Капкан для оборотня - Валерий Иванов-Смоленский

— Адрес? — уточнил чеченец, доставая из ящика стола приобретенную заранее крупномасштабную карту города.

— Здесь недалеко, дом тоже стоит на набережной, — Авдей показал дорогу по карте. — Вот он. Запомнили?

Чеченец утвердительно кивнул.

— Все. Удачи. Вторую половину привезу завтра утром, — Авдей быстро вышел из номера.

Чеченцев дал Анвар, прибывший в областной центр несколько лет назад неизвестно откуда, сколотивший там кавказскую группировку, быстро поглощавший мелкие бандформирования, прибрав уже почти весь город к своим рукам, и присматривавшийся к Белокаменску. Двое его посланцев, чеченцы, приехавшие три дня назад, заодно собирали сведения о преступных структурах города и пытались выяснить, что случилось с отрядом из семнадцати человек, присланных ранее.

Убрать двух оборзевших ментов Анвар согласился за «четвертак зеленых», то есть за двести пятьдесят тысяч долларов. Но интерес для него был еще и в том, чтобы легально «пошарить» в городе. Потеряв в одночасье семнадцать человек, рассудительный и осторожный Анвар не кинулся сразу выяснять отношения с соседями из Белокаменска.

Во-первых, неизвестно было — с кем выяснять. Он хотел дождаться результатов официального следствия, которое затянулось.

Во-вторых, впечатляла легкость, с которой неведомый противник буквально за минуту расправился с его лучшими боевиками. Следовало произвести неторопливую рекогносцировку. По слухам, в городе царил полный раздрай. Некогда мощные криминальные кланы превращались в ощипанных птенцов. Что ж, тем проще их будет положить на сковородку, поджарить и проглотить. А с ментами и властью всегда можно будет договориться, не в первый раз…

Гвидон стоял в глубокой тени дома на набережной. Вскоре какая-то машина неуверенно проехала мимо, остановилась, покрутилась у подъездов. Затем выехала со двора и встала на противоположной стороне улицы, метрах в сорока от дома.

Из машины появились две черных фигуры, встали рядышком и, тотчас, от них в сторону дома взметнулись синевато-белые сполохи, и почти одновременно громыхнули два мощных взрыва. Яркие вспышки рванули из отмеченных двух окон третьего этажа. В одном из них начался пожар, повалили клубы черного густого дыма.

Фигуры споро вскочили в машину, которая тут же рванула с места и скрылась на большой скорости. Гвидон также тронул с места, но ехал не спеша, свернув в кварталы частного сектора и петляя по его извилистым проулкам. Проехав с километр, он остановился, заглушил движок и прислушался.

Где-то, в той стороне, откуда он только что выбрался, стал слышен вой сирен, то ли милицейских, то ли пожарных машин МЧС.

Он набрал номер на мобильнике и сказал ответившему абоненту только одно слово:

— Амба.

Авдей в этот момент был в дороге, за рулем своей машины. Выслушав сообщение, он положил мобильник в карман и с облегчением вздохнул, — все получилось. Наконец-то пришла удача. Теперь немного переждать, и все пойдет по-другому…

Через какое-то время Авдей стал ощущать, что клюет носом, его неудержимо потянуло в сон. Он затормозил и, выключив скорость, попытался потрясти головой, чтобы отогнать дрему. Но бороться со сном уже было невозможно, голова безвольно уткнулась в рулевое колесо и Авдей заснул.

Мотор мощного и изящного кроссовера «Тойота Лексус RX» продолжал неслышно урчать…

— Гроза, что ли собирается? — заметил Легин, услышав отдаленные сухие раскаты грома.

— А, и не помешала бы, — откликнулся Крастонов, — хоть пыль бы прибила, да воздух посвежел.

Поздним вечером они пили чай с бутербродами на кухне в маленькой однокомнатной квартирке. Это была одна из служебных конспиративных квартир. Окно комнаты выходило во двор, окно кухни — на реку. Между комнатой и кухней был расположен совмещенный санузел. Окно в кухне было плотно зашторено, обстановка самая простая: минимум вещей, пустые стены, оклеенные простыми обоями.

— Вот, послушай, — продолжил разговор Крастонов и положил на стол портативный диктофон, нажав на кнопку.

— …Я, как все, — послышался слегка искаженный голос Тиши.

— Ты икру-то не мечи, — возмущенно загудел голос Боцмана, — сдрейфил речь сказать? Мусорков опасаешься?

— Не косякуй, — поддержал его голос Косаря, — законы наши известные не рушь. По делу шурши.

