Черный кот. Три орудия смерти (сборник) - Гилберт Честертон

Как только с Брэндона, служащего в управлении по расследованию уголовных дел, сошла маска профессиональной флегматичности, его лицо стало не только подвижным и добродушным, но и необычайно умным. Несколько секунд он задумчиво разглядывал доктора и, видимо, одобрил то, что открылось его взгляду. Затем с улыбкой произнес:

– Я полагаю, вы один из тех сыщиков-любителей, которые увлекаются детективными романами или даже пишут их. Что ж, я не отрицаю, что это и в самом деле в каком-то смысле детективный роман. В подобных книгах и беседах неизменно поднимается один и тот же вопрос, который весьма уместен и в нашем случае. Вы встречали его десятки раз. Предположим, гениальный человек решил совершить преступление. – Инспектор ненадолго погрузился в раздумья, а затем продолжил: – С нашей точки зрения основная проблема любого преступления, связанного с убийством, заключается в том, что делать с телом. Я думаю, подобный факт спас от убийства многих людей. Тот факт, что эти люди представляли бы для своих врагов бóльшую опасность, будучи мертвыми, а не живыми. Убийцы прибегают ко множеству уловок. Они пытаются расчленять и измельчать трупы, бросают их во всякого рода печи или, как доктор Криппен, прячут их под бетонный пол. Но эта история выделяется на общем фоне благодаря необычайной и одновременно действенной уловке человека, которого я называю гением.

Исаак Морзе около двадцати лет назад процветал на поприще финансового посредничества и консультирования. Полагаю, вы знаете, что это такое. Фактически он добился успеха как ростовщик, и его дело расцвело буйным цветом, хотя во всех остальных отношениях он был отпетым негодяем. Он процветал бурно и притом исключительно за счет других людей. Поэтому не приходится удивляться тому, что был весьма непопулярной личностью, в особенности среди тех, кто оказался менее удачливым. В числе последних были два студента, одного из которых, медика и в целом менее интересную личность, звали Давин. Вторым был молодой художник по имени Уиндраш.

Финансовый консультант поступил опрометчиво, оставив машину с шофером на дороге и отправившись пешком через пустошь к отелю, где должно было состояться совещание. Их путь пролегал через унылую заболоченную ложбину, выделявшуюся только этим странным полым деревом…

Как поступил бы обычный тупой профессиональный убийца? Вне всякого сомнения, нанес бы смертельный удар, улучив момент, когда его товарищ отвернулся или отвлекся. Если бы задуманное злодеяние сошло ему с рук, он бы тайком вернулся к телу и выкопал бы мелкую могилу в песчаном грунте пустоши. Либо попытался увезти труп, предварительно спрятав его в ящике, прямо на глазах у персонала гостиницы. Такова разница между обычным преступником и человеком, наделенным воображением, то есть художником. Художник прибег к совершенно неожиданному и с виду нелепому средству, которое, однако, работало на протяжении двадцати лет.

Он объявил, будто проникся романтическими чувствами к этому клочку пустоши. Он всем разболтал о намерении купить его и поселиться на нем. И он действительно его приобрел и действительно на нем поселился. Тем самым скрыл от посторонних глаз тайну того, что там находилось. Ибо в те несколько мгновений, когда между ним и вторым студентом, который шел немного впереди, оказалось это раскидистое дерево, он ударил Морзе левой рукой и швырнул его тело в зияющую в стволе полость.

В этом уединенном месте, разумеется, не было никого, кто мог бы стать свидетелем содеянного. Но много позже, уже после того как студент-медик дошел до отеля, а оттуда уехал на поезде в Лондон, другой путешественник увидел Уиндраша, который в полном одиночестве сидел посреди пустоши, глядя на дерево и бурлящие заводи. Он был погружен в какие-то мрачные раздумья, вне всякого сомнения, связанные с его дерзким планом.

Как ни странно, даже случайному прохожему его одинокая фигура показалась такой трагической, как если бы перед ним был сам Каин, а заводи в лучах красного заката были похожи на кровь.

Остальная часть этого отчаянного предприятия, или художественного изыска, прошла достаточно гладко. Прослыв сумасбродом, он избежал даже тени подозрения в совершении преступления. Ему удалось заключить дерево в клетку, словно дикого зверя, и это было воспринято как причуда эксцентричного художника. Обратите внимание на то, что клетка становилась все более неприступной. Когда люди начали проявлять к дереву интерес, он изгнал из своего сада всех, за исключением Харрингтона, и, судя по всему, вас тоже.

