Нострадамус. XX век: новейшая дешифровка - Неустановленный автор

В тот год революционно настроенные комитетчики мечтали о протекторате Южно-Русской республики. В предстоящих революционных событиях решающая роль по плану отводилась броненосцу «Потемкин». В назначенный день на нем должно было произойти восстание. Планировалось, что броненосец пойдет в Одессу. По тому же плану он должен был произвести артобстрел правительственных войск. Восстание в Одессе началось утром 13 июня 1905 г. В этот день во время столкновения полиции и забастовщиков около завода Гена на Пересыпи выстрелом неизвестного из толпы был убит рабочий. Весть об убийстве мгновенно разнеслась по городу. Тело убитого подняли на носилки и с пением «Варшавянки» носили по рабочим кварталам. На следующий день к полудню забастовка стала всеобщей. Владельцам магазинов, рынков и лавок велели закрываться. Тот, кто отказывался это сделать, «обрабатывался» отрядами молодых людей, которые обрезками труб и кирпичами крушили витрины и окна. Начались стычки с полицией, кое-где появлялись баррикады. В целом события стали напоминать Французскую революцию. Восставшие и полиция стояли друг против друга в готовности к схватке, но никто не решался начать первым, все ждали: полиция ждала подхода правительственных войск, восставшие – прихода броненосца «Потемкин». Первым, как и предсказал член Комитета Цукерберг, вечером 14 июня пришел «Потемкин».

Что касается истории восстания на этом броненосце, то в архиве ВМФ материалы о восстании на «Потемкине» отсутствуют. Когда и кто их оттуда изъял, нигде узнать не удалось. Теперь главный источник информации – воспоминания оставшихся в живых участников тех достопамятных событий, которые у нас начали свободно публиковать только после развала СССР. В версии восстания, воспроизведенной в известном советском фильме, настораживает тот факт, что оно началось сразу после прибытия миноносца из Одессы. Но ведь понятно, что несвежее мясо – это всего лишь повод, а никак не причина революции. Чей и какой приказ пришел на броненосец из Одессы, до сих пор неизвестно, однако одесский след в деле «Потемкина» обнаруживается. В этом я совершенно уверен и полностью разделяю выводы Шигина. Корабль пришел в Одессу за «свежим мясом», но не для еды.

Часть экипажа, матросы броненосца из числа социал-демократов, не желали восстания и делали все, чтобы его не допустить, но их фактически отстранили от влияния на развитие ситуации, и восстание произошло. Почему не хотели выступать социал-демократы? Почему они оказались в меньшинстве и были вынуждены в конце концов подчиниться обстоятельствам? Кто на них повлиял? Почему восставшие расправились со своими офицерами с такой зверской жестокостью, поубивав большую часть из них? Почему восставший «Потемкин» сразу же помчался именно в Одессу, а не в Севастополь, чтобы попытаться присоединить к себе остальной флот? С точки зрения здравого смысла поход в Одессу команде «Потемкина» ничего дать не мог, ибо броненосец по-прежнему оставался одинок перед лицом всего Черноморского флота. Необходимо учесть, что восстание на «Потемкине» началось внезапно для флотского командования; приход его в Севастополь мог сразу же присоединить к восстанию большую часть эскадры. Ответ может быть только один: Одесса-то «Потемкину» была, собственно, не нужна, зато кому-то в Одессе броненосец был очень нужен. А потому можно с большой долей уверенности предположить, что решение на поход к Одессе принималось не на палубе мятежного броненосца, там его только озвучили, а затем и исполнили. Однако даже прибытие «Потемкина» не спасло восстания в Одессе. Когда началась паника, об одиноком броненосце уже забыли. На «Потемкине» сразу упала дисциплина, начался разброд и шатание, в результате чего, поплавав по Черному морю, корабль поспешил сдаться румынским властям. Все это подтверждает факт, что все в восстании изначально ставилось на Одессу, а броненосец был лишь использованным в этом плане средством.

Владимир Шигин поведал о «легендарной личности» Шмидта. Какова была во всех этих событиях роль лейтенанта Шмидта (и какова его настоящая биография), многие интересующиеся историей узнали в 2005 г. из документального фильма, показанного на одном из центральных телеканалов. Его истинная биография принципиально важна для разбора катрена. Вот с какими странностями столкнулся В. Шигин в своих исследованиях.

Итак, «Потемкин» остановился на рейде. Когда утром 15 июня одесситы пришли в порт посмотреть на красивый броненосец, то там их ожидал страшный сюрприз: на конце Нового мола стояла палатка с телом убитого матроса. Как объяснялось, это был матрос Григорий Вакуленчук, застреленный старшим офицером броненосца «Потемкин» капитаном 2-го ранга Гилляровским в самом начале восстания. Но здесь не все так просто. Впоследствии выяснилось: настоящая фамилия матроса была не Вакуленчук, а Омельчук, что подтвердил в своем донесении о восстании на «Потемкине» командир Одесского порта генерал-майор Перелешин. И странность – не только в измененной зачем-то фамилии. В «Календаре русской революции» за 1917 г. петроградского издательства «Шиповник» относительно одесских событий написано, что во время первого столкновения с полицией был убит не один, а двое рабочих. «Один из трупов украла полиция, другой рабочие подняли на носилки и с пением „Варшавянки“ понесли по рабочим кварталам». А зачем полиции воровать труп рабочего? Что, у них других дел не было тогда? Рискнем предположить, что труп был припрятан самими организаторами восстания, и этот труп они положили в палатку на Новом молу, выдавая его за труп потемкинца. Похоже, именно поэтому и возникла весьма странная путаница с фамилией. Печать много писала о знаменитом совместном митинге матросов и рабочих у тела Вакуленчука, при этом о самих похоронах ничего толком не известно.

