Обольщение красотой - Шерри Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герцог принес свои обеты с впечатляющей бесстрастностью. Венеции приходилось слышать, как с бóльшим чувством Фиц заучивал латинские склонения. Куда делся человек, который хотел проводить с ней каждую минуту? Готовый устранить все препятствия, чтобы быть к ней ближе?
Самое скверное в их вынужденной свадьбе заключалось в том, что на «Родезии» они были самими собой. А два человека, пытавшиеся связать свои судьбы сегодня, были всего лишь масками: редкой красавицы и надменного, бесчувственного герцога.
Увидит ли она когда-нибудь снова его истинную сущность? И осмелится ли показать ему свою?
Хелена сходила с ума.
Стоимость бумаги снова возросла. Две рукописи, продолжения которых она ожидала, задерживались.
Сьюзи, ее новая тюремщица, сидела за дверями конторы, вышивая стопку носовых платков с терпением столетней черепахи. Тем не менее Хелена была бы вполне довольна жизнью, если бы Эндрю явился на официальную встречу в «Фицхью и К°», чтобы получить первый экземпляр второго тома его «Истории Восточной Англии», только что вышедший из-под печатного пресса.
С момента ее возвращения в Англию прошло три недели, три долгие, мучительные недели, особенно после последнего письма Эндрю, которое она получила на следующий день после бала у Тремейнов. Он униженно извинялся, заявляя, что осознал всю ошибочность своего поведения и впредь не станет делать ничего, что угрожало бы ее репутации.
К черту репутацию! Неужели никого не волнует ее счастье?
Мать Эндрю полностью поправилась после простуды, которая так встревожила ее родных. Хелена видела ее на одном из приемов, хрупкую, но решительную. Эндрю, однако, продолжал отсутствовать на всех светских событиях. В тот единственный раз, когда Хелена столкнулась с ним, она ехала в коляске вместе с Милли и не осмелилась на большее, чем улыбка и кивок.
И теперь Эндрю отказался от назначенной встречи.
Хелена встала и принялась расхаживать по комнате. Но это только усилило ее возбуждение. Поэтому она снова села, просмотрела стопку писем и вскрыла пакет с рукописью. Это была рукопись книги для детей. Издательство «Фицхью и К°» не публиковало детские книги, но рисунок двух утят на первой странице был таким милым, что Хелена невольно перевернула страницу.
И погрузилась на час в чистое волшебство.
Рукопись содержала дюжину рассказов, в необыкновенно живой и увлекательной манере повествующих о животных. Хелена пришла в восторг от каждого, но отметила несколько упущений. Устранив их, она могла бы опубликовать первый рассказ в сентябре, а затем выпускать каждый месяц по книге на протяжении следующих одиннадцати месяцев. Рассказы наверняка будут пользоваться успехом, и к следующем Рождеству она сможет издать их в подарочном оформлении.
Воодушевленная, она распахнула дверь в приемную.
— Мисс Бойл, я хочу, чтобы вы немедленно отправили письмо, — она бросила взгляд на рукопись, которую держала в руке, — мисс Эванджелине Саут и предложили ей сто двадцать фунтов за авторское право на ее сборник. Или наши обычные условия в виде комиссионных. Попросите ее ответить как можно быстрее…
У окна сидел Гастингс и пил чай.
— Что вы здесь делаете?
— Я вызвался доставить вас домой. На семейный ленч, который устраивает миссис Истербрук, — объяснил он. — Кстати, если бы вы установили телефон, мне не пришлось бы тащиться сюда.
— Никто вас не просил, — бросила Хелена. — И какое отношение к семейному ленчу имеете вы?
— Я не сказал, что буду присутствовать там, только, что доставлю вас к Фицу.
— Но мисс Бойл…
— Я заказал корзинку провизии из Харродса[11]. Ваши служащие чудесно перекусят. А теперь поехали? Карета ждет.
Поскольку у нее не было серьезных возражений, которые прозвучали бы убедительно для горничной и секретарши, Хелена отдала последние распоряжения мисс Бойл, надела пальто и прошествовала впереди Гастингса к двери, а затем в карету.
— Сто двадцать фунтов за авторское право на книгу, которая будет издаваться по меньшей мере сорок лет, довольно жалкое предложение, вам не кажется? — поинтересовался Гастингс, подав знак кучеру трогаться.
— Довожу до вашего сведения, что мисс Остин получила всего лишь сто десять фунтов за авторское право на «Гордость и предубеждение». И это было в те времена, когда фунт стерлингов существенно ослаб из-за расходов, вызванных наполеоновскими войнами.
— Ее просто ограбили. Вы аналогичным образом намерены ограбить мисс Саут?
— Мисс Саут вправе сделать мне контрпредложение. Или согласиться на комиссионные, если не хочет получить солидную сумму вперед.
Гастингс усмехнулся.
— Вы — практичная женщина, мисс Фицхью.
— Спасибо, лорд Гастингс.
— Тогда тем более непонятно, что вы нашли в мистере Мартине.
— Я скажу вам, что я нашла в Эндрю: открытую душу, способность удивляться и полное отсутствие цинизма.
— А знаете, что вижу в нем я, мисс Фицхью?
— Нет, не знаю.
— Трусость. Когда вы впервые встретились, он не был даже обручен.
Это так похоже на Гастингса — во всем находить недостатки.
— Существовали давние договоренности.
— Джентльмен не может жить, следуя договоренностям других.
— Не все живут только ради собственных удовольствий.
— Но мы с вами так и делаем.
Год назад Хелена стала бы категорически возражать против подобного утверждения. Но сейчас это было бы лицемерием. Отвернувшись к окну, она вновь пожалела, что ей не удалось подвигнуть Эндрю на сопротивление матери.
Эта неудача изменила Хелену. Во многих отношениях к лучшему. Она решила, что больше никогда не допустит крушения своих самых заветных желаний. Получив наследство, она ни секунды не колебалась, прежде чем вложить этот капитал в издательское предприятие. Наладив дело, она настояла на издании рукописи, которую Эндрю держал запертой в ящике своего стола. Рецензии, которые он получил после публикации первого тома, так вдохновили его, что несколько месяцев он не ходил, а порхал по воздуху, горячо благодаря ее при каждой встрече.
Но в то же время потеря Эндрю закрыла внутри невидимую дверцу. Счастье, которое они когда-то испытали вместе, превратилось в нечто сокровенное и недосягаемое. Ни один джентльмен не мог даже приблизиться к тому, чтобы заменить Эндрю. И ни один даже не пытался.
Хелена хотела только того, что могла бы иметь, будь этот мир идеальным.
Фиц насвистывал, просматривая отчет, который держал в руке. Милли не знала, каким он был до того, как оказался обремененным разваливающимся поместьем. Для человека, все надежды которого были жестоко разбиты, он вел себя с безупречным достоинством, похоронив свое разочарование и посвятив себя обязанностям.