– Мне кажется, – произнес Джадсон, – Харрингтон, или Уилмот, как бы там его ни звали, сказал вам, что художник признался в обоерукости, то есть в умении действовать левой рукой так же хорошо, как и правой.

– Вы правы, – кивнул инспектор. – Ну что ж, доктор Джадсон, я пошел вам навстречу и рассказал практически все, что мне на данный момент известно. Если вы знаете что-либо из того, что осталось скрытым от нас, я должен вас предупредить: вы просто обязаны отблагодарить меня ответной откровенностью. Это чрезвычайно серьезное дело. Дело, которое попахивает виселицей.

– Нет, – задумчиво произнес доктор Джадсон, – виселицей это дело и не пахнет.

Поскольку его собеседник лишь изумленно вытаращил глаза, доктор добавил, выговаривая слова все так же медленно, как будто находясь в трансе:

– Вы не сможете повесить Уолтера Уиндраша.

– Что вы имеете в виду? – уже совершенно другим тоном резко воскликнул инспектор.

– Видите ли, – сияя широкой улыбкой, пояснил врач, – Уолтер Уиндраш находится в психиатрической лечебнице. Его обследовали с помощью старых, испытанных, совершенно официальных методов и признали умалишенным. – Джадсон говорил об этом так, будто речь шла о событиях, случившихся сто лет назад. – Медики, поставившие диагноз, обратили внимание на симптом амбидекстральности и на несколько избыточное развитие мышц левой руки.

Инспектор Брэндон потрясенно смотрел на оживленного, улыбающегося доктора, который поднялся, как будто их разговор подошел к концу. Но сделав шаг к двери, Джадсон обнаружил, что путь ему преградил только что появившийся человек. Подняв голову, доктор снова увидел перед собой длинные волосы и вытянутое улыбающееся лицо джентльмена под именем мистер Уилмот, вызвавшего у Джадсона самую искреннюю антипатию.

– Я снова здесь, – широко улыбаясь, заявил Уилмот, или Харрингтон, – и, похоже, как раз вовремя.

Инспектор пришел в себя, в очередной раз продемонстрировав скорость реакций и тонкость восприятия. Он, быстро вскочив со стула, спросил:

– Что-то случилось?

– Нет, – отозвался великий сыщик, – ничего не случилось. Если сбросить со счетов то, что мы преследуем не того человека.

Удобно расположившись в кресле, он улыбнулся инспектору.

– Не того человека! – повторил Брэндон. – Вы хотите сказать, что Уиндраш – это не тот человек? Такого не может быть! Я только что взял на себя смелость рассказать доктору Джадсону, как было дело…

– Находясь под впечатлением, – перебил его Харрингтон, – что вам это известно. Что касается меня, то я выяснил истину всего двадцать минут назад.

Он держался в высшей степени оживленно. Но обернувшись к доктору, тут же стал серьезным, заговорил деловым тоном, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово.

– Доктор, – произнес Уилтон, – вы человек науки и понимаете то, что в этом мире мало кто способен понять. Вам известно, что такое гипотеза, способная удерживать позиции. Будучи человеком науки, вы наверняка располагаете опытом создания очень сложной, полной и даже весьма убедительной теории.

– Ну как же, разумеется, – с мрачной улыбкой отозвался Джон Джадсон, – разумеется, я располагаю опытом создания очень сложной, полной и весьма убедительной теории.

– Но, – задумчиво продолжал детектив, – будучи человеком науки, вы тем не менее были готовы допустить вероятность, пусть и совсем незначительную, того, что ваша теория может оказаться неверной.

– Вы снова правы, – ответил Джадсон, и его улыбка стала еще более зловещей. – Я был готов допустить незначительную вероятность того, что моя теория может оказаться неверной.

– Что ж, я принимаю на себя полную ответственность за неожиданный крах моей теории, – продолжая мило улыбаться, заявил детектив. – Инспектор ни в чем не виноват. Всю эту историю о преступном художнике и его плане сокрытия тела придумал я. Впрочем, это была чертовски умная, интересная идея, хотя мне и не следовало бы так говорить. И на самом деле все свидетельствует в ее пользу, за исключением того, что она не может быть истинной. Что поделаешь, слабые места имеются даже у самых блестящих теорий.

– Но почему она не может быть истинной? – ошеломленно пробормотал Брэндон.