Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания. - Гельмут Фигдор

– обещание дается не только бывшему супругу (супруге), но и детям, что связывает дополнительно;

– наконец, следует указать на то, что подобная церемония в большой степени освобождает детей от страха и действует расслабляюще, а это необыкновенно повышает шансы избежания слишком больших деструктивирующих нарушений психического равновесия у детей в эти самые тяжелые первые недели и месяцы после развода.

Конечно, одних только судебных решений или ритуалов развода недостаточно, чтобы гарантировать детям необходимые условия для их развития. Порой совместное право на воспитание и другие решения по поводу заботы о детях оспариваются перед судом. В любом случае конфликты между родителями воздействуют на ребенка очень отрицательно. В таких случаях необходима профессиональная помощь, будь то медиация, консультация или терапия. Но это возможно лишь там, где есть на то добрая воля. Любая форма принуждения в отношении консультации, как уже говорилось, вызывает всеобщий протест. Судя по всему, здесь всерьез воспринимается основное правило психотерапии: любое психотерапевтическое вмешательство бесполезно, если пациент отказывается активно работать вместе с терапевтом. Конечно, это уважение к психотерапевтическим правилам весьма отрадно. Тем не менее я не могу согласиться с этой табуизацией предписания помощи. Если бы между психотерапией и добровольностью действительно существовала неразрывная связь, то вряд ли вообще существовала детская психотерапия или терапия в клиниках, интернатах и тюрьмах. Но она существует, и довольно успешно, несмотря на все невыгодные исходные условия. Конечно, в этих условиям необходимо соответственно методически вооружиться. А это значит, что психотерапия, или консультация, должна быть продумана заранее, то есть мы уже сейчас должны работать над тем, чтобы заинтересовать пациентов или клиентов нашими предложениями. Подобные предложения часто достигают цели по той же причине, по которой нередко приводят к успеху введение совместного права на воспитание, санкционированное право на посещения или ритуал развода: большинство родителей, которые не готовы принять профессиональную помощь, в общем не настроены абсолютно против такой помощи, просто они испытывают амбивалентные желания.

Но у них мотивы против консультации перевешивают те, которые выступают за. Это могут быть: недоверие по отношению к консультанту (поможет ли он, займет ли он мою позицию); стыд и чувство вины (потому что я не могу этого сам(а)); влияние друзей, которые «не советуют»; страх перед советами, которые они не в состоянии выполнить, и многое другое. Но это еще не значит, что такие люди не испытывают беспомощности, что им не хочется найти кого-то, кто бы их понял, что их не мучает неуверенность в своих поступках по отношению к детям. Если таких родителей все же отправить на консультацию, вряд ли они станут этому сильно сопротивляться или просто высиживать свое время у консультанта, не принимая участия в работе. Скорее всего, уже во время второй или третьей встречи они с облегчением воспользуются возможностью поговорить о своих заботах и бедах. Я заявляю это на основе моего опыта работы с подобными «ловкими» клиентами, например, с молодыми людьми, которые в какой-то степени насильно отправлены к терапевту родителями, с матерями, которым воспитательница в детском саду посоветовала обратиться к психологу, и они только делают вид, что явились по собственной воле, а также с разведенными родителями, с которыми я виделся во время судебной экспертизы, когда мне удавалось превратить экспертизу в консультацию и помочь им придти к обоюдному соглашению. Во всех этих случаях речь шла о предписанном контакте, которого оказалось достаточно для начала консультации, потому что рядом со скепсисом или отказом у этих людей существует также огромная потребность в помощи.

