Авиатор: назад в СССР 3 (СИ) - Михаил Дорин

А ведь и правда! Платовы не сильно сопротивлялись, когда я вытолкнул Женю. Степанович даже не соизволил рвануть за ней. И уж слишком был спокоен отец Жени, когда не увидел со мной свою дочь.

— Тогда зачем им нужен был я? Они не могли курьеров найти ближе? — спросил я.

— Наверное, господин Горшков тем самым ещё больше запутывал нас. К нему эти секретные сведения могли бы попасть уже через несколько рук, а не напрямую. И как попасть — книжку бы ему передали, а там микроплёнка вклеена в страницы или в переплёт.

— А в аэропорту передать книгу заграницу через командира экипажа или другого пассажира. Продуманно!

И от такого умозаключения, мне стало не по себе. Выходит, что Женя, сама того не подозревая, привела меня в эпицентр операции КГБ. Или же подозревала, но все равно сделала.

— Вы предадите суду Константина Юрьевича? У вас есть доказательства?

— Он «сбитый» лётчик. Его, после сегодняшнего провала, перестанут ценить даже у нашего оппонента. Теперь он никому не нужен, вот и стремится быстрее уехать. Однако, расстрельную статью он себе заработал.

— Представляете, что будет с его семьёй, когда раскроется его прошлая деятельность? Их жизнь превратится в ад. За какие грехи они должны расплатиться вместе с ним?

— Работал он не только в Москве. Думаешь, поездки в наши азиатские республики, это всё для изучения памятников? Очнись, Сергей! Константин Горшков, он же Дитер Клоузман, он же Андрей Залужко — всю свою жизнь был шпионом, пособником врага, потомком своих идейных нацистских коллаборационистов. И ты предлагаешь его не судить, только потому, что влюблён в его дочь?

— Я только хочу, чтобы его семья не пострадала.

Краснов задумался, поглядывая на безмятежную гладь пруда. Остановившись, он спустился вниз по небольшому склону, усыпанного отдельными островками ещё не растаявшего снега.

— Так что ты хочешь? — спросил у меня Краснов, у самой воды. — Спускайся, здесь потолкуем.

Я не стал противиться этому приглашению и съехал по сырой траве вниз. В последний момент, Леонид Борисович смог остановить меня от падения в пруд.

— Не рассчитал коэффициент скольжения, — ухмыльнулся я. — Моё желание состоит в том, чтобы раскрытие Горшкова никак не сказалось на его супруге и дочери.

— И чем же я тебе обязан, что должен буду выполнить подобную просьбу? — посерьёзнел Краснов, затушив сигарету и отбросив окурок в сторону.

— Вы у меня в долгу. Если, конечно, ещё помните о спасении вашей дочери из реки.

— Я должен тебе, а не Горшкову.

За спиной послышался звук подъехавшей машины. Когда мы снова оказались на тротуаре, ко мне уже бежала Женечка. Она пыталась что-то рассказать, поделиться своими эмоциями от произошедшего, но сейчас это было лишним.

Краснов пристально смотрел на нас, выслушивая какой-то доклад от своего сотрудника. Разобрать о чём говорят было сложно, поскольку молодой оперативник говорил буквально шёпотом и на ухо своему шефу. Леонид Борисович только утвердительно кивал.

— Мне сказали молчать, Серёжа. Ни одного слова о произошедшем, — тихо сказала Женя, положив голову мне на плечо.

— Представь, что ничего не было...

— Это самое лучшее решение, товарищ Родин, — сказал Краснов, проходя мимо нас. — О моём решении узнаете завтра. Счастливой дороги домой.

Когда мы оказались в номере нашей гостиницы, Женя сразу же уснула, едва коснувшись подушки. Мне после этого явно не доставало спиртного. Понятно, что повышая градус выпитого, градус напряжения снизить нельзя. И всё же выход из этого положения нашёлся.

Книга «Баязет» лежала прямо здесь, маня меня своей неизвестностью. Я начал вспоминать каждую минуту в квартире Платовых. Нужно уловить любое движение, которое должно мне было помочь собрать воедино все пазлы.

Ну конечно! Я не был курьером для передачи. Моей ролью была приманка. В книге «Моонзунд» не было микроплёнки или ещё каких-то секретов. Это была фальшивка. Потому и Краснов был задумчив.

И Женя не просто так была в квартире. Её подозревали и держали на виду. Вдруг она что-нибудь да прихватит с полки или откуда-то ещё. Но это сделал другой человек, сам того не подозревая.

Всё это время нужная книга была в руках сначала Краснова, а затем и у меня. И ведь Леонид Борисович не мог не заметить, что в «Берёзке» я отдал другую книгу, а не ту, которую показал ему в квартире. Теперь под подозрением и я тоже. А я ещё чуть было не отдал «Баязет» Горшкову! Да что же в ней такого?!

С этими мыслями я принялся вскрывать страницы книги и переплёт. Каждую следующую минуту внутри всё сжималось после нахождения очередной маленькой полоски микроплёнки. Это был настоящий тайник секретных сведений.

Когда мной была проверена вся книга, на столе скопилась куча бумажных обрывков и найденных мной доказательств. Естественно, я не мог удержаться от любопытства просмотреть кадры с запечатлёнными на них секретами. В качестве увеличительного стекла, пришлось воспользоваться очками Жени, которые я нарыл в её сумке.

Чертежи летательных аппаратов, которые мне напоминали самолёты и вертолёты будущих десятилетий. Характеристики и схемы компоновки ракет, карты расположения ангаров на каких-то аэродромах и всё в этом роде. Может это реальная дезинформация, а я принимаю её за достоверную?

И вот один из кадров ставит всё на свои места. Передо мной реальная информация, которая стоит очень дорого.

— Изделие «70», — прошептал я.

Конечно, в первую очередь американцев всегда интересовал ядерный потенциал нашей страны. По сути, обладая всеми тремя компонентами ядерной триады, мы и продолжаем сохранять определенный паритет в мире, не допуская гегемонии англосаксов.

Проект, который сейчас передо мной — это один из важнейших компонентов нашего ядерного щита. Самый большой сверхзвуковой военный самолёт в истории авиации. На Западе будет известен как «Блэкджек», а у нас его будут называть «Белый лебедь».

Будущий Ту-160 поднимется в свой первый полёт через пару лет. Когда с конца 80х годов будут подписываться договора о сокращении всех и всего, эти самолёты будут стоять первыми на карандаше у треклятых «исключительных» сынов американской демократии.

Уже после распада Советского Союза в 90е годы в одной «братской стране» будут распиливать эти чудесные произведения инженерной мысли. Некоторые самолёты не пролетали и пары сотен часов, но им суждено будет стать жертвой жадности и коварства. Когда я смотрел те кадры, будучи уже курсантом своего училища, сдержать слезы, было очень тяжело.

Пока я сжигал плёнку в огне