, который должен был удивить даже тех, кто не ждал ничего хорошего), что мы каждый раз оказываемся плохо подготовленными к повторяющимся, серьезным, но редким рискам, таким как пандемии, которые случаются один раз в 10 лет, один раз в поколение или в одной стране. Тогда как мы справимся (если не обращать внимания на все доклады и аналитические записки) с очередным «Событием Кэррингтона» или с падением астероида в океан рядом с Азорскими островами, что вызовет в Атлантическом океане цунами такого же масштаба, как после землетрясения 2011 г. у острова Хонсю, — то есть до 40 метров высотой и проникшего на сушу на расстояние до 10 километров?[476]
Уроки, которые мы извлекаем после масштабных катастроф, явно не назовешь рациональными. Мы преувеличиваем вероятность их повторения и обижаемся на любые напоминания, что их воздействие на людей и экономику сравнимы с последствиями многих рисков, совокупный ущерб от которых не вызывает особых опасений. В результате страх еще одной террористической атаки заставил США принять экстраординарные меры по ее предотвращению. Среди этих мер были войны в Афганистане и Ираке, исполнившие мечту Усамы бен Ладена втянуть страну в чрезмерно асимметричные конфликты, которые в долговременном плане будут подрывать ее мощь[477].
Реакция общества на риск определяется не сравнительной оценкой реальных последствий, а скорее непониманием или страхом незнакомого, неизвестного. При таких сильных эмоциональных реакциях люди фокусируются в основном на возможности ужасного результата (смерти в результате нападения террористов или пандемии вируса), а не на попытке оценить
