Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами - Дэвид Эдмондс

Великобритания тоже в последние годы жизни Поп-пера отдала ему дань уважения и не обошла наградами, в числе которых было рыцарское звание и орден Кавалеров почета. Поппера называли любимым философом Маргарет Тэтчер; сама она писала, что Поппер и фон Хайек были ее гуру.

Однако путь Поппера к славе был долог, труден, даже мучителен. Пока он делал карьеру как философ, посещая конференции и выступая с докладами, они с женой зарабатывали на жизнь преподаванием в венских школах. Только в возрасте тридцати пяти лет, приняв решение распрощаться с Австрией, благодаря помощи и поддержке Фридриха фон Хайека, профессора Лондонской школы экономики (и, что любопытно, троюродного брата Витгенштейна по материнской линии), Поппер впервые в жизни получил постоянное место работы в университете — в Новой Зеландии, которую едва ли можно было назвать мировым центром философской мысли.

В 1936 году, когда тучи на политическом горизонте сгустились так, что не замечать этого было уже невозможно, Поппер обратился в британский Совет поддержки ученых, прося помочь ему покинуть Австрию и спастись от антисемитских выпадов со стороны учеников и коллег-преподавателей.

Следующий этап был долгим и утомительным. Совет выслал ему подробную анкету, где, в числе прочего, следовало указать свой заработок («Два фунта в неделю») и галочкой отметить, согласен ли он на работу в какой-либо из тропических стран Британской империи («Да, если там не слишком плохой климат»). Ему пришлось доказывать одному из руководителей Совета, профессору Дункан-Джонсу (чьи вопросы, впрочем, были продиктованы лучшими побуждениями), что хотя его, Поппера, пока не выгоняют с работы, ему, как и другим евреям, действительно грозит опасность. Во внутренней переписке Дункан-Джонс даже высказал предположение, что Попперу следовало бы совершить какой-нибудь «политически неблагоразумный» шаг, чтобы ускорить собственное увольнение: это позволило бы ему быстрее получить от Совета финансовую поддержку.

Помимо всего прочего, требовались рекомендации. Зная, в каких красках Поппер изображал якобы непреодолимую пропасть между ним и Венским кружком, можно только удивляться, что за рекомендациями он обратился к некоторым членам кружка, в том числе к Карнапу, Кауфману и Крафту.

Тот факт, что человек тридцати четырех лет от роду, имевший одну-единственную публикацию на немецком языке, предъявил Совету рекомендательные письма от светил мировой науки, говорит о многом. Более «звездный» список трудно и представить: Альберт Эйнштейн, Нильс Бор, Бертран Рассел, Дж. Э. Мур, Рудольф Карнап (на некоторых из них Поппер произвел большое впечатление своими лекциями и докладами на конференциях в середине тридцатых). Однако Дункан-Джонс потребовал дополнительных подтверждений того, что Поппер достоин помощи со стороны Совета поддержки ученых. Он писал, что те, к кому он обращался от имени Совета, не числят Поппера в первых рядах венских философов. Но не будем забывать, что Поппер в те времена был скромным школьным учителем.

Среди множества рекомендаций была одна, которая, вероятно, уязвила Поппера в самое сердце. Биолог Джозеф Нидем в своем рекомендательном письме высказал предположение, что Поппер не станет для Совета слишком тяжким финансовым бременем:

«В общем и целом, нет никаких сомнений, что, имея возможность писать и публиковаться, он [Поппер] навершка найдет себе должность, поскольку принадлежит к тому же типу людей, что и доктор Витгенштейн, бывший в последние годы членом совета Тринити-колледжа. Таким образом, Совет поддержки ученых может быть уверен, что его помощь будет необходима лишь на ограниченное время».

