Введение в Ветхий Завет. Книга 1 - Павел Юнгеров

И вне всякого сомнения стоят два положения: 1) упомянутые памятники в несравненно большем числе случаев более сходны с нынешним Евр. текстом, чем различны; и 2) сходство их увеличивается пропорционально точности и буквализму переводов и переводчиков. Кроме понимания свящ. текста, рассматриваемые памятники важны в настоящем случае заключающейся в них транскрипцией собственных еврейских имен и слов, оставленных без перевода. И здесь, если бы математически вычислить все случаи сходства и различия в чтении еврейских слов между этими памятниками и нынешним пунктированным текстом, то во всяком случае даже в переводе LXX окажется значительнейший перевес на стороне сходственного, а не различного произношения. Например, в Быт. 5 главе: Адам, Сиф, Энос, Каинан, Малелеил, Мефусал, Ламех, Сим, Хам, Яфет сходны у LXX с еврейским пунктированным произношением их, а различны: Иаред {??? евр.}, Энох {??? евр.}, Ной — {??? евр.}. Думаем, что такая же пропорция окажется при сличении произношения и всех других собственных имен. При этом еще нужно заметить, что всякий ученый, имевший дело с подобным сличением, убедится, что произношение древних переводчиков не всегда служило точной копией современного им общееврейского, а тем более традиционно-синагогального произношения. Греческие переводчики, несомненно, часто придавали греческие окончания еврейским именам, приспособляли к греческой грамматике их еврейские грамматические формы, также намеренно, хотя и естественно, видоизменяли и другие еврейские не переведенные слова ({??? евр.} = σάββατον; {??? евр.} = πάσχα и др.). Еще бл. Иероним замечал, что «произношение еврейских слов видоизменялось по провинциям» и месту жительства произносивших (Письмо к Евагрию). Так же и другие составители вышеуказанных памятников допускали подобное невольное и неизбежное видоизменение, отличающее их произношение от современного масоретского. — Вообще транскрипция древних переводных памятников служит, по общему мнению, одним из средств правильного суждения о древнем произношении еврейских слов, но требует тщательного обсуждения в каждом случае: уклонения ее не были ли намеренными и естественными, происшедшими от самих переводчиков (Buhl Kanon und Text. d. alten Testaments. 232 s. Gesenius. Geschichte d. Herb. Sprache. § 54. Ewald. Hebr. Gram. § 87, a. Lagarde. Mitteilungen. II. 5). Но общий очень важный для нас вывод в настоящем случае может быть всеми признан следующий: древние греческие переводчики, Иосиф Флавий, Филон, свящ. новозаветные писатели понимали ветхозаветный текст в несравненном большинстве случаев вполне согласно с пониманием его при современной пунктуации; произносили еврейские слова, собственные и несобственные имена, согласно, в несравненном большинстве случаев, с современным пунктированным произношением их. Эти памятники не дают основания решать вопрос: были ли во время происхождения их письменные знаки гласных звуков в свящ. еврейском тексте, но они с несомненностью утверждают то положение, что во время их составления у евреев было твердо выработано и согласно установлено произношение еврейских слов в гласных звуках. Согласие же в этом отношении рассматриваемых памятников с современной еврейской пунктуацией утверждает авторитет последней и согласие ее с древним еврейским преданием о еврейском словопроизношении. Здесь, т.о., дается третья ступень в последовательной истории еврейской пунктуации и в вопросе о ее древности. Масоретская пунктуация является древней в твердо установленном еврейском словопроизношении, безотносительно к тому или иному виду записи этого словопроизношения (в знаках или буквах).

Переводы Пешито и таргумы, не пунктированные в их древних рукописных экземплярах, дают повод думать, что при составлении их и в еврейском тексте не было пунктуации. Сходство (переходящее особенно в Пешито часто в тождество) понимания в этих переводах еврейского текста с пониманием слов в пунктированном виде, подобное же сходство в произношении собственных имен, выражаемом обильным употреблением полугласных букв, — подтверждают исторический авторитет современной еврейской пунктуации. Но к этому общему с предыдущими памятниками значению, в Пешито и таргумах присоединяется другое. Их язык есть тот же почти еврейский язык по словам, оборотам, грамматике. А главное, еврейские слова составляют главную основу арамейского и сирского языков. Поэтому снабженные множеством полугласных букв, часто употребительных здесь, еврейские слова в этих переводах дают основание судить о еврейском произношении гласных звуков уже не в отдельных и единичных лишь случаях, собственных именах, а во всем почти ветхозаветном тексте. Сходство же произношения еврейских слов в этих переводах с нынешней пунктуацией утверждает древность и истинность ее словопроизношения.