— Так ведь известно — мочилово требуется, — произнес голос Тиши, — и по Щуке, и по дружбану его квадратному.

Слышится удар кулаком по столу и голос Боцмана:

— Я — за. Мочить головастиков!

— Заметано, — подытожил голос Косаря. — Кому дело задвинем?..

Крастонов нажал на стоп. Легин лишь передернул своими могучими плечами и плеснул себе еще чаю.

— Впервой, что ли? — флегматично заметил он. — Отобьемся.

— Не впервой, — согласился Крастонов. — Но здесь, заметь, решение принимает сходняк… А, исполнение поручено профессионалу, бывшему гэбешнику.

— Двум смертям не бывать, — Легин был невозмутим, — а мы сыграем на опережение. Пока они развернутся…

В соседней квартире, за стеной, тоже не спали. В такую же точно кухню, окно которой было наполовину закрыто древними занавесками, а стены — увешаны картинами с обнаженными женщинами, зашел высокий, худой, бородатый и косматый мужчина лет сорока. На нем были одеты рубашка в клеточку, замызганные вискозные спортивные штаны и допотопные сандалеты неопределенного цвета.

Кухня была, под стать хозяину, тоже весьма неопрятна и заставлена допотопной, видавшей виды мебелью. В углу возле входной двери были свалены в кучу холсты, подрамник, мольберт, кисти и прочие атрибуты живописца.

Бородач включил свет и пошарил за холодильником. Он вытянул оттуда бутылку с остатками вина и удовлетворенно улыбнулся. Осушив ее несколькими большими глотками и не выключив свет хозяин квартиры вернулся в комнату.

Там, успев снять только сандалеты и засаленные штаны, мужчина рухнул в разобранную, с мятым несвежим бельем, кровать. Ему сразу стали сниться какие-то странные сны, навеянные, вероятно, алкогольными парами. Канавы, ямы, провалы с водой и чем-то вязким, дымы, клубящийся пар, туманы — все эти кошмары чередой покатились по воспаленному спиртным мозгу…

Окна, введшие в заблуждение Гвидона, зажглись почти одновременно совершенно случайно. В соседней с конспиративной, также однокомнатной квартире, жил спившийся художник, которого неизвестно почему, возможно, за всегда помятый вид, все звали Петюней, хотя по паспорту он был Викентием. Непризнанный гений живописи всю свою жизнь посвятил только одному жанру — ню. То есть изображению обнаженной натуры, причем только женской.

Но в начале двадцать первого века этот жанр почему-то перестал пользоваться популярностью среди россиян, в связи с чем вся Петюнина квартира была завалена невостребованным товаром, изображавшим женские тела во всех мыслимых и немыслимых позах. Картины и холсты без рам висели повсюду, вплоть до туалета. Поэтому-то Авдей, заметив картины через монокуляр на стене кухни, ошибочно принял ее за комнату. Кто же вешает голых девок на кухне?

А жил мастер «обнаженки» за счет того, что по вечерам на набережной реки рисовал обычным грифелем черно-белые портреты всех желающих. Впрочем, портретами их назвать было трудно, скорее они напоминали карикатурные наброски. Но сходство Петюня улавливал с изумительным мастерством — изображенный всегда, и, несомненно, опознавал себя на листе бумаги, и работы уличного художника пользовались популярностью.

Заработанных таким образом денег на жизнь ему хватало. Более того, каждый вечер Петюня покупал три «пузыря» дешевого крепленого вина, так называемых «чернил», которые распивал совместно со своим единственным другом. Друг его, являясь уже пенсионером, ранее работал корректором в местной газете, а жил в том же подъезде, этажом выше. По роду работы ему приходилось постоянно читать различные статьи на любые темы, память он сохранил, и Петюня был его постоянным благодарным слушателем. А иногда — и собеседником, если вопрос касался высокого искусства живописи.

В тот поздний вечер Петюня возвратился от отставного корректора в обычном состоянии сильного подпития. Душа потребовала добавки…

Крастонов отложил диктофон и вопросительно посмотрел на Легина. Легкомыслие товарища ему не понравилось.

— Ты все понял? — спросил он.

— Чего ж тут не понять, — хмуро ответил тот. — вы — Щука, я — квадратный — а мы оба — кандидаты в замоченные…

— Думаю, уже в ближайшие дни нас попытаются убрать по приговору сходняка, — предположил Крастонов, — надо поберечь свои скальпы…

— Но мы же их упреждаем, операция уже началась, — сказал Легин, — если все пойдет по плану, то завтра главари будут уже мертвы.