Жестокий рикошет - Сергей Самаров

Старший лейтенант Радченков повернул карту так, чтобы мне можно было ее видеть.

– Посмотри, младший сержант.

Мне и смотреть в карту не нужно было.

– Негде здесь, – сказал я. – Если только атаковать с трех сторон. Запереть сзади, спереди и сверху и прижать к обрыву.

– Слышите, товарищ подполковник?

– Слышу. А что мешает запереть с трех сторон?

– Количество бойцов. Людей маловато. Но мы попробуем. Вы там рядом с ручьем сидите. И «зеленка» за ручьем. У нас ручей под обрывом. Внизу «зеленки» нет, есть только поверху по террасам, между которыми серпантином идет скотогонная тропа. У меня есть мысли. Я через полчаса на связь выйду. Ждите.

– Хорошо, только поторопись, а то нам придется Билимханова бегом догонять.

Старший лейтенант Радченков отдал старшему сержанту Труханову наушники с микрофоном и замер, задумавшись.

– Так, значит, говоришь, с трех сторон, – произнес он через некоторое время.

Судя по сказанному, фраза ко мне относилась, хотя напрямую к моей персоне Радченков не обращался. И потому я ничего не ответил, ожидая конкретного вопроса.

– Это не необученные парни Авдорхана, – напомнил наш командир взвода. – Этих нашими силами не перекрыть. Через секунду после первого выстрела они уже в «зеленке» будут. Вплотную не встанешь – своих перестрелять можно. Рассеяться – они пройдут. Развернуть широкую цепь – людей не хватит.

Старший лейтенант Скорняков не отговаривал Радченкова от проведения операции. Он просто выкладывал свои возможные контраргументы, которые следовало каким-то образом обойти. Это даже я понял.

– Думать, думать давайте. Лавренец, – позвал командир минера. – У тебя «МОН-50» с собой есть?

– Две мины.

– Ты обещал кому-то их на склад вернуть?

Прапорщик не ответил.

– Тогда, как я понимаю, их следует использовать. Можно их установить на самом краю «зеленки» так, чтобы перекрыть участок дороги?

– Перекрыть участок дороги всегда возможно, – согласился Лавренец. – Только какой участок перекрывать? Надо выставлять так, чтобы точно на этот участок люди вышли. Управляемых взрывателей у меня нет. Только натяжного действия.

– А мы их приведем на этот участок, – подсказал Скорняков. – Давайте думать как.

Я вдруг вспомнил.

– Флаг.

– Что – флаг? – переспросил старший прапорщик Страшков.

– В «уазике» флаг дудаевский. Зеленый, с волком. В багажнике свернутый лежит. Я видел, даже отмотал чуть-чуть, чтобы посмотреть.

– Я тоже видел, – сказал старший лейтенант Скорняков. – Только не совсем понимаю, что мы будем с этим флагом делать? Мне не кажется, что они пожелают атаковать наши позиции, чтобы отбить флаг.

– А мы разве должны им свои позиции показывать? – спросил старший лейтенант Радченков. Он сразу уловил мою мысль. – Мы просто их всех перед этим флагом соберем. Надо какую-то картинку создать. Я понял, младший сержант. Работаем все. Собрать сюда тела убитых. Пять человек в «зеленке», двое на дороге. Этого хватит. Пойдемте место искать, где гвоздь вбивать!

– Какой гвоздь? – не понял Лавренец.

– На который мы картину нашу повесим.

«Гвоздь» нашелся быстро, поскольку из множества худших вариантов выбрать один более-менее подходящий было вполне возможно, и даже труда великого не составляло. Этот вариант и выбрали. С одной стороны, плохо было то, что обрыв над выбранным местом был довольно высокий, верхняя часть выступала вперед и над дорогой нависала, и он мог бы прикрывать от огня сверху, если бы такой огонь пришлось бы вести. И «зеленка» поверху от обрыва отступала далеко. И спуск сверху был рядом. Правда, этот спуск был одновременно и подъемом и мог использоваться и одной, и другой стороной. Но бандитам Билимханова место ничего не говорило о возможном присутствии здесь засады. Напротив, место, при первом рассмотрении, не слишком походило на удобное для засады. Хотя сам эмир Асланбек Билимханов всегда славился повышенной осторожностью и потому, видимо, до сих пор на свободе гулял. Он мог на такое и не попасться. В других же местах, осмотренных на предмет возможности устроить ловушку, или спрятаться было негде, или сами места могли показаться Билимханову опасными, и он бы просто не подошел к ним, несмотря ни на какие приманки.

Однако у старшего лейтенанта Радченкова уже вовсю разыгралась богатая от природы фантазия.

– Тащите сюда волчье знамя.

Знамя принесли.

– В землю втыкайте.