Дальнейший памятник еврейского словопроизношения представляют творения бл. Иеронима. Его творения заключают в себе следующие данные для решения настоящего вопроса. Он весьма часто замечал, что в употреблявшемся в его время еврейском священном тексте была значительная разность между начертанием его и устным произношением; inter lectum et scriptum, quod legitur et scribitur. Он весьма часто указывал примеры «двоякого — ambiguae» чтения, возможного для известного еврейского слова, при одинаковом произношении и начертании его согласных букв. Он, например, замечал, что у Ис. 9:7 слово {??? евр.} одни читали: deber — и переводили: язва, другие: dabar и переводили: слово; можно читать и dabber — говорить; у Ис. 56:11 слово {??? евр.} одни читали: roim — пастухи, другие: reim — друзья; у Ос. 11:10 слово: {??? евр.} одни читали: majim, другие: mijam; у Ос. 13:3 слово ючк читали arbe и aruba (Ep. ad Damasum). Существовавший в его время еврейский священный текст давал одинаковое право для указанных обоюдных произношений, а отсюда и значений слов. Он замечает также, что еврейские слова в его время произносились различно, смотря по благорасположению читателей, связи речи, местным выговорам и произволу (Epist. ad Evagr.). Но представляя в столь печальном и неопределенном положении современное еврейское словопроизношение и стоящее часто в связи с ним понимание самого священного текста (язва или слово, пастухи или друзья и т. п.), бл. Иероним указывал этим лишь на особую трудность своей работы, перевода и толкования, и замечания свои высказывал в некоторых единичных лишь случаях. Общий же вид и свойство его перевода и толкования свящ. текста опровергают эти единичные замечания. Если бы, действительно, весь еврейский текст так разнообразно произносился и понимался евреями, как представлено в приведенных замечаниях, то очевидно и сам Иероним в каждом стихе должен был бы останавливаться едва не десятки раз и выражать свое собственное произношение и понимание почти каждого еврейского слова, допускающего при сходстве согласных букв разность в гласных звуках и значении. Однакож на деле ничего подобного нет ни в переводе, ни в толковании Иеронима. Обычно для него ветхозаветный текст представляет твердо и ясно определенное словопроизношение и значение, дающее для его трудов ясное и бесспорное основание. Поэтому его переводческие и толковательные работы происходили очень быстро и успешно, в три-четыре года он успевал перевести и составить несколько «книг» толкований на ветхозав. книги, и все ветхозаветные книги перевел и объяснил лет в 15-20. И при настоящем строго установленном пунктированном еврейском тексте подобный успех невозможен современным, хотя и много ученым, но физически маломощным людям. — Вне всякого сомнения, что успешность трудов Иеронима совершенно невозможна при полной «неопределенности» еврейского словопроизношения. Следовательно, его замечания и жалобы нужно понимать в очень и очень ограниченном смысле в приложении лишь к редким затруднительным словам, но никак не ко всему еврейскому тексту. — Только твердо установленным и общеизвестным еврейским словопроизношением и пониманием ветхозаветного текста можно объяснить значительнейшее, преимуществующее перед вышерассмотренными переводами, сходство Иеронимова еврейского словопроизношения собственных и нарицательных имен и понимания ветхозаветного еврейского текста с словопризношением и пониманием настоящего пунктированного еврейского текста. Очевидно, сообщавшееся ему учителем его — «евреем» чтение и понимание еврейского текста было общеустановленным в еврейских ученых школах и синагогах и впоследствии записано еврейскими пунктаторами. — Иногда бл. Иероним и сам для себя находил научные основания для известного чтения и понимания еврейских слов: связь и последовательность речи (напр. Быт. 26:23; Ис. 2:12…), чтение и понимание еврейских слов у более древних переводчиков: у LXX толк., Симмаха и Феодотиона (Ам. 3:11; 4, 12-13; Мих. 5:3; 7:12…). Но выше всего для него стояло еврейское предание, выражавшееся в обычной у него формуле: «так учил меня еврей» (Соф. 3:8; Ам. 3:11…).