Курсант: назад в СССР 3 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Зинченко-младший снова опустился на пол, как будто, рассказывая все это,вынимал из себя начинку и больше не имел сил стоять. Опадал, как сдутый шар. А я все стоял над ним и слушал, толком не помня, где нахожусь и что должен делать дальше.

— Когда я закончил школу, отец отправил меня в Москву, поступать в МГИМО. Там я познакомился с одной симпатичной абитуриенткой. Притащил ее в гостиницу, в свой номер, а наутро очнулся без денег, бумажника и часов. Та тварь опоила меня и обобрала. Она оказалась вовсе не поступающей. Приходила к институту и выискивала лопухов побогаче, кто приехал из провинции. Тогда я понял, все бабы – твари. В метро я напал на свою вторую жертву. На пустой станции никого не было. Я задушил ее шнурком. Сначала мне стало легче, но потом я испугался, что меня раскроют, и вернулся домой, отцу сказал, что завалил экзамены. Он не поверил мне, потому что знал, что все было договорено, и что мне достаточно было просто прийти на экзамен. Пришлось рассказать ему правду. Как ни странно, он разозлился, кричал на меня, но поддержал. Сказал, что женщины для того и нужны, чтобы их использовать. Но взял с меня слово больше не убивать. Я пообещал, но остановиться не смог. Чувствуя вкус крови, я пьянел. Этот дурман ни с чем несравним. Моя прошлая жизнь казалась никчемной. Ты не представляешь, Петров, каково это — ощущать себя Богом… Я душил этих тварей, да, ты прав – выискивая незамужних. С третьей жертвой я познакомился через товарищей. Предложил покататься на машине и вывез ее в лесополосу на седьмой километр областной трассы. Все прошло как по маслу. Она даже ничего не заподозрила, пока я не начал ее душить. Думала, дура, что мы для другого уединились в грибных зарослях. Потом понял, что знакомиться — это опасно. Могут быть случайные свидетели. Стал нападать на молоденьких в парке и на Набережной. Потом вы взяли отца. Я рассказал о его интрижке с Соболевой тебе специально, чтобы усилить ваши подозрения. И как бы невзначай раскрыл тайну своей матери, что она застукала отца с любовницей. Это должно было вас запутать и окончательно навести подозрения на моего отца. Вы все силы бросили на то, чтобы доказать его вину, и совсем забыли про меня. Тогда я убил снова. Но в парке и на Набережной народ уже не ходил. Все боялись душителя – меня боялись. Пришлось сменить тактику и напасть на девку в гаражах. Сучка вырвала клок моей счастливой кофты. Я всегда надевал ее на дело. Удобно было скрывать морду таким капюшоном, в ней я как будто бы невидимым становился. Когда вы с Погодиным пришли за мной, я, честно скажу, испугался.

У него даже вырвался смешок, и я не знал, смеялся ли он над своими страхами – или над нами. Зинченко продолжал рассказ, как заведенный, он просто уже не мог остановиться:

— Думал, что у вас есть железные доказательства. Повелся на эти россказни с кофтой, которую я сдуру выкинул в мусорку в своем же дворе. Только сейчас понимаю, что если бы я тогда остался и не сбежал, то вы бы ничего не смогли доказать. Но тогда раздумывать было некогда. И я напал на вас. Как ты потом меня нашел, не буду спрашивать. И теперь ты здесь. Снова пришел. Значит, отец сделал все не так, как надо. Оплошал... Наверное, он уже опять в ментовке. Это он сдал меня? Слабак…

— Нет. Я догадался. И отец твой сломался. Убийца из него не вышел. Задушил неумело. На теле Синицыной кровоподтеки и следы борьбы. Совсем не как у прошлых жертв. Его главной ошибкой было оставить на месте преступления поясок. Он хотел подчеркнуть тем самым, что девушку задушили. Что это был душитель. Но поясок оказался непростой — приметный и редкий для нашего городка. А когда я швырнул ему в лицо фотографии убитых, он расклеился. Тяжело ему далось его первое убийство.

— А кто сказал, что это его первое? — злорадно ухмыльнулся Женька.

— Что?! Ты что несешь? Кого еще ваша ублюдочная семейка порешила? Говори!

— А этого я тебе не скажу… — лыбился Зинченко, поднимаясь на ноги и отступая к стене. — Никогда.

