Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый - Владислав Петров

Борис Арнольдович только кивал.

Конечно, Нинель кое-что в своем рассказе сознательно или нечаянно опускала, кое-что излагала не совсем так, как оно происходило на самом деле, но как он мог не кивать, если покорябанное и покрытое синяками лицо Нинели так одухотворенно сияло.

— А что она конкретно хотела-то?

— А, — небрежно отмахнулась Нинель, — Бориса Арнольдовича хотела отнять. Но он мне и самой пригодится! — и она игриво подмигнула подбитым глазом.

…Когда Борис Арнольдович ворочался в еще не обмятом гнезде, стараясь поудобней уложить в нем свое немалое тело, вдруг свет Луны, проникавший сквозь лаз, заслонился чем-то. Это была голова Нинели.

— Простите великодушно, Борис Арнольдович, но я не смогу заснуть, пока не объясню вам… Вы помните, что Фанатея болтала, ну насчет якобы прозвища? Так вы не верьте. Тарзаном вас некоторые называют, это правда. Но я — никогда. Я вас и в глаза и за глаза — исключительно по имени-отчеству.

— Спите спокойно, — успокоил Борис Арнольдович женщину, — с чего вы взяли, что я мог ей поверить? Даже и в мыслях у меня не было — верить. Но главное, что в них страшного — в прозвищах и в псевдонимах? Ровным счетом — ничего.

Наверное, Нинели хотелось как-то оспорить его последние слова, она чуть-чуть еще замешкалась, но потом решила, что для споров не время. И голова ее исчезла, уступив место звездам и Луне.

Так завершился еще один день, прожитый Борисом Арнольдовичем на обезьяньем острове.

— Вот и все, — сказала Нинель утром, — наши путешествия по Острову кончены. Жаль, не успела я вам показать резиденцию Генерального председателя. Но это пустяки. Мардарий покажет. Главное, остальное все успели. Передвижение и ориентирование вы освоили, в нравах наших разобрались, посещать мероприятия, надеюсь, полюбили.

Так что можете обходиться без посторонней помощи. Можете. Только очень прошу: не нарушайте правила техники безопасности. Свалитесь, как Фанатея, да и все.

Какой-то очень невеселой была с утра Нинель.

— Ну что же вы так! — Борис Арнольдович рассмеялся, желая подбодрить спасительницу и наставницу. — Я всегда буду нуждаться в ваших советах! И возможно, не сегодня завтра мне тоже делянку на пастбище определят. Сколько можно меня даром кормить. Я ведь всего лишь инженер, то есть человек, имеющий абсолютно бесполезную в вашем мире профессию.

Глаза бедной Нинели увлажнились, и она поскорее ускакала к детям искаться и потом больше не глядела на своего бывшего подопечного. А он опять поймал у себя на груди блоху, которой, казалось бы, неоткуда в новом гнезде взяться. Конечно, надо бы держаться от Нинели и других четвероруких подальше, но это условие совершенно невыполнимо…

Город опустел, а Борис Арнольдович остался. Он влез на самый верх, лег там на свежем ветерке и стал смотреть в небо. Сперва оно было безупречно голубым, но потом стало казаться чуть-чуть грязноватым по краям. Словно там зарождалось нечто вроде легкой облачности.

Скоро стало скучно. Захотелось куда-нибудь отправиться. Например, к Мардарию. Получить паек на день. Или к Фогелю, с которым до сих пор еще ни разу не довелось побеседовать накоротке. Или вообще в другой конец Города.

Можно попытаться самому отыскать резиденцию Генерального. Испытать пространственное чутье. Сработает — не сработает?

А можно вообще домой рвануть! Какой смысл задерживаться дольше? Пока оставляют одного, надо пользоваться. Потом, на глазах у общественности, куда убежишь? Да еще гражданином сделают.

Поддавшись порыву, Борис Арнольдович мигом спустился в свой кокон, натянул плавки, схватил ласты, маску, задумался, как бы их на себе закрепить, чтобы не тащить в руках. Привязать, что ли?..

Между тем порыв стал сходить на нет. Побег — дело серьезное. С бухты-барахты делать его — заведомый провал. Еще тиграм скормят. Наверняка скормят, чего им. Нет, нужно основательно подготовиться. Чтоб хоть какие-то гарантии. Паек получить. Сумку какую-нибудь достать. В общем, не пороть горячку…

Тут появился Мардарий.

— Что, уже хочешь когти рвать? — бесцеремонно загоготал младший председатель, но сразу сделался серьезным. — Придется это дело пока отложить.

— Да нет, я просто…

— Ладно, я же ничего не вижу, не слышу. В общем, давай бросай все и — вперед. Генеральный сегодня изъявил желание на тебя посмотреть. Станешь наконец гражданином. Правильно, тебе же лучше. Поскорей отвяжешься, да и дело с концом.