Остались воспоминания о них поэта А. Федорова. Во второй половине дня 15 июня, проходя по Гаванской улице, он столкнулся с весьма странной процессией, поднимавшейся из Карантинной гавани, о которой написал: «Запыленные матросы, всего человек 8-10, шли за гробом, поставленным на дроги. Некоторые матросы были одеты в матросские куртки, а один из них был в желтом замазанном дождевике. Позади этой странной процессии ехала карета, а в ней за стеклами виднелись какие-то совсем чужие этой компании физиономии и опять-таки – матросская куртка». Нетрудно догадаться, что «чужие физиономии» – это члены все того же загадочного Комитета, отвечавшие за похороны потемкин-ца. Вопрос о том, кого хоронили в тот день – рабочего или матроса, так навсегда и повис в воздухе.

Но Одессу похороны матроса уже не интересовали, поскольку в оставшемся без твердой власти городе начался грабеж. В порт и центр потянулся одесский люмпен, все ждали только ночи, чтобы начать мародерство с размахом. Потом началось массовое бегство людей из Одессы, деморализация быстро охватила людей, которые всего сутки назад ратовали на митингах за свободу. Обезумевшие от страха активисты и ораторы затаптывали слабых и стариков, сталкивали с подножек вагонов барышень и дам. Среди беженцев оказались и комитетчики, готовившие сепаратистское восстание в пользу Южно-Русской республики. Теперь, сидя в вагонах уходящих из Одессы поездов, они во все голоса сокрушались о погибших в городе ценностях и ругали правительство за то, что оно не смогло навести порядка в Одессе. Так безумное одесское отребье спасло страну, сорвав честолюбивые планы комитетчиков, мечтавших с помощью аккуратной и правильно освещенной в газетах революции создать на юге России еврейское государство.

Однако проиграно пока было еще не все дело, а лишь его первый акт. Одесский вариант не удался, но оставался еще севастопольский. Требовалось лишь сделать небольшую, в несколько месяцев передышку, чтобы осмотреться и перегруппировать силы. Учитывая менталитет Севастополя, там в качестве пружины революции был нужен непременно кадровый морской офицер, поэтому после «угнетенных рабочих Одессы» наступило время «красного лейтенанта» Шмидта.

В дни июньского восстания Шмидт мог находиться в Одессе, однако ничем проявить себя не сумел или не успел. После чего лейтенант Шмидт стремительно бросился в бега.

Как выяснилось, он похитил денежную кассу вверенного ему миноносного отряда, почти 2500 золотых рублей, и надеялся не понести за это никакой ответственности, если огонь революции охватит весь флот, как планировали его политические кураторы. Когда «революция» внезапно задохнулась, Шмидт испугался того, что после одесских событий его, как участника, могут арестовать, а за похищение кассы даже наказать серьезно. Беда была в том, что Шмидт в ходе «революции» уже успел поколесить по городам и весям от Керчи до Киева, промотав казенные деньги. Одна дама – Ида Ризберг, признает в своих воспоминаниях, что увидела «странного офицера» в Киеве и обратила на него внимание, так как он вел там себя весьма свободно. Но их романтично начавшиеся на конных скачках отношения внезапно прервались, потому что у Шмидта кончились деньги, и дама поспешила отделаться от него. В итоге для военнообязанного Шмидта тут уже пахло не психбольницей, которой он к тому времени, надо сказать, опасался, а каторгой. Лейтенанту ничего не оставалось, как сдаться властям с повинной. Версия, которую придумал Шмидт, была неубедительной: внезапно он получил письмо о семейных неурядицах своей сестры и помчался к ней поддержать в трудную минуту. Пытаясь оправдаться в отношении растраты казенных денег, Шмидт написал в своей объяснительной, что якобы «потерял казенные деньги, катаясь на велосипеде по Измаилу». (!) Ризберг в своих воспоминаниях говорит, что Шмидт выдвигал кроме этой версию о том, что его спящего обокрали в поезде, и сокрушался, что ему никто не верит. Несколько позднее, под давлением фактов, он все же сознался в дезертирстве и растрате. Шмидта снова, как много раз до этого, спас всесильный дядя. Он быстро погасил растраченную племянником сумму за счет своих личных средств. Чтобы избежать суда, Шмидта в течение нескольких дней уволили с флота, благо к этому моменту уже шли мирные переговоры с Японией.