Строго говоря, добровольная психотерапия не так уж и добровольна. Стоит только подумать о том, чего требуют от пациента ее «основные правила»: рассказывать абсолютно все, что ему приходит на ум, в том числе и весьма неприятное, и это человеку, которого ты совершенно не знаешь и который не дает тебе возможности по-настоящему с ним познакомиться, потому что на все вопросы он отвечает лишь: «Ну и что приходит вам в голову по этому поводу?». И это два, три раза в неделю. Да еще все это стоит денег! Вряд ли кто согласится на это добровольно! Человек делает это, потому что он чувствует себя плохо и – по каким бы там ни было причинам – он пришел к выводу, что ему ничего не остается, как подвергнуть себя этой процедуре. Или кто-то делает это, потому что сам хочет стать аналитиком. Высокая оценка «защиты рабочего союза» в психоаналитической технике указывает на постоянную амбивалентную позицию наших пациентов. Однако существует известная разница между толкованием сопротивления, – которым аналитик обращает внимание пациента на то, что его борьба против анализа есть борьба против собственного здоровья, – и указанием консультанта по воспитанию: «У нас обоих нет выбора, но раз вы уже здесь, то давайте посмотрим, может быть, есть что-то, что могло бы принести пользу вам (вашему ребенку)?»[148]. Я думаю вот о чем:

а) мы должны постараться создать такой взгляд на вещи, когда совместное право на воспитание, соглашения о посещениях, а также профессиональная помощь, невзирая на все неудобства и горечь, рассматривались бы как неизбежные следствия развода, от которых никуда не уйти. Известно, что при расторжении любого договора приходится платить неустойку. Условия, необходимые ребенку после развода, должны быть само собой разумеющимися. Тогда не столь легко образуются иллюзии типа: «порвать с прошлым», «иметь ребенка только для себя» или «свободен и никаких детей!». (Желание, конечно, может оставаться, но с иллюзией теперь будет покончено.) Таким образом, полная ответственности позиция Я и Сверх-Я значительно ослабит эгоцентрические силы;

б) для того чтобы достичь такого изменения сознания и вместе с этим изменить равновесие между (конкурирующими) психическими силами, мне хочется призвать тех, кто издает законы, проявить побольше мужества и использовать свой авторитет в этом вопросе. Не следует забывать также, что репрезентантом закона в каждом отдельном случае является судья. Мне вспоминается случай, когда один судья Венского суда, который на протяжении двадцати минут терпеливо выслушивал яростные заявления разводящейся родительской пары, где каждый желал получить (исключительное) право на воспитание, вдруг резко прервал обсуждение: «Так не годится! Что бы я сейчас ни решил, для вашего сына любое мое решение будет катастрофой. Вот вам номер телефона, вы пойдете туда и не забывайте, что вы двое взрослых, обладающих чувством ответственности. Итак, найдите такое решение, которое не было бы для вашего ребенка губительным. Тогда можете придти ко мне снова!». Это был мой первый случай «принудительной консультации». И дело пришло к доброму концу. Я не уверен, что этому судье закон предписал «отказ в рассмотрении дела». Но я думаю о том, как он употребил свой авторитет, чтобы вторгнуться в бессознательное родителей. Как если бы он был отцом, который призвал к порядку ссорящихся детей. И они действительно задумались над своим поведением, что и помогло им принять необходимость консультации;

в) третьим пунктом я обращаюсь к профессиональным помощникам. Консультация, которая не проводится исключительно добровольно, требует не только большой профессиональной компетентности, – поскольку методический инструментарий должен быть расширен и разработан для каждого отдельного случая, – она требует также готовности распрощаться – минимум частично – с приятнейшей частью своего профессионального самовосприятия: консультант привык быть желанной и необходимой персоной для клиента, но в этом случае все далеко не так. Итак, он должен быть готов покинуть «насиженное гнездо», в котором он чувствует себя любимым и нужным.

5.4. Заключительные замечания

Важность вопроса совместного права на воспитание в общей концепции проблематики развода

Как уже говорилось, при совместном праве на воспитание в качестве закона речь идет о создании условий для сохранения и продолжения добрых отношений ребенка с обоими родителями. Я попытался показать, что эти условия – по причине их нормативной функции – могут представлять собой мероприятие, способное оказать благотворное психологическое воздействие на родителей и на ребенка. Однако не следует переоценивать такое изменение закона и считать, что оно уже само по себе может решить большую часть проблем.