Наконец все было улажено — хотя Попперу в его неустойчивом и опасном положении казалось, наверное, что время тянется невероятно долго. Ему была гарантирована финансовая поддержка и предложена временная лекторская должность в Кембридже. В какой-то момент извещение об этой «академической любезности» затерялось на почте, и Поппер написал Муру нервное письмо, прося повторить приглашение… Однако к тому времени, как оно пришло, Поппер выяснил, что его просьба о приеме на постоянную должность лектора в колледже Кентерберийского университета в новозеландском городе Крайстчерч тоже увенчалась успехом. Он снова написал в Совет поддержки ученых, на сей раз по-немецки. Поппер был счастлив, хотя Новая Зеландия и казалась ему краем света: «Это, конечно, не Луна, но почти так же далеко».

И все же это было не настолько далеко, чтобы забыть о Витгенштейне. Именной указатель к «Открытому обществу» содержит пятнадцать упоминаний о Витгенштейне — все враждебного характера, — и целые страницы примечаний посвящены критике «Трактата». В аудитории НЗ у Поппера был один-единственный шанс высказать эту критику Витгенштейну в лицо.

На научной репутации Поппера в англоязычном мире, несомненно, сказался тот печальный факт, что его первый основополагающий труд, «Logik derForschung», изданный на немецком в 1934 году, был переведен на английский только четверть века спустя. Да и после, уже став известным и знаменитым, он все равно долго искал издателя для «Открытого общества и его врагов». «Трактат» Витгенштейна тоже увидел свет не без родовых мук — но тут сыграли свою роль соображения, связанные с его потенциальной продажей, а отнюдь не сомнения в ценности самой работы. Поппер же был вынужден долго убеждать издателей, что его труд перевернет современное мировоззрение. Если бы не поддержка его близкого друга и сторонника Эрнста Гомбриха, который, не жалея сил, представлял интересы Поппера в Лондоне, тогда как сам автор все сильнее впадал в неистовство, находясь в Новой Зеландии, книга могла бы никогда не появиться в свет.

В 1945 году благодаря помощи фон Хайека Попперу предложили должность доцента в Лондонской школе экономики — и там на протяжении двадцати трех лет, начиная с 1949 года, он возглавлял кафедру логики и научного метода. Едва прибыв в Англию, он тотчас стал популярной фигурой: «Открытое общество» наконец-то было опубликовано, и автора наперебой приглашали выступить перед аудиторией. Сейчас, сквозь призму времени, становится видно, что это был пик его карьеры (которой суждено было продлиться еще более четырех десятилетий), ибо вскоре он стал избегать конференций и профессиональных форумов, предпочитая трудиться в одиночестве дома и превращаясь в «великого затворника». Он по-прежнему много и плодотворно трудился, расширяя сферу своих интересов, но «героический период», период решения фундаментальных проблем, остался позади.

Отношения Поппера с философским истеблишментом новой родины всегда были прохладными: видимо, он с давних пор разочаровался в англичанах, а когда окончательно утратил всякую надежду на то, что они сумеют понять и оценить оригинальность его идей, стал вести себя с ними все более самоуверенно. Еще в 1936 году, будучи в Англии, Поппер присутствовал в качестве гостя А. Дж. Айера на собрании Аристотелевского общества и слушал доклад Рассела. Он попытался вступить в полемику, но аудитория, приняв его критические замечания за шутку, встретила их смехом и аплодисментами. Сорок лет спустя Поппер писал: «Не знаю, заподозрил ли хоть кто-нибудь из них, что я говорил совершенно серьезно — и более того, что мои взгляды со временем станут общепризнанными». В тот приезд он совершил первую вылазку в Кембридж, выступил в Клубе моральных наук с докладом об индукции и лишь по чистой случайности не встретился с Витгенштейном — того свалила с ног «чертова простуда», как он выразился в письме к Муру. Отсутствие Витгенштейна, мысли о котором уже тогда не давали Попперу покоя, было для последнего большим благом: через десять лет он будет гораздо лучше вооружен для встречи с противником.