— Ты мне все расскажешь, тварь! — прошипел я. — Тебе придется. И так вышка корячится. Ты ничего не теряешь. Чем больше будешь говорить, тем больше времени пройдет до суда, дольше проживешь. В твоих интересах сотрудничать со следствием.

— А кто сказал, что я хочу подольше пожить? — Зинченко оскалился по-звериному, — Разве ты не понял? Я могу управлять смертью. Я не боюсь ее… Я и есть смерть.

Душитель вскочил на низкий подоконник и шагнул прямо через стекло наружу. Я бросился за ним, но не успел его схватить. Послышался звон осколков и глухой хлопок от падения тела, что бухнулось об асфальт. Я выглянул наружу. Лететь невысоко, всего второй этаж, но, судя по раскроенному черепу, от которого растекалась красная лужица, маньяк ухнул головой вниз. Повелитель смерти хренов! Я с омерзением плюнул на него.

А потом вздрогнул, чувствуя подступающий замогильный холод. Когда-то я умер именно так.

Сзади послышался стон. Я вздрогнул и обернулся. Соня зашевелилась. Я бросился к ней, упал на колени и приподнял ее голову:

— Ты жива! Соня! Как ты меня напугала!

Та открыла глаза. Увидев меня, она слабо улыбнулась:

— Я упала и ударилась головой, а потом ничего не помню.

— Вот я дурак, я думал, он тебя задушил, а ты просто потеряла сознание! Не смог… Не смог уловить твое дыхание. Прости, что тебе пришлось это пережить! — я целовал ее лицо и шею.

— Где он? — встревожено спросила Соня. — Ворвался ко мне и напал. Так страшно! Я…

Она как будто заново осознавала все, что с ней произошло в последние полчаса.

— Все кончено, теперь он никому не причинит вреда. Я разобрался с ним.

— Спасибо… Я люблю тебя, Андрей,.. — Соня ждала подобного и от меня, но я промолчал.

Лишь обнял ее в ответ, стараясь, чтобы она не увидела разбитое стекло. Все-таки в этот раз все получилось иначе, не как в прошлой жизни…

Друзья, третий том подходит к концу. Не забудьте подписаться на автора, чтобы получить уведомление о выходе “КУРСАНТА 4”.

Глава 26

— Разрешите? — я отпер дверь в восьмой кабинет без стука.

— А-а-а… Герой! Заходи! — судя по мешкам под глазами, Никита Егорович опять не спал полночи, но вид у него был счастливый и нос, как у поросенка, розовый, будто тяпнул с утра пораньше уже кофе с коньячком, даже, скорее всего, без кофе.

Ему можно после вчерашнего. Громкое уголовное дело, (а точнее, целых два — папа плюс сынок), наконец раскрыто и собраны железные доказательства. Зинченко-старший подробно показал, как и где он задушил Синицыну на Набережной. При понятых указал место и положение ее тела. Изобразил под протокол, как неумело ее душил. Рассказал, как жертва отбивалась и пришлось с ней повозиться.

И вот теперь старший следователь по особо важным делам восседал на скрипучем стуле с гордо поднятой головой и в прекрасном расположении духа. Даже Дзержинский, казалось, разделял его триумф и улыбался, глядя вниз на него с огромного портрета, что висел на стене.

— Привет, — одарила меня улыбкой Света. — Как себя чувствуешь?

— Нормально, — недоумевал я. — А почему ты спрашиваешь?

— Ты не хочешь поговорить о вчерашнем происшествии? — неожиданно спросила она.

— А что такое? — не понял я сразу. — Кто-то жалобу на меня опять накатал? Вот паразиты! Не дают нормально работать! Кто на этот раз?

— Да я совсем не про это! Никто не жаловался. Некому жаловаться. Просто… У тебя на глазах человек погиб. Это событие, мне кажется, может как-то отразиться на тебе.

— На мне? — усмехнулся я. — Как? Я тоже стану маньяком?

Света нахмурилась и решила грузануть меня для острастки непонятной терминологией, взятой будто из инструкции по управлению звездолетом:

— Не исключено в будущем искажение когнитивной психорецепции, возникновение фантомного чувства вины и…

— Стоп, Светлана Валерьевна, — прервал я ее. — Вы хотите сказать, что у меня крыша поехать может? Или разовьется депрессия, комплекс или другой какой-нибудь алкоголизм?