Земля была каменистая, и воткнуть древко не удалось. Но быстро соорудили пирамидку из камней, благо камни здесь считать не приходилось и не приходилось издалека носить. Знамя на пирамидке смотрелось даже лучше, чем если бы из земли торчало. Солиднее~ Шелковое полотнище, только развернувшись, затрепетало на ветру.

– Теперь тела убитых, – распоряжался старший лейтенант. – Сажайте их кругом спиной к знамени. Дурак поймет, что это не солдаты.

Едва тела усадили в удобные позы, едва стерли с лиц уже запекшуюся кровь, Радченков обошел «картину» по кругу, поморщился, явно чем-то недовольный, и плечами пожал, на свой же вопрос сам себе отвечая.

– Думаешь, сработает? – спросил старший лейтенант Скорняков с нескрываемым сомнением, сам больше любитель открытого боя, чем хитрых приманок.

– Не уверен. – Радченков на своем и не настаивал. – Это только шанс. Будем надеяться, что сработает. Но у нас и выбор небольшой. А это будет только дополнением к общему моменту. Еще, еще камни. Вон туда, к стене. Мелкие. Не такие, чуть покрупнее, чтобы кучку сложить можно было. Только руками собирать, и не с одного места, чтобы было незаметно.

Я камни не таскал, я рядом со старшим лейтенантом Скорняковым стоял и наблюдал. С моей раной, я в который уже раз убедился, лучше было лишний раз не наклоняться. И дело даже не в напряжении мышц было, а только в движении. При наклоне боль пересиливала действие парамедола. Когда пирамидку под знамя выставляли, я приложился и несколько раз наклонился, поправляя камни, придавая им большую устойчивость. Причем камни не самые легкие. Этого хватило, чтобы боль вернулась. И уже не уходила. Она не была такой жгучей, как раньше, но доставала меня своей неотступностью. Утомляла и нервировала, делала капризным. Хотелось выплеснуть эти чувства, тогда, казалось, будет легче. Так всегда кажется, даже при зубной боли, и никогда не помогает. И нельзя срывать злость на окружающих. Будет бой, все негативные чувства сами выплеснутся. В бою даже давние детские обиды, ставшие причиной каких-то комплексов, проходят, и от комплексов избавляешься. Бой всегда человека другим делает. Это я по себе знаю. Я совсем другим стал, нежели до службы в армии. И это не взросление, а осознание себя, своей ответственности, своей решительности, своего умения быть твердым и жестким.

И мне требовалось собрать в комок всю ту твердость и жесткость, что я за годы срочной службы и за годы службы по контракту набрал, чтобы подавить в себе боль и никому не показать своего состояния. Хотя, наверное, состояние со стороны видно было, и опытный глаз мог его определить. Так старший лейтенант Скорняков глянул на меня раз, потом второй и спросил:

– Сильно болит?

– Ноет, – не смог я скрыть своих ощущений. – Заметно?

– Зрачок расширился. Во весь глаз. Может, все-таки отправить с вертолетом? Он вот-вот должен быть.

– Не надо, товарищ старший лейтенант. У меня такое чувство, что я здесь пригожусь.

У меня правда было ощущение, будто я что-то недоделал. Что-то такое, о чем другие знать не могут, и только я, когда созрею, когда пойму, смогу все на свои места поставить. Словно бы забыл какой-то важный момент, который сможет помочь выполнить общую задачу.

– Лавренец! – позвал старший лейтенант Радченков. – Твоя работа. Подойдут оттуда. Остановятся предположительно где-то здесь. Или там, – показывал старший лейтенант. – Выбирай сектор поражения[12], чтобы захватить как можно больший участок~ Будем надеяться на их любопытство.

– Рюкзаки! – через плечо скомандовал прапорщик.

Двое солдат тут же притащили свои утяжеленные дополнительным грузом рюкзаки, и прапорщик стал их распаковывать, вытащив две мины «МОН-50» и несколько мотков гибкого провода. Выполнять свою работу он не позволял никому. Сам связал проволокой руки за спиной всем убитым бандитам, а самих посадил в прежние позы. Провод был туго натянут от одного бандита к другому, но эти провода прапорщик сам, опять же никому не доверяя, хотя все спецназовцы прекрасно владели способами маскировки, начал обкладывать камнями, чтобы ни один участок провода не был виден со стороны, даже если рядом встанешь. Таким образом, все убитые составили связанное кольцо. К этому кольцу Лавренец накрепко присоединил другой провод, тоже протягивая его внатяг, туго, и вывел его через штаны крайнего бандита наружу. Ямку для провода он сам выкопал ножом, не доверяя саперной лопатке, оружию более грубому. Прапорщик буквально по сантиметру расковыривал каменистую почву, укладывал туда участок провода, прикрывал мелкими камушками, а сверху посыпал набранной в стороне пылью и каменной крошкой, причем такой, чтобы она не отличалась цветом и составом от лежащей поблизости.