Падение сквозь ветер - Олег Никитин

19 ноября. Рассказал сегодня Буззу про Зублю, так он чуть со стула от смеха не свалился, хорошо еще, что на уроке дело было, так что пришлось ему заткнуться. «Что тут смешного? – спрашиваю его. – Зверь, можно сказать, пришел попросить у меня защиты от зимних холодов, а ты гогочешь?» Он не нашелся, что ответить, и сделал вид, будто Холля слушает.

20 ноября. Я вот думаю – Зубля он теперь или Зубль? Наверное, все же Зубль, но это имя какое-то неудобное, к тому же ему непривычно будет, если я его так назову. Зубль-крыс – это звучит! Не приходит, обиделся, что ли?

23 ноября. Возвращался сегодня из школы, земля сейчас уже совсем мерзлая, только снег еще не лежит. Случайно вниз посмотрел и крысиные глазенки заметил – он, оказывается, под крыльцом себе дупло устроил. Сидит и морду из щели высовывает. Я ему говорю: «Зубля, ко мне!», он высунул нос, осмотрелся и вылез, хвост какой-то синий, от холода, что ли? Ну, думаю, только бы родители меня сейчас не увидели. Дверь открыл, и зверек передо мной туда проскочил, и сразу ко мне в комнату. Неужели дорогу запомнил? Я где-то слышал, что крысы самые умные после человека животные. На Зублю посмотришь – и точно, этакий мудрый крыс, только говорить не умеет. Расстелил я ему под кроватью мешковину, в чулане пришлось пошарить, старую треснутую тарелку поставил. Надеюсь, никто не заметит, что она пропала. А заметят, скажу, что случайно разбил. Жрет он будь здоров! Сейчас написал эти слова и заглянул под кровать – спит как сурок. Не буду никому про него рассказывать, а Буззу скажу, что больше свою крысу не видел. Опять пришлось его с мылом мыть – чуть за палец не укусил, паразит, так мыло не любит. Может, пусть сам отчищается?

24 ноября. Зубля после одного урока стал совсем умный, специально ходит сквозь свою дыру на улицу, там свою нужду справляет. А в дырку эту почему-то стал снег залетать! Так я ее куском плотной парусины завесил. Но все равно, по полу слегка дует, так что я в теплых носках теперь по комнате хожу.

8 декабря. Снег уже лежит на земле толстым слоем, даже притоптать его успели. Представления в цирке прекратились дня два назад. Я слышал от Бузза, что маг стал показывать совсем уж необычные фокусы. Якобы Маккафа у него раздваивалась, одна половина сидела, а другая «летала» над ареной, но что-то мне с трудом верится. А то еще огненные шарики стал над публикой рассеивать, народ поначалу пугался, а потом понял, что это все ненастоящее. Ну, ветер-то по рядам пустить он и раньше был мастак, сам помню. Реннтиговская девчонка в последний свой приход опять меня стала доставать – пойдем да пойдем, но тут этот номер прикрыли, аккурат в самом начале декабря. Не знаю уж, повезло мне или наоборот, но теперь хоть не так мучаться буду. Хотелось мне еще раз на Маккафу посмотреть, сил нет! Бузз сказал, что это все Орден виноват. Очень может быть, кто его знает».

Заметно стемнело, и магистр на минуту оторвался от чтения, чтобы зажечь свечу и закрыть ставни в кабинете. Картина с мегаллиновым лицом в отблесках пламени словно ожила, задвигалась, приобретая зримый объем. Валлент с усилием оторвал от нее взгляд и вновь склонился над дневником погибшего мага.