Борис Арнольдович с явным облегчением скинул негигиеничные синтетические плавки, от которых тело успело отвыкнуть совершенно, и поспешил вслед за Мардарием. Мардарий сперва здорово от него оторвался, а потом резко сбавил темп.

— За мной поспеть не старайся, Арнольдыч, а то еще угробишься, меня потом совесть заест. Ты никогда не будешь таким резвым, как я. Происхождение не позволит, уж извини…

— Фи, да разве в резвости счастье!

— Нет, конечно, но я же вижу, что ты изо всех сил стараешься. Послушай, Арнольдыч, а как тебе вообще-то Нинель?..

— В каком смысле?

— Ну в каком, в нормальном смысле!

— Никогда больше… Умный мужик, а такое говоришь! Не понимаешь, что ли, какие мне должны нравиться?

— Понимаю, отчего же. Но жизнь — штука сложная. Так что ты в случае чего не обижай бабу. Ей и так досталось от жизни.

— Да что вы все, с ума посходили?! — задохнулся Борис Арнольдович на лету, отмахнулся от Мардария, как праведник от богохульника, а про себя подумал, без всякого перехода, что вот, мол, как оно складывается. Нинель тут у них многим нравится, несмотря на двух несовершеннолетних дочек, а она из-за него, из-за Бориса Арнольдовича, вступает в смертельную схватку с самой Фанатеей. И побеждает! С его, так сказать, именем на устах!

И странную, непотребную, если так можно выразиться, гордость ощутил вдруг Борис Арнольдович.

Дальше двигались молча. Неожиданно джунгли расступились, и внизу мелькнула вода.

— Это наша вторая речка, она меньше первой, — пояснил Мардарий.

Речку перемахнули, не спускаясь вниз. Такой она была узкой, скорее даже не речка — ручей. Дальше путь лежал вверх по ручью, они то углублялись в джунгли, то вновь двигались над самой водой, срезая таким образом прихотливые загибы протискивающейся меж камней воды. Местность все круче и круче забиралась вверх, все чаще и чаще течение звонкой речки перебивалось небольшими водопадиками.

Расстояния между фикусами сделались больше. И продолжали увеличиваться. Все трудней становилось перелетать с дерева на дерево, все чаще Борис Арнольдович спускался на землю и одолевал открытые пространства бегом. Здесь была нормальная почва, поросшая невысокой густой травкой.

Мардарий еще ухитрялся двигаться по верхам, но уже напоминал скользящий против ветра парусник. Такие большие галсы приходилось ему совершать порой. В конце концов вынужден был сойти вниз и он.

Стали попадаться патрули внутренней службы. Посты. Как при подходе к самолету. Тоже наглые и развязные.

— Все, — сказал Мардарий, когда они прошли Бог знает какой по счету пост, — дальше ступай один. Генеральный тебя увидит и окликнет. Давай!

И Борис Арнольдович пошел все выше и выше. Потом подъем прекратился, и дальше едва приметная тропка пошла горизонтально. Деревья стали совсем редкими, приземистыми, но раскидистыми. Там и сям запестрели цветы.

В другое время Борис Арнольдович обязательно рассмотрел бы их, ему вообще эта местность показалась почти родной после изрядно надоевших джунглей, но он боялся опоздать на решающую аудиенцию и нигде ни на что не отвлекался.

Тропинка привела Бориса Арнольдовича к небольшой скале с дыркой, проделанной не то ветрами, не то водами в незапамятные времена. Он с любопытством засунул голову в дыру, полагая, что имеет дело с чем-то вроде каменного кокона, но ошибся. Внутренность пещеры более напоминала жилище человека, довольно давно спустившегося с дерева.

При свете дня бросились в глаза наскальные рисунки, вперемежку изображающие библейские сцены, сцены заготовки плодов хвостатыми обезьянами, а также что-то по-настоящему древнее, каменного века. А еще надписи, надписи…

На потолке пещеры темнело пятно копоти, под ним, на полу, тоже было черное пятно, а рядом — кучка сухого хвороста, дальше, в углу — застланная каким-то тряпьем лежанка. Еще вокруг кой-какие предметы простейшего назначения.

Все это, конечно, просто сразило Бориса Арнольдовича, уже смирившегося с мыслью, что если не удастся с Острова убежать, то не видать ему нормальной человеческой жизни никогда более. Конечно, перед ним была не самая нормальная, но явно человеческая! Он бы и сам ничего лучшего не устроил, появись вдруг такая возможность.

Однако где же хозяин или хозяева?

И стоило Борису Арнольдовичу так подумать, как его окликнули старческим фальцетом.