«10 декабря. Сегодня ходил в театр, посмотреть, как там у Бузза дела идут, и Маккафу у входа встретил. Прямо нос к носу столкнулись. Стою как дурак и смотрю ей на губы, они у нее как раз на уровне моих глаз. Ни слова сказать не могу, и она тоже какая-то молчаливая и даже печальная. Переживала, наверное, что их с магом номер прикрыли. «За билетом приходила?» – спрашиваю. «Ага, через неделю у вас премьера, все девчонки собираются. Вот, себе и Бюшше взяла». – «А я за спектаклями не слежу», – говорю. Она смеется и говорит: «Все еще Баррбуку, дочь колдуна, вспоминаешь? Не все же пьесы такие, есть и про всяких героев». Честно говоря, мне стало приятно, что она помнила про наш совместный поход в театр, хоть он и был сто лет тому назад. «Может быть, зайдем, чаю выпьем», – ляпнул я и чуть язык себе не откусил от досады. Вдруг она согласится и нас кто-нибудь из одноклассников увидит? Потом точно целый год потешаться будут, и так уже, по-моему, насчет моего роста все кому не лень прохаживаются. И надо же такому случиться, что она согласилась! Я прямо холодным потом облился, когда представил себе маму при виде Маккафы. Она совсем скоро собиралась домой прийти. Она тут как-то раз спросила меня про «красивую девочку из цирковой семьи», я что-то промямлил невнятно, она больше и не спрашивала. Пришли мы ко мне, Маккафа обувь сняла и чуть пониже оказалась, но все равно примерно на два пальца выше меня. Отец был в суде, сегодня опять какое-то дурацкое дело слушали, он рассказывал вчера за ужином, а мать в театре с гримом возилась, так что мне пришлось самостоятельно чайник на плиту ставить. Дрова мы в прошлом году экономили, а в этом году запасли – тучу! Чуть ли не весь подвал ими забили. И даже мешок угля по случаю прикупили. «Ты какой чай предпочитаешь – «Хайкумский маковый императорский» или «Прозрачный лепесток»? «Лепесток» настоящий, почти прозрачный». Она сказала, что ей все равно, я выбрал маковый и все подготовил, и потом мы пошли в мою комнату. Идем, и я вспоминаю, что ее портрет со стенки шкафа не убрал, и он все так же там висит, как и весной, когда она впервые ко мне пришла. Ну, думаю, сегодня у меня день проколов. Она, конечно, сразу его заметила, но ничего не сказала, будто так и должно быть. Стали мы с ней про школьные дела говорить, то да се, она меня и спрашивает, выбрал я себе профессию или нет. Я говорю, что еще нет, и тогда она мне предложила в Орден сходить, у них в январе будет проходить конкурс на место стажера. «Ну да, так меня и возьмут! Знаешь, как там строго?» – «Знаю», – ответила она и усмехнулась, а я опять чуть вслух свою тупость не проклял – своими же глазами видел, как она с магом на арене выступала! Уж наверное он ей порассказал про свой жизненный путь. Я, кстати, так и не имею понятия, как этого типа зовут, да и какая разница? Тут свисток на чайнике сработал, и я пошел заваривать напиток. Вернулся, и Маккафа мне говорит: «А давай мы тебя проверим, подойдешь ты им или нет!» Я даже опешил: «Что, это так просто?» Она замешкалась, как будто пожалела, что завела об этом речь. «Ну, ты же пойдешь в Орден, правда? – почему-то спрашивает. – Видишь ли, они предлагают этот тест только тем, кто уже прошел предварительный отбор». – «А если я не пройду?» Она скривила губы и смотрит на меня как на недоумка. «И то верно, всякое бывает». Я опять пошел на кухню, чтобы принести наконец чай, а когда возвращался, заметил, как она от окна отходила, наверное, на свои часы смотрела. Они у нее почти такие же красивые, как она сама – с маленькими жемчужинами вместо простых делений, а посредине рубиновый кристаллик, острый, как игла. И стекло сверху совсем прозрачное, начинка у часов, когда они на солнце, наверное, так и сверкает. И тут словно нечистая сила меня за язык потянула! Говорю как бы между прочим, что я думал над цирковым номером, но потом решил, что простому народу мой выход вряд ли придется по вкусу. Очень уж мне ее ухмылка не понравилась, когда она про испытание в Ордене говорила. Сам не знаю, что на меня нашло, дай, думаю, напугаю ее так, чтобы неповадно было надо мной потешаться. А сейчас, вечером, я еще подумал, что мне захотелось наконец избавиться от мыслей про нее, а для этого нужно было, чтобы она как-нибудь глупо или некрасиво себя повела. «И что за номер?» Я под кровать заглянул как бы без всякого смысла, и вижу – Зубля на подстилке валяется. А я забыл написать, что приучил его не дергаться, когда я его за хвост над полом поднимаю, и мертвым притворяться, пока я его за ухо не ущипну. «Ну, держись!» – думаю. Зубля, конечно, проснулся, когда я его из-под кровати вытаскивал, но виду не подал, знает, что иначе корма не получит. И только потом, гораздо позже, я опять себя на все корки изругал – а вдруг бы Маккафа и в самом деле заорала? У Зубли бы точно сердце от ужаса из пасти выпрыгнуло! Вам бы в ухо заверещали, когда вы спокойно висите вниз головой, уверенный в своей безопасности! Она вздрогнула, но промолчала, с брезгливой улыбкой глядя на моего бедного зверька. «Что это за гадость?» – спросила она. «Это мое домашнее дрессированное животное», – гордо ответил я, положил крыса на пол и «разбудил» его. Но когда он увидел Маккафу, то шмыгнул в свою нору и пропал, как я ни звал его и ни грозил расправой. И кем я стал теперь в ее глазах? Не просто каким-то недомерком, но еще и тупым идиотом и… даже не знаю, какие еще себе эпитеты подобрать, так чтобы потом их замарывать не пришлось. Она, конечно, сочувственно так улыбнулась, но я же видел, что упал в ее глазах ниже всяких пределов. Глупо все сегодня получилось, одним словом. Я даже провожать ее не пошел, сказал, что домашнее задание сегодня большое. Да она бы, наверное, сказала, что и так дойдет, и вышло бы еще глупее, чем у меня с заданием. Ну и ладно, хватит уже о ней думать.